— Раньше, до войны, в Коломбо отмечали все возможные праздники: индуистские, буддистские, мусульманские и христианские. В эти дни мы не ходили в школу и устраивали на улице фейерверк.
— Здорово! — воскликнула Андреа. — Ты думаешь, когда-нибудь снова так будет?
Мараван задумался.
— Нет, — ответил он после долгой паузы. — То, что было, никогда не повторяется.
Андреа замолчала.
— Это правда, — кивнула она наконец, — но иногда бывает лучше.
— Со мной такого не случалось, — возразил Мараван.
— Разве сейчас не лучше, чем в «Хувилере»?
Тамилец пожал плечами:
— Работа — да. Но забот стало больше.
И он рассказал Андреа обо всём, что произошло с его любимым племянником Улагу.
— Неужели ничего нельзя сделать? — спросила Андреа, выслушав тамильца.
— Я пытаюсь, — пожал плечами тот. — Но поможет ли…
Они снова замолчали.
— А почему ты не женат? — спросила наконец Андреа.
Мараван засмеялся и многозначительно посмотрел на неё.
Андреа поняла намёк.
— Нет, нет, — замахала она руками. — Выброси это из головы, Мараван. Я не свободна.
— Ты ждёшь ту, которая спит с мужчинами, — заметил Мараван.
— Да, но за деньги.
— Это ещё хуже.
Андреа разозлилась.
— Ты тоже делаешь за деньги кое-что, чем не стал бы заниматься задаром.
Мараван сделал неопределённое движение головой.
— И что это значит? — не поняла Андреа. — «Да» или «нет»?
— Говорить «нет» у нас считается невежливо.
— Должно быть, девушкам у вас живётся несладко, — засмеялась Андреа. — Тем не менее у тебя нет даже подруги.
Однако тамилец оставался серьёзным.
— У нас есть родители, — ответил он, — которые решают, с кем тебе жить.
— И это в двадцать первом веке! — удивилась Андреа. — Ты шутишь!
Мараван пожал плечами.
— Как вы с этим миритесь? — спросила девушка.
— Во всяком случае, это неплохо работает, — ответил Мараван.
Андреа недоверчиво покачала головой.
— И почему они до сих пор никого тебе не нашли?
— У меня нет здесь ни родителей, ни семьи, — ответил тамилец. — Никого, кто бы мог подтвердить, что я не женат, не имею незаконных детей, не веду развратный образ жизни и принадлежу к нужной касте.
— Я думала, касты давно отменены, — удивилась Андреа.
— Это правда, — кивнул Мараван, — но я должен принадлежать к нужной отменённой касте.
— И к какой же ты принадлежишь? — поинтересовалась она.
— Об этом не принято спрашивать.
— Как же тогда узнать?
— Нужно узнавать через других.
Андреа засмеялась и сменила тему.
— Может, пройдёмся, посмотрим фейерверк, — предложила она.
Мараван покачал головой:
— Я боюсь взрывов.
За окном снова пошёл снег. Ракеты сгорали и взрывались, вспыхивая разноцветными искрами за завесой хлопьев и окрашивая их то в зелёный, то в красный, то в жёлтый цвет.
Город колокольным звоном встречал наступление нового года, о котором никто ничего не знал, кроме того, что он на одну секунду длиннее уходящего.
Дальманн отмечал Новый год в одном из отелей, в компании Шайбена, инвестора из Северной Германии, вокруг которого так и цокали шпильки, мелькали декольте и мини-юбки.
— Что за мода! — возмущался Шайбен. — И как здесь узнать проститутку?
— Ищите женщину, которая меньше всего похожа на шлюху, — ответил Дальманн.
Уже скоро Андреа увидела Шеффера снова. Они накрывали стол для ужина на четырёх человек. Скоро ожидались гости. Андреа хотела зажечь свечи и тут обнаружила, что в её зажигалке кончился газ, а коробок спичек, отложенный ею на этот случай, исчез.
Газовой плиты на кухне не было. Андреа посмотрела в выдвижных ящиках, обшарила другие комнаты, однако ничего подходящего не обнаружила.
— Я сбегаю в бар напротив, — сказала она Маравану.
Накинув поверх сари пальто, девушка спустилась на лифте, пересекла улицу и попросила у бармена коробок спичек. Выходя из бара, она увидела двоих мужчин, приближающихся к её дому. На пятнадцать минут раньше срока! Андреа поторопилась и нырнула в подъезд, опередив их. Лифт всё ещё стоял внизу. Она поднялась в свою квартиру, бросила пальто на стул в кухне, велела Маравану впустить гостей, а сама занялась свечами.
