— Думаю, он на нашей стороне, сержант, — сказал дворник.
Продавец газет приблизил свою физиономию к лицу Муна:
— А что вы об этом знаете, позвольте поинтересоваться?
— Вы пришли арестовать лорда Малквиста?
— За что?
Мун нахмурился:
— За то, что он сбил ту даму. Миссис Каттл.
— Ничего подобного, — заявил продавец газет. — Что за мысль!
— Что за мысль! — поддакнул дворник.
— Мы здесь для того, чтобы защитить его жизнь, — пояснил человек-паук.
— Хватит об этом, — отрезал продавец газет.
— Защитить его жизнь? — спросил Мун. — Зачем?
— Потому что ему угрожают, — ответил продавец газет. — Вот зачем.
— Анархист, — добавил дворник.
— Каттл, — уточнил человек-паук.
— О, мы все о нем знаем, — сказал продавец газет. — Смотрите в оба, парни.
— Потому что через минуту мой выход, — закончил Мун.
Он не мог унять смех. Хихикая, он одолел ступеньки, упал и поднялся. Продавец газет, дворник и человек-паук с сомнением смотрели на него. Усатый исчез. О'Хара полез на козлы.
Мун проковылял в дом, оставив дверь нараспашку. Внизу на лестнице сидел Воскресший Христос. Мун рухнул рядом с ним на ступеньку, и Воскресший Христос подвинулся. Он заметил, что к окружающим его вещам — шляпной вешалке, столику в прихожей, вазе — прилеплены бумажки с номерами. Одну прилепили даже к завернувшемуся углу коврика. На вешалке обретались длинный черный плащ и шляпа.
Мун улыбнулся Воскресшему Христу. Воскресший Христос хмуро покачал головой.
— Что такое? — спросил его Мун.
— В хорошенькое дельце я вляпался, так-растак. Без осла я не могу передвигаться, понимаете, связан по рукам и ногам. А ведь ей-ей, должен был сейчас проповедовать массам.
«Массы. Бьет колокол».
— Зачем ты так говоришь? — спросил Мун. — Чушь. Меня этим не проймешь, это неуместно.
Воскресший Христос вздохнул.
— А как же трупы? — спросил он.
— А что трупы?
— Думаю, когда ковер развернут, проблем не оберешься.
— Представляю себе, — представил он себе.
— Может, они решат, что их убил лев, — с надеждой предположил Воскресший Христос.
— Дрессированный, что ли? Застрелил ее из пистолета и закатал их в ковер?
Воскресший Христос задумался.
— Нет, в это они не поверят, — уныло сказал он, но тут же просиял: — Значит, ее застрелили ковбои.
— По правде говоря, именно один из них это и сделал.
— Нет-нет, она была мертва с самого начала.
— Не совсем. — Он задумался о Мари. — Понимаешь, она была очень славная, очень тихая. Француженка.
— Правда? А хмырь?
— Генерал.
— Потопал к праотцам прямо в сапожищах, упокой Господи его душу… Что, вы сказали, его доконало?
— Бутылка.
— Да, пьянство — ужасная вещь. — Он вздохнул. — Я должен был проповедовать о его вреде и всяком таком, собирался обратиться к массам в соборе Святого Павла.
— Тебе бы все равно не разрешили. Только не на похоронах.
— А что, важная шишка?
— Да, — ответил Мун. — Спаситель демократии.
— И только-то? — несколько надменно бросил Воскресший Христос. — А какой толк от энтой демократии, спрошу я вас? Ей-ей, — добавил он, но было то восклицание или призыв, Мун определить не смог.
Он вдруг разобиделся.
— Ненавижу ирландцев, — отчетливо произнес Мун, отчаянно жаждая крови. — Ненавижу. Презираю их, и их треклятое министерство почтовых сообщений, и их слезливые унылые песенки о своей консервной революции в стиле комической оперы. Они лживы, ленивы и нетерпимы, сентиментальные крестьяне, погрязшие в массовом прославлении бесславного прошлого. Неудивительно, что эта страна знаменита исключительно своими беженцами.
— Может, вы и правы, — заметил Воскресший Христос. — Лично я ни одного ирландца не знаю. Не поищете ли мне краюшку хлеба, ваша честь? У меня три дня во рту ни крошки не было.
Мун тупо уставился на него.
— Это не мой дом, — ответил он наконец и поднялся.
Он понял, что сможет одолеть лестницу только на четвереньках. Воскресший Христос встал рядом и подставил плечо. Они вместе взобрались по лестнице.
На втором этаже они заглянули в открытую дверь гостиной и увидели внутри двух незнакомцев: один лепил номер на зеркало, а второй делал пометки на планшете.
Они пошли дальше. На третьем этаже Мун выпустил Воскресшего Христа и ухватился за дверь, ведущую в спальню леди Малквист.
