Не везде Рутка была мелкой речушкой. Кое-где — да. Но и глубокие места были. А уж одно — самое глубокое. Туда ходили топиться. Чаще молодые, если им родители не позволяли обвенчаться. Таких вроде больше всего. Говорили, там испокон веку топились, потому что это всегда было самое глубокое место. Но вообще топились по разным причинам. И не только молодые. Хотя не все топились — некоторые вешались. А Рутка текла себе да текла.
Вы не поверите, но она казалась мне самой большой рекой в мире. Я даже свято верил, что все реки зовутся Рутками и все берут начало от нашей Рутки, как от матери. Я уже в школу ходил, а все никак не мог поверить, что есть на свете реки гораздо больше нее и каждая зовется по-своему.
У нас была лодка. Иногда я заплывал на ней в густые заросли высоких камышей и, когда все меня звали — мать, отец... — не отзывался. Лежал на дне лодки, и мне казалось, будто меня нигде нет. И если бы вы меня спросили, был ли я когда-нибудь счастлив, то только тогда. Не спросили бы? Понятно. Или выведу лодку на течение, лягу и плыву, плыву, а Рутка меня несет. Как вы думаете, исчезают такие реки? Ну, не знаю. Иной раз встану на берегу водохранилища и высматриваю, где она теперь может течь. И знаете, однажды мне удалось разглядеть один из берегов. Который? А это — смотря на каком я стоял.
Я вам не скажу, где она брала начало и где заканчивалась. Тогда в такую даль не ходили. Страшно было — леса здесь далеко-далеко тянутся. А теперь я тоже не хожу, потому что зачем? Впрочем, какой берег ни возьми, тот или этот, — все растет у самой воды. Черника, земляника, ежевика, грибы. Нет, не сейчас. Вы поздно приехали. Теперь разве что клюква. Но это надо бы подождать, пока подморозит, потому что больше всего ее на болотах растет. Болота отсюда недалеко. Я бы дал вам какой-нибудь бидончик, собрали бы себе. Паштет с клюквой — пальчики оближешь. Особенно если клюква с грушей, а паштет из зайца.
Сам я не собираю — некогда, за порядком надо следить. Сейчас, в несезон, кроме меня и моих собак, тут никого нет. Время от времени кто-нибудь приезжает — посмотреть, как тут его домик. По правде говоря, напрасно. Каждый и так знает, что все в порядке. Иначе и быть не может, я же слежу. Не один раз была возможность убедиться. Но я ведь не могу запретить, если кто-то хочет посмотреть — что да как. Это их домики. Правда, если приезжают, то обычно в первой половине дня. В такую пору — никогда. В такую пору тут мертвая тишина. И смеркается уже намного раньше. Месяц назад я бы в это время еще и свет не зажег. Буквы, даже самые маленькие, и так было хорошо видно. И очки не нужны. А теперь, видите, сумерки, и вода в водохранилище не шелохнется. Такое ощущение, что застыла, затвердела. В такие дни, как сегодня, при безветренной погоде, кажется, будто можно перейти с того берега на этот аки посуху.
Вы в домике пана Роберта остановились? Наверное, не ночью приехали, я бы услышал. Всю ночь не спал, услышал бы. Ночью даже самый слабый звук по воде далеко разносится. Я только под утро заснул. Рассвет уже занимался, я в окно выглянул, но вас еще не было. А потом заснул, сам не знаю когда. Вас туман в дороге задержал? А здесь тумана не было. Осенью, правда, случаются такие туманы, что иной раз трудно пробиться. Едешь-едешь — и вдруг белая стена.
Я тогда за границей жил и как-то раз, осенью, примерно в эту же пору, решил сюда съездить. Осенью, когда здесь никого не будет. Тоже в домике пана Роберта собирался остановиться. Пан Роберт сказал мне, где ключ. Под террасой, у балки, на гвоздике. Вы тоже там взяли? Ну вот. До этого я здесь был всего раз, в сезон, в выходной день. Мы тогда вдвоем с паном Робертом приехали. А в этот раз не получилось у него. Естественно, я могу воспользоваться его домиком, сказал он, когда я ему позвонил, он-то сам, к сожалению, приехать не сможет. Рассказал мне, где что лежит, ну, и где ключ.