Одного из вошедших Андреа узнала сразу: Шеффер, мальчик на побегушках у Дальманна. Лицо второго тоже показалось ей знакомым. Она поняла, откуда, когда он приветствовал её с сильным голландским акцентом. Из «Хувилера»! Этот господин приходил туда с Дальманном. Шеффер всего лишь показал ему дорогу, оставаться на ужин он не собирался.
Удостоверившись, что он явился первым, голландец осмотрел комнату, восхищённо присвистнув, и решил подождать своего товарища в гостиной.
Тот прибыл почти одновременно с дамами. Полноватый мужчина чуть за сорок. Волосы стрижены «ёжиком», брюки тёмно-синего делового костюма как будто коротковаты. Гость выглядел немного смущённым. Андреа вспомнила, что его она тоже видела в «Хувилере».
— Я сгораю от нетерпения, — несколько раз повторил он.
Совсем как Эстер Дюбуа когда-то.
Штаффель мог бы легко отказаться от ужина и жалел, что не сделал этого. Сейчас ему вспомнилось, как в пятнадцать лет он взял в рот свою первую сигарету. Родители обещали Штаффелю десять тысяч франков, если он не начнёт курить до двадцати лет. До сих пор он был уверен, что именно это соглашение и стало причиной его слабости. Хотя родители так ничего и не узнали, ни в тот раз, ни в последующие. А десять тысяч франков он выгодно вложил в аппаратное и программное обеспечение, когда учился на инженера.
Помнил он и другой случай, лет восемь назад в Денвере. Тогда, чтобы не прослыть ханжой, он отправился в ночной клуб с танцами на столах. Должно быть, Штаффель выпил там слишком много, потому что на следующее утро проснулся в пять в своём номере, рядом с крашеной блондинкой, от запаха духов которой ему удалось избавиться лишь с помощью химчистки.
И это приключение не имело последствий: Беатрис так ничего и не узнала.
На этот раз Штаффель тоже позаботился о том, чтобы всё прошло гладко.
Уже при второй встрече в «Хувилере» Дальманн рассказал ему, что его друг Гендерен сейчас как раз находится в Швейцарии и хотел бы познакомиться со Штаффелем. Разумеется, Штаффель знал, кто такой Гендерен. Второе лицо в «Хоогтеко» — крупнейшей фирме в области возобновляемых источников энергии. И Штаффель решил, что неформальная встреча с этим голландским конкурентом ему не помешает.
Он пригласил Гендерена в свой роскошный дом с видом на озеро, где они выпили по рюмке и прониклись друг к другу симпатией. А назавтра договорились поужинать вместе.
Следующий вечер Гендерен и Штаффель провели в японском ресторане. Они много смеялись и ни слова не говорили о делах. Гендерен имел неисчерпаемый запас таких шуток, какие прежде Штаффелю приходилось слышать разве что от своего старого армейского приятеля Хофера. Час от часу анекдоты становились всё похабнее, пока наконец ван Гендерен не перешёл к рассказу о некоем поваре, который готовит «острую во всех отношениях» еду.
Но сейчас, когда симпатичная индианка — или кто там она? — подала им шампанское, прекрасно изъясняясь на швейцарском диалекте, Штаффелю стало немного не по себе, хотя по телу и пробежала приятная дрожь.
В конце концов, он мог прервать этот ужин в любое время, пока ещё ничего не произошло.
То, что Македа была и на этот раз, Андреа не удивило: эфиопка её предупреждала. Так подруги договорились после небольшой размолвки, которая вышла у них на новогодние праздники.
— Пожалуйста, кончай с этим, — потребовала от подруги Андреа, — моих денег хватит на двоих.
На Македу напал истерический хохот.
— Я не ослышалась? — сквозь слёзы переспросила она, когда приступ утих.
— Что с тобой? — обиделась Андреа.
— Мне смешно слышать это от тебя, — не унималась Македа. — Обычно так говорят мужчины: я спасу тебя, переезжай ко мне, будешь готовить мне еду и стирать носки. Надеюсь, ты шутишь?
— Я серьёзно, — ответила Андреа.
— Ты достаточно зарабатываешь на двоих? — усмехнулась Македа. — А как быть с теми четырнадцатью, что остались в Аддис-Абебе, моей семьёй?
Тему закрыли, однако с тех пор Андреа каждый раз спрашивала Македу, где она сегодня работает. Андреа поняла, что ей лучше обо всём знать наперёд. Так ей было проще смотреть на ситуацию с профессиональной точки зрения.
Однако с «Пищей любви» всё усложнялось. Андреа не понаслышке знала, какими чувственными делает людей эта еда. Хотя о своём личном опыте подруге никогда не рассказывала, какими бы доверительными ни были их отношения.
