– Итак, вы предлагаете, чтобы я отдал вам, мягко говоря, немаленькую сумму за то, что вы отведёте меня непонятно куда. И где-то там я сам, может быть, смогу помочь своей дочери, ну если, конечно, меня не убьют. Как, по-вашему, что я должен ответить?
– По-моему, вы должны согласиться. Потому что, другого шанса у вашей дочери нет, – теперь уже Иван смотрел на собеседника с неприкрытой агрессией.
Принимая вызов, Милавин не отвёл глаз, хоть это и оказалось чертовски тяжело.
– Саша, – произнёс он.
– Что?
– Мою дочь зовут Саша. Вам бы следовало поинтересоваться её именем.
– Мне всё равно как её зовут, – ответил Иван, но всё-таки опустил взгляд куда-то в глубину бокала, который всё ещё держал в руке.
– Я не верю вам, Иван, – Милавин решил положить конец этому затянувшемуся фарсу. – Вы сказали, что уже трижды водили людей на эту вашу Изнанку, но меня вы совершенно не убедили. Я думаю, что и этих троих вы выдумали, поскольку согласиться на ваши условия может только полный идиот. Я не собираюсь иметь с вами дела.
Иван поставил бокал на стол, прошёлся пальцами по шраму и снова упёр взгляд в пепельницу с уже почти истлевшей сигаретой. А когда заговорил, то голос его звучал холодно и очень уверенно. Похоже, в ситуации на гране конфликта этот человек чувствовал себя намного уютнее, чем во время деловых переговоров.
– Вы правы, Андрей. Мои условия ничего вам не гарантируют, а убеждать и уговаривать я не умею. Но я точно знаю, что могу помочь вам вернуть дочь… Сашу… Вы её любите, я это понял и не оставил вам выбора. Вы согласитесь на мои условия. Может быть не сегодня, не завтра, но согласитесь – это абсолютно точно.
– С чего же такая уверенность? – с усмешкой прищурился Милавин.
Иван удостоил собеседника лишь коротким взглядом и вернулся к наблюдению за струйкой табачного дыма.
– Сигарета?
– Я могу помочь, Андрей. И сделал так, чтобы вы обязательно согласились, – в этих словах звучала такая уверенность, что Андрей ни на секунду не усомнился в их правдивости. Он медленно выдохнул воздух через нос, пытаясь сбить вскипающую злость, а потом подался вперёд.
– Это что наркотик?
– Вроде того, – кивнул Иван.
Будничное спокойствие собеседника окончательно вывело Милавина из себя.
– Сукин сын! – керамическая пепельница с остатками сигареты – или совсем не сигареты! – оказалась отброшена в сторону, ударилась о ножку соседнего стола и звонко покатилась по каменным плитам пола. Андрей вскочил, перегнулся через стол и сгрёб Ивана за ворот. Не встретив никакого сопротивления, Милавин замахнулся правой рукой для хорошего удара. И тут он как на стену наткнулся на взгляд серых глаз собеседника…
На звон посуды из кухни вынырнул молодой официант, а у выхода подскочил с кресла бритоголовый охранник в чёрной униформе.
– Ублюдок, – после продолжительной паузы выдохнул Андрей и разжал кулак, так и не ударив, – Не смей даже близко подходить ко мне и моей семье.
Он отпустил Ивана, одёрнул пиджак и, не оборачиваясь, зашагал к выходу. Охранник не стал ему препятствовать, только проводил недобрым взглядом. Подъём в несколько ступенек – и вот Андрей вырвался из полуподвала в тихий московский дворик. Остановился, торопливо и жадно набрал полную грудь свежего весеннего воздуха, выдохнул и нервно усмехнулся. Сейчас вся эта история с полоумным шрамированным громилой и его колдовской сигаретой уже начинала выглядеть забавно. А ещё смешнее Милавину показалась его собственная чересчур нервная реакция на всё случившееся.
«Пора завязывать с этими целителями, всё равно от них никакого толку», – Андрей сел в машину, но прежде чем завести двигатель достал из кармана мобильник и, нажав несколько кнопок, удалил номер Ивана из памяти телефона.
* * *
Первый раз шальная мысль «А может всё-таки стоило согласиться…» посетила его вечером того же дня. Вернувшись домой, Андрей открыл дверь своим ключом и переступил порог. В квартире было очень тихо, как будто жена с дочкой куда-то вышли и дома никого нет, хотя он точно знал, что это не так. Ольга уже давно не выходила в коридор встречать мужа после работы, а сегодня не было даже тревожного вопроса «Андрюш, это ты?» откуда-нибудь из глубины квартиры. Только тишина. Милавин нарочито громко захлопнул входную дверь. Из кухни послышался стук ложки о край алюминиевой кастрюли, но этим всё ограничилось.
