— Вот, наш истец… а нам на шею песец… — Ищук, как бы подражая Никонову, приобнял свою томную жену. — Судебное разбирательство на предмет незаконности приватизации ГЭС. Допрыгался Валерий! Надо было сразу объединяться… а теперь будут сложности.
— Разберемся, — небрежно пробормотал Никонов.
Вернувшийся с крылечка Туровский услышал слова Тараса Федоровича, привычно усмехнулся и кивнул на люстру. Мол, что я… надо мной есть люди.
— Был я сейчас у Валевахи… — продолжал Ищук. Ему явно не терпелось, он, видимо, мечтал всю эту нашу компанию доставить на встречу с Маланиным разгоряченной всяческими несправедливостями, раскаленной, как кочерга. — Говорю, Андрий, а чего бы тебе не пробить идею свободной зоны? Мы бы поддержали. А, Сергей Васильевич? И вы бы через нас торговали хоть энергией, хоть японскими машинами…
— Идея, достойная обсуждения, — согласился Никонов. Широко зевнул (я помню, он всегда так делает, когда хочет уйти от разговора), уселся удобнее, запел.
— Постой, пар-ровоз, не стучи-чите, колеса…
Кондуктор, нажа-ми на тормоза…
Я к маменьке родэнной с последним, брат, поклоном
Решился показаться на гл-лаза…
— А чего бы его не взять с нами? — настаивал Ищук. — Подумаешь, Маланин против…
Никонов задумался или сделал вид, что задумался.
Кстати, я прекрасно знал Валеваху. Он не раз самолично привозил в наш музей всякие фотографии, вымпелы… Смеялся: «Я ишо потеряю, а тут в схроне полежат…» Разумеется, имя его гремело в Сибири. Его опыт перенимали, его бригаду несчетный раз делили, отнимая у него хороших специалистов — и те становились ядром новой бригады, в которую вливались новички, неумехи с гитарами и усиками, насморком и наколками. Так отщипывают от хорошего теста, когда не хватает дрожжей. Сам Валеваха, судя по фотографиям, был некогда бравый паренек с черными бровями и красным ртом, пел, как соловей, но с годами располнел, ходил, корячась.
Конечно, так работать, как работала его бригада, могли бы и другие — если давать им вне очереди бетон, щиты, вибраторы, а самое главное — широкий фронт работ, не то, что в блоках у Майнашева или Хрустова — там, помню, приходилось устанавливать сложную криволинейную опалубку… лес арматуры… цирк да и только! Но ведь неизвестно, как поведет себя другой бригадир, если его прославишь. Валеваха же оставался подчеркнуто скромным, на собраниях гулко с места хвалил руководство и весь народ стройки:
— Що я скажу лычно — да, мы прыложили усе свои силы, перевыполнили план, но в этом не только наша заслуга, но прежде усего — нашего парткома, штаба, усего нашего коллектива. Нам мнохие помохали — и наша победа — ваша победа! Спасибо, громадяне!
— Бр-рось ты, — как-то одернули его другие бригадиры. — Кто тебе помогал?
— А ты! — нашелся Валеваха. — У нас шпилек не було, уж где я ни бехал — нет. А брихадир Петров поделился! Может, без него бы и не смогли уйтянуть план…
Он стоял перед всеми, краснощекий, огромный, радостно уставясь узкими карими глазками на Петрова, и можно было подумать, что они — лучшие друзья. В расшитой украинской рубашке, в широченном костюме, он всегда споначалу садился в глубине зала и его приходилось выкликать в президиум раз семь, пока он с видимой неохотой, с виноватой улыбкой, кому-то жестами объясняя в зале, мол, потом договорим, видишь — против воли ухожу, почесывая затылок, весь какой-то уютный, надежный, шел вразвалку к красному столу на сцене…
И вот он теперь — мэр Виры. А что? Вполне заслуженно. Хоть и ругает его Лёва Хрустов. Да и какая власть абсолютно честно считала голоса после выборов? Вряд ли такая найдется.
— Нет, пусть он тут, — туманно произнес Никонов. — Хотя согласен — это наш мужик.
Татьяна Викторовна прислонила голову к его плечу и так замерла. Ищук замолк.
Галина Ивановна, тихо сидевшая возле хрустовского старого рюкзака, вдруг вскинулась, достала сотовый телефончик (подарок невестки), набрала номер:
— Сынуля, как ты?.. Нет, еще не улетели. А ты там не голодаешь? Хорошо, хорошо, будем созваниваться. Привет Инночке. — И отключив аппарат, разрумянившись от волнения, спросила окружающих. — А вы не проголодались? Пироги еще теплые! И рыбочка есть.
— Потом, — ласково отвечал Никонов. — Ну где, блин, этот губернатор?!
