Потом она освободила руку и снова повернулась к Велманну:
— Wenn Sie Fragen zu der Übersetzung haben, Herr Direktor..?
— Думаю, что нет, — сказал он. — И возможно, очень скоро вы с Томасом будете работать вместе.
Неужели — или мне это только показалось? — я различил еле уловимую улыбку на ее лице? Как бы то ни было, она быстро замаскировала ее и ответила герру директору коротким кивком.
— Я с нетерпением этого жду, — сказал я.
— Ja, — произнесла она. И, не посмотрев в мою сторону, направилась к выходу.
Когда за ней закрылась дверь, все, о чем я подумал, уместилось в нескольких словах: жизнь, как я ее понимаю, только что стала другой. [45]
Жизнь, как я ее понимаю, только что стала другой.
Я записал эту строчку в свой блокнот в тот же вечер, когда, потягивая пиво у себя на кухне, вдохновенно описывал последние события. Проснувшись поздним утром, я перечитал строчку еще раз, и моей первой мыслью было: не выдумывай, это был всего лишь мимолетный взгляд.
Пока я убеждал себя в этом, заваривая кофе, другой настойчивый голос возражал: тогда почему ты вновь и вновь прокручиваешь в голове ту первую встречу, каждое ее мгновение? Почему ты не можешь стереть из памяти это лицо?
После того как Петра вышла из кабинета, Велманн снова стал сама деловитость, и я решил, что он либо не заметил того, что произошло между нами, либо предпочел не комментировать, а может, все гораздо проще, и это у меня разыгралось воображение. Сняв телефонную трубку, он пригласил в свой кабинет Павла Андреевски. Пока мы его ждали, Велманн сообщил, что еще до встречи со мной подверг мою кандидатуру дополнительной проверке службой безопасности.
— Я не обязан информировать тебя об этом, но предпочитаю максимальную прозрачность в таких вопросах. Уверен, тебе известно, что попасть на работу к нам, даже фрилансером, можно только с одобрения наших «старших друзей». Если тебе доведется познакомиться с кем-то из сотрудников, связанных с Информационным агентством США, помни, что ты имеешь дело с секретными агентами. Почему я говорю об этом? Просто раз уж ты решил работать с нами, то должен знать все особенности здешней «кухни».
Раздался стук в дверь. Заглянула фрау Орфф и доложила, что прибыл герр Андреевски. Велманн попросил впустить его.
В дверях нарисовался Павел Андреевски. Это был высоченный худой мужчина с густой черной шевелюрой, в квадратных очках с дымчатыми стеклами. Он был в черных джинсах и черной водолазке, в руке у него дымилась сигарета. Я заметил, что он окинул меня снисходительно-ироничным взглядом.
— Вызывали, герр директор? — спросил он с язвительным нажимом на «герр директор» (в отличие от Петры, которая произносила этот титул уважительно).
— Познакомься с Томасом Несбиттом. Я потом передам тебе его книгу о Египте. Очень достойная. Здесь, в Берлине, он пишет новую книгу… кстати, о чем именно, Томас?
— Наверное, о Берлине.
— Ты хочешь сказать, что еще не знаешь, о чем будешь писать? — спросил меня Павел.
— Я никогда неуверен в таких вещах, пока не отбуду срок.
— «Отбуду срок», — повторил за мной Павел. — Прямо как в тюрьме.
— Это твой взгляд на Берлин?
— Я лишь повторяю твои слова.
— А мне кажется, что ты неправильно интерпретируешь мои слова.
— Сколько книг ты написал?
— Пока одну.
— Выходит, ты еще новичок.
— Прошу прощения?
— Одна изданная книга вряд ли дает право называться писателем.
— Ты всегда играешь в агента-провокатора?
— Это моя любимая роль, — ответил Павел с улыбкой.
Тут вмешался герр Велманн:
— Итак, поскольку я назначаю тебя режиссером первого эссе Томаса для нашей радиостанции, надеюсь, ты проявишь профессионализм и дружелюбие. А сейчас, Павел, я хочу, чтобы ты ввел Томаса в курс дела и познакомил с коллективом.
— Как скажете, герр директор.
— Когда ты перестанешь ёрничать, Павел, мир станет куда приятнее. Я поручил Томасу написать для нас эссе о своем первом дне в Восточном Берлине.
— Назовем его «Моя встреча с коммунизмом»? — спросил Павел.
— Блестящее название, — сказал я. — Твоей фантазии можно позавидовать.
— Я уже чувствую, что ваш союз сродни браку, заключенному на Небесах, — сказал Велманн.
— Нет, в Веддинге, — скаламбурил Павел.
