Судя по стилю изображений на этих картах и толщине картона, они принадлежали к той же колоде, из которой у меня уже имелось четыре карты. Кроме того, они были связаны такой же резинкой, как и карты, которые я обнаружил внутри шкатулки.
– Этот Кинопс, наверное, чародей, – сказал я, глядя на самую верхнюю из карт, на которой как раз был изображен маг. – А еще я не понимаю, каким образом он смог предугадать, что мы приедем именно в этот отель.
– Не будь таким тугодумом, – усмехнулась Эльза. – Почему, по-твоему, тот «гид» так настойчиво уговаривал нас поселиться в этом отеле и рвался нас сюда проводить? Он, между прочим, даже не поинтересовался, заплатим ли мы ему за его услуги.
– Значит, Кинопс организовал за нами слежку.
– Более того, наша жизнь сейчас – в его руках. Мы ведь оказались в такой глухомани! Нет ничего проще, чем прикончить здесь, в глуши, парочку иностранцев и затем бросить их тела в море.
– Думаешь, этому миллионеру могло захотеться нас убить? Зачем же тогда ему нужно было заманивать нас аж сюда? Для этого ему представлялось много подходящих моментов и в Тиране.
– Я не знаю, кто он такой, этот Кинопс, – сказала Эльза, уставившись задумчивым взглядом на море, – однако интуиция подсказывает мне, что этот тип склонен к театральности. Он уже не раз демонстрировал, что ему отнюдь не импонирует незатейливость. Он, видимо, испытывает необходимость в том, чтобы трансформировать свои бредовые фантазии в своего рода спектакль.
– Ну, тогда понятно, почему он назначил мне встречу в античном театре в Бутринте, – покачал головой я, удивляясь логичности рассуждений Эльзы.
– То, что встреча назначена именно там и именно на это время, – самое лучшее из всех известий, которые мы до сего момента получили. По крайней мере, у нас имеется гарантированная возможность поразвлечься этой ночью.
– Почему ты так говоришь?
– Да потому что, исходя из времени назначенной встречи, нас не станут убивать по крайней мере до завтрашнего полудня.
На часах было шесть вечера, до наступления темноты оставалось еще довольно много времени, а потому мы решили отпраздновать тот факт, что мы все еще живы, купанием в море. Прохлаждавшиеся днем на пляже курортники уже разошлись по своим отелям, чтобы, переодевшись, пойти на ужин, а потому мы с Эльзой, перейдя через тянущийся параллельно береговой линии бульвар, оказались на этом длиннющем пляже только вдвоем.
Мучительный дневной суховей уже сменился приятным ветерком со стороны моря. Всматриваясь в линию горизонта, я подумал, что подобную обстановку можно было бы считать идиллической, если бы не установленные на пляже громкоговорители, из которых беспрерывно доносилась оглушительная музыка. Такие громкоговорители и такая музыка, похоже, были в Албании неизменным атрибутом окружающей действительности.
Пока я терзался сомнениями, окунуться ли мне – впервые в этом сезоне – в море или же просто позагорать, развалившись на большом банном полотенце, Эльза быстренько стащила с себя свое летнее платье и побежала в купальнике-бикини к воде. Я восторженно стал наблюдать за тем, как она, ни секунды не раздумывая, окунулась в море, которое, наверное, было еще довольно холодным. Увидев затем, как она, выскочив из воды, задрожала и, чтобы согреться, обхватила себя руками, я окончательно решил, что купаться сегодня не буду.
Я расстелил на песке банное полотенце и разлегся на нем лицом вверх. Из громкоговорителей доносился хит певицы Пони – тот же самый, которым «ублажал» нас сегодня утром в Тиране таксист. Мне почему-то показалось, что столица Албании находится где-то далеко-далеко и что я уехал из нее уже давным-давно. Возможно, это были побочные психологические эффекты постоянного пребывания под угрозой того, что тебя могут убить.
Я начал размышлять над невидимым Кинопсом, над перепиской Юнга и Каравиды и над картами Таро, когда вдруг подбежавшая ко мне Эльза навалилась на меня сверху, словно какое-то влажное земноводное. Она своими конечностями уперлась в мои руки и ноги, а с ее мокрого тела на меня стали падать холодные капли морской воды.
– А ну-ка, попробуй высвободиться! – по-детски задорным голосом воскликнула она.