— Спасибо, — поблагодарил он и тихо постучал.
Ответа не последовало. Он открыл дверь и заглянул в комнату. Никого не видать и не слыхать. Остальные двери, ведущие из спальни, закрыты. Мун проковылял к постели и услышал из-под задернутого полога голос Лауры:
— Кто там?
— Я, — ответил Мун.
На полу валялась откупоренная и опустошенная склянка от духов. Он заглянул в проем полога. Лаура лежала на спине, в открытых глазах — отчаяние.
— Боси, я не могу уснуть.
Ее серьезная улыбка застала его врасплох, пронизав то время, что прошло с их разлуки, и он восстановил равновесие в знакомой озабоченности нынешним моментом, своей способностью любить. Его охватил стыд, как будто он ее предал.
Мун опустился на колени рядом с постелью:
— Прости, что мне пришлось уйти.
— Боси, я думала о тебе.
Он попытался подумать о ней, думающей о нем, и его захлестнула благодарность. Он наклонился и погладил ее по щеке.
— Боси, ты поранил руку.
— Пустяки, меня сшиб с ног лев. Он же и поцарапал.
— Ого, да ты не терял времени даром.
— Да, — согласился Мун. — Не терял.
— Бедный Боси.
Они глупо улыбнулись друг другу.
— Кстати, я тебе кое-что принес, — вспомнил он, сунув руку в карман.
Она обрадованно села:
— О, Боси, ну-ка показывай.
Мун тут же вспомнил свой день рожденья, где главным подарком оказался халат, хотя он ждал футбольный мячик.
— Я нашел ее тебе, — пролепетал он жалобно. — В парке, где ты упала.
Он отдал ей туфлю.
— О, Боси, спасибо. Как мило с твоей стороны.
— Прости.
— Нет, правда. Ты славный.
Он приник лицом к ее руке:
— Мы сможем пожениться, если ты беременна?
— Ну конечно, Боси.
— А как по-твоему, ты беременна? — заклинал он ее, пока она смотрела на него сияющим, измученным взором.
— Лучше пойди промой руку, Боси, а то подхватишь столбняк или еще что-нибудь. Как твоя нога, лучше?
— Мне вернуться?
— Конечно. Возвращайся позже. Я попытаюсь немного поспать.
Мун встал, и она проводила его улыбкой, но, перед тем как выпустить полог, он увидел, что она напряженно лежит, распахнув пустые глаза.
Он прохромал в ванную, снял пальто и пиджак, закрыл дверь. В обе ванны хлестала вода. Ванная еще хранила присутствие Лауры, горячее и напоенное ароматами воплощенной чувственности. Он швырнул одежду в угол и открыл горячий кран, чтобы налить раковину, но вода не потекла, пока он не закрыл краны в обеих ваннах.
Рукав рубашки порвался, на мышце красовалась глубокая царапина. Она затвердела и посинела по краям. Он осторожно промыл ее, а затем и порезы на руках. Уселся на бортик ближайшей ванны, чтобы снять туфли и единственный носок, развязал платок и галстук и расстегнул пояс. Всю левую ногу покрывала кровь, от горячей воды раны размякли и снова налились кровью. Он перевязал одну ногу платком, вторую — поясом, а руку, хотя и с меньшим успехом, — галстуком. Взяв туфли и носок, он замер у двери в спальню, а затем повернулся и постучал во вторую дверь, ведущую в гардеробную лорда Малквиста.
— Кто там? — услышал он голос Джейн.
— Я.
— Тогда входи.
Под окном на полосатом меховом диване Джейн и лорд Малквист сплелись в бесстрастном, почти скульптурном объятии Лаокооновой сложности. Джейн балансировала на копчике, заложив правую ногу за шею. Девятый граф стоял на коленях позади нее, протиснув правую руку ей под мышку и пригибая ей голову, а свободной рукой удерживал ее левую ногу на уровне плеча, явно помогая ей соединить ее с правой.
Им удалось добиться симметрии изгибов, и девятый граф высвободился, втиснув склоненную голову Джейн и ее укоротившееся тело в обрамление ног, загибавшихся от скрещенных лодыжек, менявших цвет от карамельного к кремовому там, где кончались чулки, и завершавшихся идеальным овалом, утвердившимся на лоскуте голубых кружев: непристойное пасхальное яйцо.
Яйцо перекатилось на бок.
— Привет, безумный бомбист. Мы делаем упражнения по йогурту. Фэлкон и я собираемся стать буддистами. Что у тебя с ногами?
— Милый мальчик! Входите же.
Мун вошел.
— Почему буддистами? — спросил он.
— Потому что, — ответила Джейн, — мы не хотим возвращаться. Объясните ему, Фэлкон.
Лорд Малквист — в одной рубашке, но, как всегда, элегантный — просматривал пачку конвертов, которую взял с туалетного столика.
