Ознакомительная версия.
— О! Отдохнуть! Щас!
Петр Иваныч куда-то позвонил, и в дверях появился смутно знакомый длинный силуэт. Это был водитель особистов, Миша его запомнил еще с приключений у ворот: худой, но высокий и широкоплечий. Водитель одной рукой легко поднял Мишу с табуретки, за что тот был очень благодарен, поскольку сам ногами перебирать мог, но лучше, чтобы помогали… Его погрузили в служебную машину, уже не «уазик», какую именно — Миша разглядеть был не в состоянии. Вася с Петром Иванычем сели назад, взяв с собой «объем», чтобы не скучать там, и спросили:
— А тебе, собственно, куда?..
— Упрзд… Прзденсково… дворца…
Президентский дворец Цхинвала — бывший крайком партии. Классический «сухарик» в девять или двенадцать этажей, Миша так и не удосужился сосчитать. Перед дворцом — площадь: ну, Белый дом, он везде Белый дом.
У главной лестницы — палисадничек на десяток елок. Там стоял памятник без головы — говорят, нарочно грузины отстрелили, — и около него две лавочки одна напротив другой.
Машина затормозила на площади, Мишу из нее вынули и бережно усадили на лавочку.
— У тебя встреча здесь?
— Угу…
— Сиди, отдыхай!
— Поэл…
Жарко, но тут — тенечек. Два часа, чтобы прийти в себя. Миша вырубился мгновенно. Очнулся, когда кто-то потряс его за плечо. С трудом разлепил один глаз и посмотрел сначала на часы — вроде бы прошло часа полтора. Поднял глаз повыше и увидел: перед ним стоит боец из Госохраны Южной Осетии, очень недовольный. Ну действительно — непорядок. Президентский дворец вообще-то, а перед ним русское тело на лавке лежит. И даже не шевелится.
— Вай, мэ, слюшай, э-э…
И вдруг на голове у госохранника появилась чья-то ладонь. Сверху. И повернула голову в сторону. В той стороне нависала, тоже сверху, чья-то физиономия, которая сказала:
— Не видишь — отдыхает! Иди отсюда.
— Э-э…
— Иди отсюда.
— Вай, хорошо…
Миша тут же заснул, но теперь его осторожно встряхнули сзади и тихонько буркнули на ухо:
— Пить хочешь?
— Ой, хочу!
Откуда-то появилась бутылка местной минералки — полтора литра холодной «Багиаты». Миша к ней благодарно присосался. Сказал «спасибо» и дальше уже не спал, а боролся с дремотой. Он был все еще бухой в дребадан, но у него хотя бы глаза открылись. Действительность осознавал урывками, но вроде бы понимал, где находится, — уже большой прогресс. Приехала какая-то машина, Миша уставился на нее с интересом, хотя и несколько отвлеченным. A-а, это же за мной!
Взгляд переместился чуть левее… А там стоит еще одна машина — та, из которой Мишу два часа назад вынесли. С открытыми дверями, опущенными окнами, и на заднем сиденье двое особистов продолжают весело квасить. Водилы в машине нет. И тут Миша сообразил: ах, вот это чья рука была на голове у охранника! Ах, вот кто мне минералочку подал! Спасибо, добрые люди, век не забуду, честно…
Что Миша тогда чувствовал, он сам не мог понять толком. Он четко знал одно: с ним работали и умучили его в процессе работы капитально. Поскольку ему скрывать было нечего и он считал, что сделал все правильно, то дальше уже от него ничего не зависело. Дальше — как механизм закрутится… Просто надоело это все. Спасибо, что вели себя по-человечески. Спасибо за холодную водичку, и я пополз отсюда.
В глубине души ему, конечно, было дико интересно, чем именно «это все» кончится. Просто сейчас он оказался выжат насухо.
А двое на заднем сиденье опять чокнулись — и вроде бы издали Мише улыбнулись.
Гвозди бы делать из этих людей.
* * *
Утро было тяжелым. Неприятным. Тошнотворным. Но зато — тишина и никакой особой суеты. Мише оставалось два дня провести в Цхинвале, чтобы закончить все дела по съемкам — проследить, как уедет группа, проверить, чтобы забрали нужный реквизит, а ненужный оставили. Миша честно выполнял свои обязанности, только голова у него как-то ушла в плечи и глаза смотрели вниз. Приходилось все время делать над собой усилие, чтобы глядеть не только под ноги.
Под ноги смотреть тоже было не лишнее, а то они малость заплетались.
В середине дня позвонила Лена.
— Мишка, сознавайся, ты ведь был бухой?
«Когда?!» — чуть не ляпнул Миша.
— У нас был трудный день, — осторожно сообщил он.
— Я только сейчас поняла, что ты как-то странно говорил… Очень четко, будто диктовал. Это с тобой бывает, когда ты совсем уже в хлам.
Матерь божья, подумал Миша, чего я ей наплел? И, главное, когда?! Не помню! Ни хрена не помню! Неужели я ей прямо с той лавочки позвонил?! Нет, исключено — я тогда не то что в кнопки, я вообще в телефон не попал бы пальцем. А может, вечером?..
