— Привет, пап. Счастливого Рождества.
— Наконец-то ты позвонил. Мама ужасно за тебя волновалась.
— Все дела. Бакалейный бизнес, сам понимаешь.
— Работаешь много?
— Стараюсь. Наш профсоюз не разрешает работать больше шестидесяти часов в неделю.
— Ну старайся, старайся. Как там старушка «вольво», на ходу?
— В лучшем виде.
«Вольво» сгорела дотла в первый же день, как только Томми прибыл в Сан-Франциско.
— Швейцарцы умеют делать машины, а? Перочинные ножи — фуфло, но автомобили у мерзавцев качественные.
— Шведы, не швейцарцы.
— Что ж, фрикадельки у них тоже вполне на уровне. Мама жарит мне во дворе индейку во фритюре. Что-то дыму больно много. Пойду гляну. Никак масло не закипало — сегодня всего градусов десять.
— Здесь тоже холодновато.
— Похоже, навес занялся. Бегу.
— Давай. Я люблю тебя, папа.
— Звони матери почаще, а то волнуется. Ого, и машина загорелась. Пока, сынок.
Через полчасика, когда они пьют кофе, сдобренное кровью Уильяма, в дверь опять звонят.
— Это начинает действовать на нервы, — замечает Джоди.
— Позвони своей маме, — предлагает Томми.
— Я открою.
— Снотворное, что ли, ему давать, чтобы не так сильно надирался перед кровопусканием?
Звонок опять дребезжит.
— Просто надо дать ему ключ. — Томми подходит к пульту у двери и нажимает кнопку.
Слышен зуммер и щелчок замка внизу. Входная дверь открывается, с улицы вваливается Уильям и укладывается прямо на лестнице.
— Как он только может спать на ступеньках?
— Он не спит. Он отключается, — поясняет рыжеволосая красавица.
— Как ты думаешь, если напоить его мятным шнапсом, у кофе тоже будет особенный привкус?
Томми пожимает плечами, распахивает дверь и кричит вниз:
— Уильям, ты любишь мятный шнапс? Бродяга подозрительно шевелит бровями.
— А шотландское виски чем вас не устраивает?
— Нет, нет. Мы не собираемся нарушать твои привычки. Только, может быть, тебе перейти на более сбалансированную диету? Как ее там… раздельную, что ли?
— Сегодня у меня были суп и пиво отдельно, — сообщает Уильям.
— Тогда хорошо.
— А после шнапса я как перну, так идет сплошная мята. Чет сильно пугается.
Томми поворачивается к Джоди и качает головой:
— Не пойдет. Мятой пукает. — И снова к Уильяму:
— Мне пора к моей крошке. Тебе еще что-нибудь нужно? Жратва, одеяло, зубная щетка, влажное полотенце, чтобы освежиться?
— Не, у меня все есть, — отвечает Уильям.
В руке у него бутылка виски «Джонни Уокер».
— Как там Чет?
— Напуган до смерти. Нашего друга Сэмми пригрохали в номерах на Одиннадцатой.
Чет печально смотрит на Томми. Впрочем, с тех пор как его побрили, в глазах у кота вечная скорбь.
— Печальная новость, — произносит Томми.
— И ведь все на Рождество, — продолжает Уильям.
— Тут еще шлюху замочили на улице прошлой ночью. Шею свернули. Сэмми нехорошо вдруг стало, он даже на гостиницу решил потратиться. Праздник все-таки. Прямо в кроватке его и кокнули. И весь сказ.
— Прискорбно, — говорит Томми.
— А почему Чет напуган, а ты нет?
— Чет ведь не пьет.
— Ну да. Ладно. Счастливого Рождества вам.
— Вам тоже. — Уильям прикладывается к бутылке.
— А как насчет рождественской премии, я ведь теперь на полной ставке?
— Что ты имеешь в виду?
— Глянуть бы на голые сиськи рыжей.
Томми смотрит на Джоди, та качает головой, выражая решительное несогласие.
— Извини, — говорит Томми.
— Как насчет нового свитера для Чета?
— Ну разве можно торговаться с настоящим мужиком? — сердится Уильям, отпивает из бутылки и поворачивается к Томми спиной, словно собираясь обсудить с бритым котом нечто важное, не для господских ушей.
— Ладно, давай. — Томми закрывает дверь и возвращается к стойке бара.
— Я — настоящий мужик. — На лице у Томми широкая ухмылка.
— Мамочка бы обрадовалась, — ехидничает Джоди.
— Давай-ка сначала займемся Илией.
— Нет, сначала ты позвони своей маме. Илия никуда не денется.
Джоди поднимается, обходит стойку и берет Томми за руку.
— Котик, повтори еще раз, что тебе сказал Уильям. Только медленно и четко.
— Он сказал, что я настоящий мужик.
