Васек — озорной, разбитной мальчишка, он мой сосед по демократической третьей полке. Стройненький, легкий, голосистый, любит стихи, обожает залезть под потолок и петь длинные песни. Васек ничего не боится в жизни, кроме милиционеров. Дома осталась только глухая бабка, которой он «мешал жить»; он поехал в Сибирь не за деньгами, не за теплым местом, не за славой, а просто из одного желания увидеть разные земли.
У него и вещей с собой нет никаких: пиджак да торбочка с сухарями. Как воробышек вышел на станции, купил стакан голубики или орехов, поклевал — и сыт. Васек — великий фантазер. Услышал от соседа-солдата, что в Могилеве, где служил тот, «жизнь — чистый рай: два рубля метр колбасы», это ему понравилось, и он выдумал целую сказочную страну:
— Толь, а Толь! И там, в этой стране, стоит дерево, и на нем растут пирожные. Сверху свежие, бисквитные, аж теплые… а внизу уже сухие, наполеоны. Скажи, здорово?
— Спи, чертенок!
— А в дерево воткнута палка, на ней сидит попугай и читает стихи Долматовского. А мы лопаем пирожные и говорим ему: «Попка дурак!»
Васек не имеет секретов; жизнь его на виду, и весь вагон знает, что у него всех капиталов семьдесят рублей, а бабка не злая, но только день и ночь ругается и задумала выходить замуж. Все к нему относятся ласково, учат уму-разуму и подкармливают. Васек одинаково приветливо принимает и поучения и кусок булки с маслом. На третьей полке он блаженствует; тут его царство: он может крутить вентиляторы и вообще самостоятельно жить.
Иван Бугай. В общих комбинированных вагонах, как известно, нижние полки «сидячие», а средние плацкартные. За одну плацкарту доплатил из своих денег Бугай.
У него болят зубы. Ехал из колхоза на машине, надуло флюс, и разнесло правую щеку так, что жутко смотреть. Иван Бугай — под стать фамилии — громадный, медлительный и тугодум. Полка под ним потрескивает, и тогда сидеть под ней становится неуютно.
Как запасливый путешественник, Бугай взял с собой в дорогу просторный лохматый кожух. На этом универсальном кожухе, зарывшись в шерсть, он спит, им же укрывается, рукав подстилает под голову, а другим, предварительно вывернув его, закутывает флюс.
Иван Бугай — спокойный, идейный и обстоятельный человек. Он закончил в сельской школе девять классов, прочитал о стройках в Сибири, махнул рукой на причитания и уговоры матери с тетками, завербовался и со скандалом покинул дом. Он работал в колхозной кузнице, заработал деньжат и поэтому позволяет себе роскошь: ходит в вагон-ресторан, сидит там, пьет пиво.
В первый же день у Ивана сперли часы. Часы были старые, на потрепанном широком ремне. Бугай проснулся утром, провел рукой по глазам и увидел, что из ремня торчат только обрезанные хвостики. Бугай бросил ремешок в окно, почесался и успокоился. Только на запястье осталась белая, незагоревшая полоска.
Есть у Бугая зеленый фанерный чемодан с тяжелым висячим замком. Крышка изнутри оклеена цветными фотографиями тяжелоатлетов, аккуратно вырезанными из «Огонька», а сам чемодан набит пищей — как физической, так и духовной: караваями, помидорами и учебниками для десятого класса. Бугай постановил закончить десятилетку в Сибири, в вечерней школе.
Он может восхищенно приводить разные крупные цифры, выражающие успехи народного хозяйства, но не находит терпеливых слушателей.
Тогда он достает из чемодана и раскладывает по столу помидоры, приглашает Васька и, раскрыв «Экономическую географию СССР», обстоятельно рассказывает ему о том, что мощность Иркутской ГЭС — 600 тысяч киловатт, а Братской ГЭС — 3 миллиона 200 тысяч киловатт. Васек ест помидоры и охотно слушает.
Григорий. Второе спальное место в нашем купе занимал солдат. Он сошел в Кирове, и полку тотчас же захватил Гришка. Он все время сидит там и дрожит, как бы проводник не вспомнил, что место свободно, и не согнал его.
Гришка — жадюга и кулак. У него рябое пугливое лицо и узловатые, загребущие руки. Он немедленно загромоздил полку узелками, чемоданами, рассовал все под голову и бока, чтобы не украли, и сам едва помещается среди своего добра.
Меньше всего Григория интересует, какова мощность станций на Ангаре. Он жадно слушает рассказы о невероятных заработках на стройках и ночью, когда все спят, пересчитывает выданный ему аванс. Мне это видно сверху. У него в брюках болтается на веревочке мешочек для денег. Он тоже имеет часы — серебряные, карманные, на массивной цепочке — и десять раз за ночь ощупывает их.