Поздно вечером, поняв, что назавтра ему так и так грозит смерть от похмелья, Миша надрался на пару с ресёрчером. Как говорил писатель Довлатов, «чем ни закусывай, тошнит все равно винегретом». Ну вот Миша и решил: семь бед — один ответ, а с ресёрчером когда еще совместная командировка будет…
— Почему обязательно в хлам? Просто… Ну ты сама представь — мы работу закончили и сворачиваемся, мне надо всем в городе как минимум руку пожать, а это же Кавказ…
— Да ладно тебе, Миш… Я просто что хочу сказать… Я понимаю, что ты не можешь приехать раньше времени, и не надо, делай свои дела, но просто ты знай — я тебя очень жду и хочу видеть как можно скорее.
— Любимая, я буду завтра вечером! — сообщил Миша таким тоном, будто ему для этого придется тоннель в горах прогрызть, но он справится.
А ведь справился бы. Ради нее — что угодно.
Мне же для себя ничего, в общем, не надо.
А вот для нее…
Едва закончив разговор, он полез в память исходящих звонков — и облегченно вздохнул. Вечером было дело… Миша набрал ресёрчера: тот уже трясся в автобусе по серпантину.
— Я вчера при тебе в Москву звонил?
— Ну, ты даешь! — восхитился ресёрчер. — Звонил, еще как звонил.
— Что говорил?
— Синопсис читал!
— Какой… еще… синопсис?! — с трудом выдавил Миша.
Вдруг захотелось присесть или хотя бы взяться за что-нибудь устойчивое.
— Да я не знаю, — сказал ресёрчер. — Ты набросал что-то на уголке черновика, несколько слов буквально. Заявил, что это синопсис твоей дальнейшей жизни, — и по трубе его Лене зачитывал. Синопсис был короткий, а вот говорил ты долго.
— А поподробнее?.. — Миша полез за черновиками сценария. Перелистал густо исписанные страницы и увидел, что один уголок криво оторван.
— Ничем не могу помочь, извини. Я в это время лежал мордой на столе. Я уйти хотел, пока ты говорить будешь, а ты сказал — нет, сиди… И я отрубился. Ты меня потом растолкал, чтобы я посмотрел, как ты его ешь.
— Что?.. Извини, плохо слышно.
— Тебе нужен был свидетель, что ты сожрал документ, существующий в единственном экземпляре.
— Бли-ин… — только и сказал Миша.
— Потому что военная контрразведка, — сообщил ресёрчер.
— Что — военная контрразведка?!
— Ты так сказал: «потому что военная контрразведка». Без комментариев. Я ни хрена не понял, но вид у тебя был довольный. Значительный такой. Типа, взболтать, но не встряхивать. Нэйм'с Бонд. Джеймс Бонд.
— Смешать, но не встряхивать, — поправил Миша. — Или нет… Как же там…
— Да какая разница? У тебя получилось — смешить, но не болтать!
— Тебе-то смешно… — буркнул Миша. — А мне уже страшно!
— Да ла-адно, — протянул ресёрчер. — Ты же давно собираешься на ней жениться.
— Так мы об этом говорили?! — воскликнул Миша радостно.
— Не-ет, дружище, об этом говорили мы с тобой! А чего ты ей наплел — извини…
— М-да… Вчера был трудный день, — сказал Миша.
* * *
Вечером он рухнул, как убитый, и спал мертво, без сновидений, зато наутро чувствовал себя уже молодцом.
Уезжать ему надо было часов в двенадцать, поэтому к одиннадцати Миша поехал в местный КГБ — прощаться. Горячо поблагодарил председателя конторы, прошелся по всем кабинетам: спасибо, я поехал, если будете в Москве — милости прошу, всегда рад… Вышел за дверь, не успел еще спуститься по ступенькам — опа, знакомая легковушка.
С крыльца соседней новостройки, где сидел местный ОСОМ, легкой походкой сбежал подполковник Петр Иваныч. И так же легко взлетел на крыльцо главного здания КГБ — к Мише.
— Здорово! Ну, чего, как?
— Да вот, сворачиваюсь. Зашел мужикам спасибо сказать — и уже еду.
— Ты куда?
— Ну как куда, через Рок и на Беслан.
— А я тоже сейчас в сторону Рока. Если успеешь, ты на границе мне позвони, я там скажу, чтобы не цеплялись.
— Спасибо, дорогой. Вот тебе мои телефоны, если что — звони.
— Ага.
Пока они болтали, мимо прошли несколько человек. И Миша отметил: все стараются обогнуть их с Петром Иванычем по возможно более широкой дуге. А ведь здесь, понимать надо, не арбузная лавка, а Комитет госбезопасности, тут служат только крутые — круче них только яйца у слона после купания, да и то редко. Одеты все как на подбор — черные остроносые туфли либо с бранзулеткой на пряжке, либо со стальной набоечкой на носке, черные штаны в тонкую белую вертикальную полоску, рубашка с коротким рукавом или поло (строго «Ральф Лорен» и «Лакоста»), а справа на попе торчит завернутый в носовой платочек ТТ… Мише эти ребята нравились, но уж больно внешность у них была забавная. Не подумайте, что они отстали от моды лет на двадцать, — тут просто мода своя, местная. Эндемичная, так сказать.
Ознакомительная версия.