Он устало опустился на мягкий табурет, напротив – в большом зеркале, встроенном в дверцу стенного шкафа – отразился мужчина лет двадцати пяти. Хотя на самом деле, ему уже было за тридцать. Крепкое, что называется, атлетическое телосложение – в молодости Милавин регулярно посещал качалку и занимался боксом – плохо сочеталось с утончёнными, юношескими чертами лица. Если судить по лицу, то этот черноволосый парень с голубыми глазами и пушистыми ресницами, которым всегда так завидовала Ольга, лишь недавно получил диплом о высшем образовании. Одно время, чтобы выглядеть постарше, Андрей даже пытался отпустить бороду. Правда, тут ему не повезло, растительность на лице оказалось жиденькой и росла клочками. Пришлось всё сбрить и смириться с тем, что окружающие поначалу принимают тебя за юнца, едва окончившего институт.
Он снял туфли, сунул ноги в домашние тапочки и прошёл на кухню. Остановился в дверях, прислонившись плечом к косяку. Ольга стояла к нему спиной, что-то помешивая в кастрюльке на плите. На ней был тёмно-синий спортивный костюм с белоснежными полосками по бокам, два года назад она ходила в нём на занятия по степ-аэробике, а теперь приспособила под домашнее. Длинные чуть волнистые светло каштановые волосы она завязала в узел на затылке, открыв тонкую изящную шею.
– Привет, – сказал Андрей, так и не дождавшись никакой реакции на своё появление.
Она оглянулась. Большие карие очень усталые глаза смотрели на него как на постороннего человека без всякого намёка на теплоту и симпатию.
– Привет, – голос был под стать взгляду, тихий и бездушный.
Милавин замешкался, сперва он хотел обнять жену и сказать что-нибудь хорошее, может быть даже поцеловать, но сейчас понял, что не сможет этого сделать.
– Как прошёл день?
Ольга чуть приоткрыла рот, но ответила только через секунду, причём Андрею показалось, что сказала она совсем не то, что хотела.
– Так же, как вчера.
– Ясно. Что на ужин?
– Пюре с котлетами.
– Отлично. Накрывай на стол, я сейчас переоденусь.
Он прошёл в гостиную, здесь возле одной из стен между книжными полками и креслом стояла Сашина кровать. Почти год назад, когда дочь уже совсем перестала вставать, Ольга попросила мужа перенести её из детской в гостиную, где спали сами супруги. Так девочка была постоянно у них на глазах, и они всегда могли помочь ей, если бы она попросила. Вот только Сашка уже давно ничего не просила.
Андрей присел к ней на кровать. Провёл пальцами по щеке девочки, пригладил и без того аккуратно уложенные пряди волос. Голубые глаза, которые сейчас уставились в потолок, Сашенька унаследовала от него, а вот всем остальным пошла в мать. Те же каштановые, чуть вьющиеся волосы, высокие скулы, курносый нос, полные губы и стройная шея.
– Здравствуй, Солнышко. Как ты тут? – он знал, что девочка не ответит ему, но упрямо продолжал задавать этот вопрос каждый вечер.
Было время, когда он просиживал рядом с ней ночи напролёт, пытаясь достучаться. Сейчас перестал. Мысленно Андрей сравнивал эти ночные бдения с тем, как в детстве чесал места комариных укусов на руках и ногах. Пока чешешь, мерзкий зуд вроде бы стихает и становится чуть легче, однако после этого крошечные красные волдыри оборачиваются огромными незаживающими ссадинами.
Милавин поправил дочери одеяло и пошёл переодеваться. Но перед тем, как выйти из гостиной, взял со столика пульт и включил телевизор, что бы хоть как-то развеять душную тишину.
Когда он вернулся, Ольга уже накрыла ему на журнальном столике. Андрей любил ужинать перед телевизором, а не в пустой кухне.
– А ты что, не будешь? – Милавин обратил внимание, что на столе всего одна тарелка.
– Я попозже. Хочу Сашеньку сперва покормить, – ответила жена, снова исчезая на кухне.
– Корми. Я тебя подожду.
– Не надо. Ешь, а то остынет, – Оля вошла в комнату с тарелкой манной каши.
– Я подожду, – упрямо повторил Андрей. Она не стала с ним спорить.
Сашенька ела плохо. Ольге приходилось чуть ли не насильно впихивать в неё каждую ложку.
– Ну что же ты? Давай, давай. Что, горячо? Да нет, я всё остудила. Давай-давай, – приговаривала, едва не умоляла мать.
Девочка часто давилась и тогда под хриплый кашель потоки жидкой манной каши выползали изо рта ей на грудь укрытую салфеткой. Ольга бережно собирала всё это обратно в ложку и продолжала кормить дочь.
«А ведь дальше будет только хуже», – подумал Андрей. – «И я не знаю, как помочь ей. Никто не знает. А он говорил, что сможет…».
