Итамар был уязвлен до глубины души. До сих пор, несмотря на многократные напоминания самому себе, что он начинающий режиссер и, возможно, никогда не поднимется до уровня великих кинематографистов, перед которыми преклонялся, несмотря на то что в моменты депрессии, перечитывая сценарий, он приходил к выводу, что его произведение скучно и ничтожно, Итамар все же в глубине души верил, что сценарий «Lieder» оригинален и смел и никому, кроме него, не удастся сделать столь блестящий фильм на такую тему. Он надеялся, что придет день, когда весь мир будет рукоплескать его картине.
— Видишь ли… — продолжила Рита. — Я говорила о твоем сценарии с профессором Гавриэловым. После того как я нажала на него, он признал, что в «Lieder» можно найти проблески таланта. Но не более того. Я, конечно, не согласилась. Твой сценарий прекрасен, прекрасен, и я не отказываюсь ни от единого слова из тех, что сказала тебе тогда, у тебя в комнате. Но это биографический фильм, который по своей природе ограничен с точки зрения художественности. Все это я объяснила Гавриэлову, я просто как львица дралась за тебя. Знаешь, Габи иногда бывает таким дурачком — он пытался приставать ко мне у себя в кабинете. Мне удалось разъяснить ему свои позиции с помощью абсолютно бесполого поцелуя в щеку. Некоторые мужчины думают, что если женщина говорит с ними на определенные темы, то ее можно тут же уложить в постель. Мы долго беседовали о «Lieder», и я объяснила ему, что невозможно требовать большего ни от тебя, ни от кого другого, поскольку речь идет о биографическом фильме, где практически нет места авторской фантазии.
— Это верно…
— А теперь сравни свой первый опыт с «Возвращением Моцарта»! Ах, какие художественные приемы можно там применить! Я представляю себе начало фильма: крылатый Моцарт витает в небесах, он ищет подходящее место для спуска. Под ним проносятся города и селения. Может быть, подойдут австрийские Альпы? Подумай об этом, Итамар! Сделай «Lieder», это важно тебе самому, просто необходимо, чтобы избавиться от вселившегося в тебя духа Меламеда, чтобы суметь двигаться дальше — к высокому чистому искусству. Ты сможешь, например, сделать фильм о стихах Одеда Бавли. И сопроводить его своей игрой на скрипке. Недавно я видела на нашем факультете фильм японского режиссера, который целиком состоит из отснятых кусочков текста одного японского стихотворения шестнадцатого века. Я не знаю японский, но это и не важно. Все равно эти иероглифы проскакивают с такой быстротой, что и японцы не успевают их прочесть. Очень любопытная лента. Особенно интересно, что в нее вмонтированы куски засвеченной пленки, чтобы дать зрителям возможность подумать в те мгновения, пока экран остается черным. В общем, если Каманский заинтересован в «Возвращении Моцарта» и фильм получится, представь себе, какого успеха ты достигнешь!
— В чем он может быть заинтересован? Я еще не представил ему никакого сценария. Да я и не написал еще ничего! К тому же я не думаю, что в следующий раз хотел бы видеть его в роли своего продюсера.
— Но у него огромное влияние. — Рита посмотрела на Итамара с озабоченностью и удивлением.
— По правде говоря, я не уверен, что хочу продолжать работу над «Lieder». Ситуация очень сложная. Если бы ты только понимала, что здесь происходит!
— Так, может быть, ты мне объяснишь? Я ведь совершенно откровенна с тобой, а ты все время что-то скрываешь. Что вообще происходит? Почему ты отказываешься от постановки? Дрожь в коленках? Испугался критики? Итамар, знай, если ты не сделаешь фильм, то я… О, как мне нужно сейчас поговорить с Гади!
Рита немного успокоилась, лишь когда, достав из сумочки белый сотовый телефон, стала набирать номер Гади. Говоря с ним, она повернулась к окну и прикрыла ладонью рот, но не настолько, чтобы Итамар не слышал. Рита рассказала мужу, как ей грустно, как ей его не хватает в данный момент. «Ты знаешь, где я сейчас? — спросила она, смахнув слезы. — В отеле «Цедеф». Гади, помнишь, как прекрасно было здесь месяц назад? Может, ты приедешь сейчас сюда? Жаль. Но по крайней мере, будь дома, когда я вернусь».
Разговор вскоре закончился. Рита завершила его поцелуем в микрофон и с грустной улыбкой вернула телефон в сумку. Потом она вытащила из кошелька сто шекелей и положила на стол.