— Не то. Его приятелю свернули шею, когда он плохо себя почувствовал, а прошлой ночью еще и шлюху замочили, тоже башка на сторону. Один почерк, правда? И тебе он знаком.
— О господи… — выдавливает Томми.
— Угу. — Джоди целует ему костяшки пальцев.
— Пойду надену куртку. А ты протри хорошенько мозги перед выходом в город.
— Ты на все готова, лишь бы не звонить маме.
Двадцать один
На что жалуетесь, дамы и господа?
У него был лучший бросок с одной руки в Сан-Франциско и окрестностях, и в эту рождественскую ночь он честно заработал шестьдесят четыре очка подряд, закидывая мяч в корзину, установленную во дворе. Кожаный «Спаулдинг» ему подарил на Рождество отец. Еще бросок — шестьдесят семь очков. И ведь даже не присел, пивка не отхлебнул за все это время. Личный рекорд баскетболиста был семьдесят два, и он побил бы его, если бы его не уволокли в кусты и не убили.
Среди Зверья Джефф Марфи был не самый умный и не самый выдающийся, но в том, что касается растраченного попусту потенциала и упущенных возможностей, равных ему не было. Все годы учебы в средней школе он слыл баскетбольной звездой, в нападении на голову опережал остальных, и бесплатное обучение в Беркли было уже в кармане, даже приглашали в профессиональную команду (когда закончит колледж). Но Джефф решил показать своей девушке, какой он прыгучий — запросто перескочит через движущийся автомобиль.
Тут он несколько просчитался. То есть через машину он бы и вправду перепрыгнул, если бы предварительно не выдул пяток-другой бутылочек пива. И если бы на крыше у той самой машины не была вмонтирована стойка с дополнительными фарами, добавившая к высоте автомобиля лишних двадцать сантиметров. Джефф зацепился за стойку левой ногой, четыре раза крутанулся в воздухе и пропахал ногами асфальт. Он глазам своим не верил — опыт убедил его, что в этом направлении колено гнуться не может. Консилиум докторов разделял его мнение. Железки колено зафиксировали — но с серьезным баскетболом было покончено. Только среди покеристов Джефф все равно был бы чемпионом, если бы с ним не расправились в кустах.
В восторге от нового кожаного мяча, он только повторял про себя, что на асфальте играть им не годится, особенно поздно ночью. А то стук может разбудить соседей.
По улицам района Ков-Холлоу, где жил Джефф, стелился туман, удары мяча во мгле казались одинокими и зловещими. Наверное, поэтому никто не жаловался. Рождество на дворе — и если какому-то бедолаге нечем себя занять, кроме как мяч гонять, пусть себе развлекается, полицию вызывать не будем.
Из-за угла вывернула машина, голубые галогеновые лучи шпагами пронзили туман и погасли. Джефф скосил глаза, но марки автомобиля во мгле не разобрал.
Темная машина остановилась за несколько домов от двора Джеффа.
Джефф повернулся, чтобы провести свой коронный удар, но концентрация была уже не та. Слишком сильно закрученный мяч завертелся на ободе, минуя корзину, свалился вниз, подпрыгнул и покатился под уклон. У кустов можжевельника Джефф догнал его, но не смог подхватить, и мяч скрылся во мраке.
Джефф поставил недопитую бутылку на землю и полез в кусты. Ну а дальше… Ничего хорошего, сами понимаете.
Фрэнсис Эвелин Страуд берет трубку, как и положено, на втором звонке:
— Алло.
— Привет, мама. Это Джоди. Счастливого Рождества.
— И тебе тоже. Что-то ты поздновато.
— Я понимаю, мам. Я бы раньше позвонила, да занята была.
Тоже мне занятие, думает Джоди про себя. Лежишь и лежишь.
— Занята? Ну разумеется. Ты получила посылку?
Посылка.
Что-нибудь дорогое и бесполезное: кашемировый бизнес-костюм, веселенькое украшение из собачьих зубов или рыбьих костей — словом, вещь для пожилой преподавательницы или престарелой шпионки с пропитанной цианистым калием иглой в носке туфли. Да еще и отправлено на старый адрес.
— Да. Я ее получила. Прямо не терпится надеть.
— Я послала тебе полное собрание сочинений Уоллеса Стегнера note 12 в кожаном переплете, — сухо поясняет мама.
Черт! Джоди замахивается на Томми — зачем заставил позвонить? Тот уворачивается и грозит ей пальцем.
Ну как же. Стегнер, гордость Стенфорда. В тот год, когда отменили раздельное обучение для юношей и девушек, мама как раз поступила в Стенфорд и теперь не упустит случая, чтобы не уколоть этим Джоди. Папаша тоже учился в Стенфорде. Джоди сам бог велел оказаться там же, и она очень разочаровала родителей, когда поступила в университет Сан-Франциско и не закончила.