— А теперь оба убирайтесь к чертовой матери и оставьте меня в покое. Томас, добро пожаловать в команду. Не позволяй Павлу лепить из тебя мальчика для битья.
— У меня и в мыслях такого не было, — сказал Павел. — Что ж, неофит, пойдем, покажу тебе наше хозяйство.
Когда мы вышли из кабинета, фрау Орфф, с планшеткой в руках, остановила меня:
— Ваш контракт, герр Несбитт.
Мне очень хотелось спросить, откуда ей известно, о чем мы договорились с герром Велманном. Но Павел опередил меня:
— Опять подслушивала под дверью, фрау Штази?
К чести фрау Орфф, она лишь пожала плечами и ухмыльнулась:
— А ты — пример величайшего оксюморона: поляк-комик.
— Всегда знал, что у тебя начисто отсутствует чувство юмора.
Я взял планшетку из рук фрау Орфф, просмотрел пункты контракта о зарплате, сроках сдачи материала и авторском праве, после чего подписал документ.
— Ты очень доверчивый парень, если подписываешь бумаги из рук этой женщины.
— Сожалею, герр Несбитт, что вас прикрепили к этому «джентльмену», который не имеет даже смутного представления о хороших манерах.
— Ты все еще не можешь забыть меня? — спросил Павел подчеркнуто сухо.
Фрау Орфф покачала головой и, похоже, едва сдержалась, чтобы не рассмеяться:
— Давайте уточним, герр Андреевски. Я никогда не спала с вами.
— Вы уверены?
— Хорошего дня, герр Несбитт, — сказала она, забирая у меня планшетку.
Как только мы вышли за дверь, Павел сказал:
— Даже если ее будет допрашивать Штази, она никогда не признается, что спала со мной.
— Похоже, она хочет любой ценой забыть этот опыт.
— У нее муж — серьезный фашист, поэтому она боится ляпнуть лишнего.
— «Серьезный фашист» — это как? — спросил я.
— Христианский демократ, важная «шишка» в концерне «Крупе» и поразительно похож на Вотана[46].
— Судя по всему, ты наводил о нем справки.
— Он приходил к нам на рождественскую вечеринку в прошлом году. Меня так и подмывало подойти к нему и сказать, что его жена здорово работает в постели. Но у таких серьезных ребят, какой, всегда под рукой парочка киллеров. Так что…
В этом отрывистом монологе, как я узнал позже, был весь Павел. Он всегда говорил тихо и будто бы с оглядкой. Даже когда он злился на весь мир, что бывало часто, ему удавалось сохранять внешнее спокойствие. Мне предстояло узнать и то, что, как многие другие старожилы «Радио „Свобода“», он был одержим идеей всеобщего заговора против него и опасался покушения.
— А вот женщина, от которой следует держаться подальше, — прошептал он, когда мы вошли в главный офис, примыкающий к студии.
Быстрым кивком он указал на довольно грузную женщину лет за сорок, жгучую брюнетку с ярко накрашенными губами и пальцами, сплошь унизанными золотыми кольцами. Одетая в некое подобие кафтана, она курила сигарету в пластиковом золотистом мундштуке и своим видом напоминала торговку на базаре. Она встретила Павла презрительной ухмылкой.
— Привет, красавчик, — бросила она Андреевски, когда мы подошли ближе (ее немецкий звучал с сильным акцентом).
— Сорайя, всегда рад тебя видеть.
— Ты, как обычно, неисправимый врун.
— Познакомься с нашим новым автором. Герр Несбитт.
— Он твой друг?
— Это так важно?
— Если он твой друг, я его знать не желаю.
— Я знаком с Павлом не более двух минут, — уточнил я.
— Я бы на твоем месте завязала с этим знакомством сейчас же.
— Это проблематично, поскольку герр директор назначил меня его режиссером.
— Мои соболезнования, — сказала она мне.
Когда мы двинулись дальше, я заметил Павлу:
— Еще одна твоя фанатка? Только не говори мне, что ты и с ней спал.
— Это было бы преступлением против вкуса. Думаю, тебя не удивит, если ты узнаешь, что она турчанка, а ее муж — болгарский карлик, который когда-то служил в тайной полиции.
— А сейчас он…
— Занимается бизнесом. Сдает в аренду передвижные туалеты для стройплощадок. Уверен, что все это только ширма.
— А на самом деле?
Павел красноречиво пожал плечами, намекая на широкий спектр конспиративной деятельности.
— Сорайя контролирует сектор вещания на Средний Восток. Говорит на арабском, немецком и турецком. В прошлом году, по слухам, спала с эфиопским дипломатом…