— Найди способ вернуться домой самостоятельно, — холодно и сухо сказала она, даже не посмотрев в сторону Итамара, затем встала и перекинула сумку через плечо. — Я больше не хочу тебя видеть. Никогда …
Итамар остался сидеть в одиночестве. Через стеклянную стену он видел полосу берега, тянущуюся на юг, к Тель-Авиву. В бледном свете можно было различить контуры труб электростанции. Аппетит у него пропал. Он долго ждал, потому что хотел удостовериться в Ритином отъезде. Выйдя наконец из гостиницы, Итамар спросил у прохожего, где здесь остановка автобуса. Он долго стоял на остановке, а когда подъехал нужный номер, вместо того чтобы сесть в него, вдруг повернулся и зашагал в сторону берега. Может быть, там, надеялся Итамар, ему удастся найти успокоение.
Разбудил Итамара телефонный звонок.
— Не мог позвонить?
— Это ты?! — Его удивление было безгранично.
— Почему ты не звонил?
— Ты ведь сказала, что не хочешь меня видеть.
— Да, не хотела, но какое это имеет отношение к твоим чувствам? Или ты тоже не желаешь меня видеть?
— Очень хочу. Я бы позвонил, если бы не опасался твоей реакции.
— По-настоящему любящего человека это не остановило бы.
— Я действительно страдал, что не мог тебя видеть, и думал, что между нами все кончено.
— Правда?
— Святая правда.
— Так почему же ты не снял трубку и не набрал номер? Почему не сделал этот минимальный шаг? Ты так меня злишь! Заставил меня бесконечно ждать! Порой я не могу понять: ты и вправду меня любишь или превосходно играешь в любовь.
— Рита, не говори так.
— Как же мне говорить с тобой, если ты целых три дня не звонил! Иногда у меня создается впечатление, что всякий раз, говоря о своей любви, ты просто притворяешься. Есть люди с большими актерскими способностями. Как этот негр, который убил свою жену и обдурил всех своими выступлениями по телевидению.
— При чем здесь негр? Разве я преступник?
Не кладя трубки, Итамар откинул одеяло, сел на кровати и посмотрел на часы. Шесть утра. Ее звонок сильно взволновал его и привел в смятение. К нему снова пришли те же мысли, что и несколько дней назад, когда он, растерянный, брел по берегу моря в Герцлии. Было пустынно в тот сумеречный час. Молодая девушка лежала на песке и читала книгу. Итамар не мог отвести глаз от ее красивого лица, соблазнительного загорелого тела. Когда он поймал себя на том, что пристально ее разглядывает, то поразился, как это он после такого удара, полученного всего полчаса назад, и несмотря на давящую тоску может думать о другой женщине. И, проходя мимо девушки, он вдруг подумал, что в состоянии влюбиться в эту случайно подвернувшуюся незнакомку. Но тогда возможно, что вся его влюбленность в Риту не более чем плод изменчивого желания, помноженного на случай. Если так, то, вероятно, здесь и кроется объяснение разрыву между ними, потому что такая любовь не может быть подлинной.
Теперь, когда Рита позвонила, Итамар раздумывал над тем, не была ли она права, подозревая, что его любовь не что иное, как хорошо поставленная игра. Но притворялся он не перед ней — здесь она ошиблась, — а перед самим собой. Размышляя таким образом, Итамар почувствовал, что в нем вдруг просыпается желание. Похожее происходило, надо заметить, всякий раз, когда он слышал Ритин голос по телефону. Он, конечно, понимал, что это еще не любовь, а простое влечение, но разве можно полностью отделить одно от другого? И разве только физиологией объясняется то, что это повторялось раз за разом, звонок за звонком? Однажды он еле справился с собой, когда услышал ее голос по автоответчику. Когда они лежали, обнявшись, и их дыхания сливались, и переплеталось бессвязное бормотание, он чувствовал невероятную к ней близость. Он наслаждался ее ласкающими словами и прикосновениями ее мягкого тела, и все, чего ему хотелось, это прижаться к ней еще сильнее, слиться воедино. В такие моменты Итамар не находил для своего чувства иного слова, чем любовь…
— Ты много проиграл, — дошел до него Ритин голос.
— Что проиграл?
— То, что не был у меня вчера. Я долго говорила о тебе с Каманским. Он необыкновенный человек! И твой поклонник! Тебе надо было слышать, с каким энтузиазмом он говорил о «Lieder» и о «Возвращении Моцарта». Представляешь, он устроил так, что режиссер Узи Бар-Нер будет консультантом твоего фильма. Великолепно!
— Это окончательно?
— Почему ты не рассказал мне об этом? Почему ты скрываешь от меня такие вещи? Вот тебе еще один признак того, что ты меня не любишь.
