Потом мне захотелось стать барменом. Бросить к чертям университет и начать протирать стаканы. Постепенно скопить на собственный бар…
На этот раз даже мать не молчала.
Можно было тогда плюнуть на все и сделать по-своему. Можно было. Но к тому времени я научился бояться.
Обычно на вопрос, почему не стал ни тем, ни другим, я отвечаю: не сложилось. И себе так говорю. Не сложилось. А на самом деле влез в чужой лабиринт. Свернул один раз не там, и все. Заблудился. Принял его за свой. Ничего примечательного в этой истории, конечно, нет. Не я один такой. Но от этого не легче.
Таких поворотов десятки. Если один раз сбился с пути, выйти на верную дорогу очень трудно.
Я тридцатилетний мальчишка. Моя жизнь – это лишь игра в жизнь. Единственное, что меня волнует – декорации и костюмы, в которых приходится играть. Если они хороши – значит, игра получилась.
Я прожил тридцать лет, так и не узнав, каково это – бросать в пике торпедоносец, заходя на цель, или удерживать последний рубеж обороны, будучи прикованным к пулемету. Все, что для меня важно, – купить новую дорогую игрушку или как следует развлечься. Даже не пытаясь по-настоящему узнать, чего я стою. Я проживу долгую тихую бесполезную жизнь в чужих лабиринтах и умру чужим для самого себя человеком. Умру, так и не испытав в этой жизни ничего, кроме ленивой скуки. И еще страха лишиться этой сытой жизни.
Я перевернулся на другой бок. Вставать не хотелось. Комната выглядела недружелюбно в свете серого дня. Сезон дождей…
Хандра. Это обыкновенная хандра. Слишком много на меня навалилось. Я запутался в чужих лабиринтах. Но как найти свой? Может быть, для этого и правда нужно сесть за штурвал торпедоносца?
Это обыкновенная хандра. Она пройдет. Обязательно пройдет. Нужно только дать ей время.
Иногда мне кажется, что меня уже нет. Я лишь плод чьего-то воображения. Искорка чужого сознания. Кто-то выдумал меня, выдумал мир, в котором я живу.
Существую ли я на самом деле, или я лишь призрак – всем безразлично. Даже мне самому. Те, с кем я соприкасался, воспринимали меня как мимолетный эпизод. Я сам к этому стремился, и у меня, судя по всему, неплохо получалось. Люди проходили мимо, бросали на меня недоуменные взгляды и исчезали в серой мутной дымке… Кто-то останавливался, чтобы перекинуться со мной парой слов, и тоже исчезал, пожав плечами в ответ на мои ответы… Я неприметный камень на распутье множества чужих дорог.
Лицо мокрое. Что это? Слезы? Капли дождя?
Я не плачу. Просто что-то сжимается там, внутри. Сжимается так, что кажется – на месте желудка, печени, кишок вот-вот образуется черная дыра. Я перестану существовать. То, что после меня останется, будет искривлять пространство и время.
Лицо мокрое. Это просто дождь. Черная дыра не может плакать. Это дождь…
Из депрессивного забытья меня выдернул телефонный звонок.
Конечно же, это была Вик.
Конечно же, с очередным оригинальным предложением.
– Привет. Как спалось?
Голос у нее был бодрый. Пожалуй, даже слишком бодрый. Я бы сказал, что она на взводе. В ее голосе слышался адреналин.
– Спалось… Не так, чтобы очень…
– Поехали кататься.
– Не понял?..
– Кататься. На машине. Есть такая штука, которая едет сама по себе, без вола. Называется машина. Поехали, покатаемся на ней.
– Не думаю, что хочу садиться за руль сегодня…
– Тебе не придется. Спускайся, я около твоего дома. Только быстрее… По-жа-луй-ста.
Щелчок. Гудки.
Вылезать из постели я не хотел. Но еще меньше я хотел объяснять, почему не хочу вылезать из постели.
Я встал, ополоснул лицо холодной водой, наскоро почистил зубы, оделся и вышел из квартиры. На сборы ушло минут пятнадцать. Никакого повода для упреков.
Вик нервно ходила взад-вперед перед черным Porsche 911. Я присвистнул. Эта машина стоит кучу денег. Не просто кучу, а очень большую кучу.
Porsche 911 … Легенда. Я о таком могу только мечтать.
Увидев меня, Вик махнула рукой и села на водительское место.
Надо сказать, смотрелась она там на удивление хорошо. Органично. Хотя представить такое было сложно.