Он ничего не покупает на станциях, даже не выходит: сторожит свое барахло. А нам это на руку: мы спокойно уходим гулять, поручив ему отстаивать грудью купе от новых постояльцев. Гришка действительно готов лечь костьми, клянется, что здесь едет бандитская шайка, и так пугает пассажиров, что полвагона уже со страхом косится на нас.
Когда мы садимся есть, Григорий отодвигается в сторону и делает вид, что ему не хочется. Мы зовем его; он отнекивается, потом нехотя присаживается. Но так как он вечно голодный, то начинает хватать куски, как волк. Своего он никогда не кладет. Бугай демонстративно валит свои караваи и презрительно сопит, а Васек давится от хохота и закрывается газетой.
У Гришки остались дома отец с мачехой и пятеро братьев и сестер. О мачехе он отзывается хорошо: хозяйственная. И отец — хозяин. Живут ничего. Но хозяйство-то отцово, не Гришкино. А Гришке скоро жениться пора. Говорят, в Сибири прилично зарабатывают. Ихние, верхнечарские, записывались, ну и Григорий записался.
Толстый Лешка. Под «Гришкиной плацкартой» на нижней полке барином развалился Лешка. Собственно, ему все равно, где ехать и на чем спать. Будь тут гора чемоданов или поленница дров, он и на них устроился бы с таким же комфортом. Он толстый, ему мягко и без постели.
Лешкино лицо круглое, пухлое, всегда сияет, как солнышко. Он рыжеватый, добродушный и флегматичный. Сидит себе развалясь, смотрит на всех и улыбается. Он любит играть в шашки, и на этот случай у него имеются в кармане разграфленный лист и двадцать четыре пуговицы.
Вообще карманы у него замечательные: в них помещаются стаканы, пепельница, консервный ключ, кашне, серия гвоздей разных калибров. Это у него оказались и карты, но играет он не ради победы, а ради самого процесса игры. Он с удовольствием и бьет и тянет, но больше всего ему нравится жульничать. Побьет козыря простой картой и улыбается: заметили или нет? Время от времени Григорий, выйдя из себя, набрасывается, как петух, на него, обыскивает и вытаскивает откуда-нибудь из-под Лешки парочку припрятанных «на погоны» шестерок. Леша не обижается — наоборот, очень доволен.
И мы ахнули, вдруг узнав, что наш Лешка отсидел уже в заключении шесть месяцев за драку. Застенчиво улыбаясь, Леша рассказал, как однажды по пьянке кого-то сильно избил и был судим. Теперь в деревне ему не дают проходу, и он поехал в иные края.
Есть у него отец, есть и мать. Одет он почти щегольски: в кожаную хрустящую куртку, хромовые сапоги. Только багажа нет вовсе, если не считать того, что в карманах.
Впрочем, багажом он обзаводился в пути. На второй день мы ходили обедать в вагон-ресторан. Леша воротился оттуда вместе со всеми и скромно улегся на свое место. Но что-то ему мешало — он крутился, крутился, вздыхал. Потом встал, покопался в карманах и вытащил оттуда три стакана, три ложки и вилку. Васек покатился со смеху. Григорий, как клушка, замахал руками и бросился прятать это «добро». Бугай засопел, молча отобрал, отнес в ресторан и тихонько подсунул на стол. Леша поулыбался, ничуть не обиделся и спокойно уснул. Вечером он принес два стакана с подстаканниками.
Они, собственно говоря, ему не нужны. Просто ему жаль было, что такие хорошие вещи остаются на столе без присмотра. Пепельница, которую он вытащил из кармана, была керамическая, а в ресторане стеклянные, — он ее где-то прихватил раньше. Сначала мы бранились, стыдили его, относили стаканы обратно, потом обозлились и плюнули. Так у нас накопилась дюжина стаканов и связка вилок. Леша аккуратно завязал их в носовой платок с очевидным намерением прихватить с собой на новоселье.
Гришка долго и подозрительно наблюдал за ним и наконец убежденно высказал свое мнение:
— Ага, врешь ты! Рассказывай — «за драку сидел»! Вор ты, вот чего. И еще сто раз в лагере будешь сидеть, да!
— А! Там тоже люди, — лениво возразил Лешка.
Дмитрий Стрепетов — шестой наш спутник, самый взрослый и серьезный. Он высокий, с резкими рублеными чертами лица, упрямыми черными волосами и упрямым волевым ртом. Он рабочий из Орла, но родина его — Новосибирск, и родители до сих пор там живут. Имеет двадцать два года, семь классов и три специальности: шофер, тракторист и помощник машиниста паровоза. Вот специальности! Как мы все завидовали, когда он вытащил бумажник и показал свои удостоверения и права! Вот кто всюду нужен и всюду найдет себе место!