Когда я пересекал границу, уже смеркалось, так что я рассчитывал добраться до места ночью и, возможно, до утра еще немного поспать. Пока ехал по главной дороге, все было хорошо: ночью вызвездило, луна, видимость неплохая. Но потом я свернул на одну проселочную дорогу, на другую — и тут стал опускаться туман. Сначала редкий и лишь кое-где плыл такими полосами, время от времени перегораживая путь. Но свет противотуманных фар еще хорошо помогал. Я, можно сказать, довольно быстро ехал. Однако с каждым километром эти полосы сгущались. А через некоторое время будто стены тумана начали вырастать на дороге. Хоть что-то видно только там, где фонари есть, в населенных пунктах. А едва выезжаешь за их пределы — погружаешься в густой туман. Причем с каждым разом он становился все гуще и гуще. Туман был передо мной, надо мной, по бокам, сзади. Словно весь мир исчез, остался один туман. Я и такой свет включал, и сякой, ничего не помогало. Я ведь знаю, что дальний — самый бесполезный. При дальнем сразу белая стена встает перед капотом. В такую погоду нужны или фары ближнего света, или противотуманные. А еще лучше, чтобы кто-нибудь приоткрыл дверцу и смотрел на дорогу, подсказывая тому, кто за рулем. Но я один ехал. К тому же ни одной машины ни сзади, ни спереди. Потому что можно еще договориться, чтобы по очереди первым ехать. Задние красные габариты — лучший проводник, когда туман. Так что иногда я даже не был уверен, в самом ли деле еду по прямой и не окажусь ли через мгновение в канаве, не врежусь ли в дорожный знак или в дерево. Честно вам скажу, никогда прежде не приходилось мне ездить в таком тумане. Проехав немного, я останавливался, выходил из машины подышать. Разомнусь — сажусь обратно и еду дальше.
И вдруг вижу: по обеим сторонам дороги мерцают какие-то странные тусклые огоньки. Что это может быть? Сначала редкие — в одном месте, в другом... Нетрудно было догадаться, что огоньки — из окон, хотя сами окна едва различимы, а дома — еще меньше, только контуры маячили в тумане. Я догадался, что проезжаю какой-то небольшой городишко, тем более что этих огоньков прибавилось, они встречались все чаще и вскоре образовали с обеих сторон светящиеся цепочки, и теперь я ехал словно бы по аллее. Ехал — это преувеличение, скорее, полз! Туман передо мной по-прежнему был очень плотным.
И вдруг из этого тумана перед самым капотом нарисовались две фигуры. Мужские — разглядел я. Не успел посигналить и вдавил, что есть мочи, педаль тормоза. Меня прошиб пот, сердце билось так, что его стук разносился по всему салону. Я был уверен, что мужчины бросятся к машине, начнут стучать в окна, выламывать дверцы, а меня обзывать последними словами. И будут правы, хотя они сами шли прямо по середине дороги. Но представьте себе: эти люди вообще не заметили автомобиля. Видимо, они ссорились, потому что до меня донеслись хриплые возбужденные голоса. Мужчины размахивали руками, толкались. Похоже, в этом тумане мне еще предстояло стать свидетелем драки.
Я чуть приоткрыл окошко и включил на полную громкость приемник, по которому как раз передавали какую-то зажигательную, ритмичную мелодию: думал, они услышат и уступят мне дорогу. Но они не услышали. Постояли, раскачиваясь, а потом приникли друг к другу, слились в дружеском объятии и принялись целоваться. Вдрызг пьяные, они не падали только потому, что держались друг за друга.
В конце концов я посигналил — раз, другой, и, о чудо, они разняли руки и разошлись по обочинам. Я уже было поставил ногу на газ, когда они внезапно развернулись, пошли обратно и снова начали обниматься. Так и стояли, пошатываясь, но в обнимку, словно решили не расставаться, а упасть прямо тут, на дороге, чтобы хорошенько проспаться. Но, на мое счастье, в конце концов все-таки сдвинулись с места и, взявшись за руки, пошли по самой середине проезжей части куда-то вперед, в этот туман. Я тоже тронулся с места и потихоньку двинулся за ними в надежде, что, может, мне удастся их объехать, если один другого перетянет на какую-нибудь из обочин. Но как только один начинал тянуть к себе, второй тут же отклонялся в свою сторону. Так они и шли, зигзагами, да еще то и дело останавливались, чтобы похлопать друг друга по плечу, потрясти или дернуть за руку. А вместе с ними приходилось останавливаться и мне.