Ее кое-как покрашенные волосы, торчащие в разные стороны, словно ветки засохшего куста, на который кто-то нацепил ярко-желтые ленты. Ее выцветшая футболка, потертая вельветовая куртка, будто снятая с чужого плеча. Наконец, ее лицо, на котором написано «идите в задницу, придурки»… Все это не вязалось с дорогой спортивной машиной. Но только до тех пор, пока Вик не села за руль. На водительском месте она выглядела так, словно всю жизнь только и занималась тем, что разъезжала на дорогущих тачках. Они идеально подходили друг другу. Как на американских рекламных плакатах, где блондинки смотрятся в дорогих норковых шубах так, будто в них родились.
Вик, похоже, родилась в черном «порше».
Честно говоря, я здорово удивился. И понял, что в этой девушке скрыто много такого, что я упустил. Первый раз я задумался об этом в клинике, когда увидел, как она разделывается с тем парнем. Второй раз – сейчас. Но если первое удивление было со знаком минус, то теперь я испытал что-то близкое к восхищению.
В машине сидела совсем другая Вик. Не та, которую я знал. Не запутавшаяся девчонка с кучей комплексов, а молодая красивая женщина, уверенная в себе, знающая, чего она хочет, и привыкшая получать это. Такая вот метаморфоза. И произошла она только благодаря машине. Вик не сделала себе прическу или макияж, не надела строгий деловой костюм. Ничего этого. Просто села в машину и небрежно выставила локоть из открытого окна.
Черт, я действительно ничего о ней не знаю. И чем дольше общаюсь, тем больше становится это «ничего».
– Ну что ты там стоишь с открытым ртом, придурок? Никогда не видел машин?
Все-таки она изменилась не так сильно.
Вздохнув, я сел в миниатюрный космический челнок. И не успел захлопнуть дверь – «порш» рванул вперед так, будто Вик на самом деле решила вывести нас на космическую орбиту.
Первое время я сидел, вжавшись в сиденье и время от времени вытирая мокрые ладони о джинсы. Иностранцы, с которыми мне довелось пообщаться, утверждали, что такого сумасшедшего движения, как в Токио, они не видели больше нигде. Может быть. Иногда и правда, впечатление складывается такое, что права здесь выдают только чокнутым. Судя по всему, Вик получила их без всякого экзамена.
Она ехала так, будто вознамерилась свести счеты с жизнью именно таким образом. Сидя за рулем шикарной машины. С пассажиром, трясущимся от страха.
Но, несмотря на экстремальный стиль вождения, она умудрилась выехать из города, не создав аварийной ситуации. Она вела машину уверенно и дерзко, на грани фола. И ни разу не облажалась.
Когда мы выехали на шоссе, я немного успокоился. Если бы я курил, сейчас обязательно потянулся бы за сигаретой.
– Где ты научилась так ездить?
– У меня был парень. Гонщик. Дал мне несколько уроков, – не поворачивая головы ответила она.
– Тот, который считал, что заниматься с тобой любовью – все равно, что заниматься онанизмом?
– Нет. Другой. Гонщик вообще, кажется, не знал, что с девушками можно трахаться. Он трахался со своими машинами.
– Кстати, откуда у тебя такая машина?
– Не отвлекай меня. Или хочешь, чтобы я куда-нибудь врезалась?
Я замолчал и проверил ремень безопасности.
Вик включила музыку. Сёкити Кина пропел: «Ну-ка, вставай-ка!»[40]
Мы неслись по шоссе. Слева угрюмо вздыхало море. Я подумал, что только в пасмурную погоду море воспринимается как стихия. В солнечные дни – это лишь место для купания, дайвинга и прогулок на яхте. Большой бассейн. Аквапарк. Оно, несмотря на красоту, выглядит пронзительно жалким. Как тигр, посаженный в клетку. Тигр, в которого дети с веселым смехом тычут палками.
А вот когда небо затянуто тучами и ветер поднимается до трех баллов, вспенивая гребни свинцовых волн белыми барашками, море становится самим собой. Неподвластным человеку зверем. Оно не враждебно человеку. Ему до него вообще никакого дела. У него своя жизнь, свои цели и свои мечты. Нам их никогда не понять.
В пасмурную погоду море становится самим собой. Поэтому я и люблю иногда в дождь приезжать на побережье. Отличное средство от мании величия. Здесь очень хорошо понимаешь, что ты всего лишь человек. Пожалуй, только глядя на звездное небо и предштормовое море, до такой степени ощущаешь себя человеком,
– О чем думаешь? – спросила Вик.
– Да так, ни о чем конкретном. – Мне почему-то не хотелось делиться с ней своими соображениями насчет моря. Есть вещи, которыми лучше вообще ни с кем не делиться. Каждому нужны свои маленькие открытия. Пусть они вовсе не являются открытием для других.
– М-м-м, – промычала Вик.
Я посмотрел на нее. Все-таки она чертовски хорошо смотрится за рулем. Настолько хорошо, что кажется, будто ты оказался внутри рекламного буклета.