Хрустов, косясь на новенький телефончик в скрюченных пальчиках жены, молча сидел. Трудно было смиряться, привыкать к подаркам, но что же теперь делать?! Хрустов отвернулся и нахохлился.
Я вышел подышать на крыльцо. Вертолета в небе еще не было видно. Само небо над тайгой было синим, как на старинном фаянсе. Ни единого облачка. На сопках редкие березы средь сосен и елей уже пожелтели.
Следом за мной вышел Бойцов, а за ним снова Туровский со своей трубкой.
— Ты же понимаешь, Алексей Петрович, всегда власть виновата. «Дирекция, дирекция». А я пришел на станцию — числилось две тысячи народу. В первый же год сократил восемьсот. И еще думаю уволить сотни три. И все равно я, так сказать, не любим!
Бойцов усмехнулся:
— Помнишь, у Пушкина, Борис Годунов?
Мне счастья нет. Я думал свой народ
В довольствии, во славе успокоить,
Щедротами любовь его снискать —
Но отложи пустое попеченье:
Живая власть для черни ненавистна,
Она любить умеет только мертвых.
Если твоя совесть в собственных глазах чиста, не грызи себе печень.
— Те, кого я оставил, толковые рабочие, инженеры, получают у меня хорошие деньги. По-моему, все уже в Испанию съездили. Если у кого предпенсионный возраст, я не гоню метлой на улицу, плачу последние пару лет добавок… я же понимаю, госпенсия мала. Нет, совесть моя чиста.
— Хорошо, если так, братишка, — кивнул угрюмый Бойцов.
— Я создаю дочерние предприятия… — полузабытое слово «братишка» в краску вогнало Туровского, он обрадовался, заторопился с рассказом. — Зову туда молодежь… у меня форелевое хозяйство, дворец спорта с бассейном, там всегда народ, стоимость абонемента мизерная… салон красоты… Но всё это мелочь… в один прекрасный день всё может как на салазках…
Туровский замолчал. Алексей Петрович спросил:
— А много надо денег?
— Да с полмиллиарда долларов. Два туннеля с этой, правой стороны, сечение десять на пятнадцать, длина полтора кэмэ, скальный грунт. Когда опасный паводок, будем гнать здесь. Но еще один год потерян.
— Я смотрел в интернете перед прилетом… У тебя в двух кризисных паводках водосброс оба раза разрушался. Может сработать универсальный закон сказки — в третий раз…
— Тебе смешно?! А откуда взять деньги. Мы только-только ушли от долгов. А не платить людям не могу. Тогда ГЭС просто встанет. Вот и смотрю, в чью пасть шагать…
Бойцов кивал своим мыслям, молчал.
— Может, правда, пригласить Васильева, он умный, посоветует, как вести себя в этой ситуации. Да и связи в министерствах…
— Всех стариков давно заменили. Другие времена. Я звонил одному очень известному адвокату насчет маланинского иска. Просит треть лимона. Долларов.
— Аппетиты! — хмыкнул Бойцов.
— Начитался пугающих прогнозов… Наверное, думает: куда я денусь?!
На крыльцо вышли Ищук и Никонов:
— Летит, Вова-корова… — приложив ладони ко лбу, стали всматриваться в небо. — Вон! Тащится муха!
И действительно, со стороны севера появился зеленый вертолет МИ-8, он прошел над маленьким аэропортом и сделал круг.
— Всё! Потянулись за ним… Родя, зови народ!.. Собираем монатки!..
И через несколько минут мы уже грузились в крылатую машину, на борту которой были огромные буквы: САРАЗ.
34
Мы вылетели в верховья Зинтата в одиннадцатом часу. И с удивлением все заметили — в небо над Саянами сгустилась тень, это не смотря на то, что раскаленное солнце давно зависло над землей. Очевидно, там растут тучи.
Опасливый Туровский поднялся к летчикам, переговорил по рации с Маланиным, вернулся в салон. Как он сообщил нам, он попытался уговорить губернатора перенести экспедицию на завтра-послезавтра, но тот сказал, что узнавал у синоптиков Саракана — грозы в ближайшие дни точно не будет. Да и пилоты обоих бортов классные — прежде работали в заполярной авиации.
В вертолете директора завода летели Туровский, Никонов с женой, Ищук с женой, Хрустов с женой, Бойцов и я. Просился, как я уже понял, в горы с нашей группой и глава поселка Валеваха, но губернатор Маланин будто бы сказал: Андрей Никитич — мелкая сошка, будет только мешать. А скорее всего, Владимир Александрович прослышал про идею свободной зоны на небольшой площади с заводом и ГЭС в центре, и это ему очень не понравилось. Наверное, Маланин станет тянуть одеяло на себя и предлагать в качестве свободной зоны всю Саразию.