Даже на таком близком расстоянии от Эльзы – я лежал, а она стояла надо мной на четвереньках – ее худощавое тело показалось мне упругим, как у совсем еще юной девушки. Возможно, оно стало таким под воздействием холодной воды. Ее длинные влажные волосы щекотали мне грудь.
– Мне нужно поберечь силы для того момента, когда возникнет настоящая опасность, – ответил я, стараясь показать, что держу ситуацию под контролем. – Так что я свою энергию пока транжирить не собираюсь.
– Ну вот, в тебе заговорил юный дзен-буддист, – пробурчала Эльза. – А что ты считаешь настоящей опасностью?
– Это когда у меня уже нет возможности выбирать, вести себя пассивно или активно, потому что пассивное поведение в этом случае неизбежно приведет к смерти, в подобных ситуациях срабатывает инстинкт самосохранения – своего рода автопилот.
Эльза быстро слезла с меня и с сердитым видом улеглась рядом – как будто ей не понравилось то, что я ей только что сказал. Затем она вообще закрыла глаза и повернулась ко мне спиной.
Когда начало темнеть, мы покинули пляж и пошли побродить по тянущемуся параллельно береговой линии бульвару. Он уже был заполнен такими же, как мы, праздно шатающимися людьми. Неподалеку мы увидели небольшой парк с различными аттракционами для детей, а еще здесь везде продавали вареную кукурузу.
Большинство из идущих нам навстречу людей составляли местные жители, гулявшие по бульвару целыми семьями и, по-видимому, нацепившие ради такого случая свои самые лучшие одежды – надо сказать, большей частью довольно неказистые. Еще здесь расхаживали туда-сюда группки самоуверенных на вид молодых людей в обтягивающих джинсах и футболках. Я чувствовал себя в подобной обстановке, как в каком-нибудь маленьком захолустном американском поселке в субботний вечер.
Эльза вошла в сувенирный магазин и с восторженным видом взяла с полки белую пепельницу в форме местного бетонного бункера.
– Символично, правда? – воскликнула она. – В Париже туристам продают пластмассовую Эйфелеву башню, в Лондоне – Биг-Бен, а в Албании главной архитектурной достопримечательностью является бункер.
– В чувстве юмора им здесь не откажешь, – прокомментировал я. – А почему бы тебе не купить эту пепельницу своему отцу? в его магазине всякого барахла такой сувенирчик пришелся бы вполне кстати.
К моему удивлению, Эльза в ответ на эту мою реплику резко поставила – почти швырнула – сувенир обратно на полку. Бросив затем на меня испепеляющий взгляд, она повернулась и быстро пошла в направлении нашего отеля одна.
– Не понимаю, из-за чего ты так разозлилась, – сказал я, догнав ее и зашагав с ней рядом, – но если мои слова тебя чем-то обидели, то ты меня, пожалуйста, прости.
– Это мои личные проблемы, не обращай на меня внимания, – ответила Эльза, не сбавляя шага.
Мы шли еще минуты две молча, когда Эльза вдруг резко остановилась и с очень серьезным видом сказала:
– Я сейчас попрошу тебя кое о чем, и не спрашивай у меня, какая на то причина. Пока не закончится вся эта возня, не говори со мной о моем отце. Хорошо?
Бесцельно прослонявшись по улицам в течение нескольких часов – как будто бы нам обоим хотелось отсрочить момент своего возвращения в отель, – мы в одиннадцать вечера туда все же вернулись. Прежде чем подняться на второй этаж, я подошел к заведовавшему отелем греку, который в этот момент находился за стойкой дежурного администратора.
– Мне хотелось бы знать, кто оставил у вас тот конверт, который вы так любезно мне сегодня передали.
– О-о, это был один земляк, – спокойно ответил грек.
– Чей земляк? – спросил я. – Мой? Он американец?
– Нет, мой. Такой же, как и я, албанец греческого происхождения.
– А он не сказал вам, как его зовут?
– Он мне вообще ничего не сказал. Просто передал мне конверт.
Эльза, увидев, что учиненный мною допрос ни к чему не приводит, поспешила мне на помощь.
– У моего мужа была назначена встреча с его местным партнером, с которым он собирался заключить сделку относительно кое-какой недвижимости, – соврала она, – однако нам сказали, что этот человек уехал в Тирану на какую-то очень срочную встречу. К вам сюда, наверное, приходил его брат. Вы не могли бы рассказать нам, как он выглядел?
– Он выглядел очень хорошо, – с недоверчивым видом ответил грек.
Ему, должно быть, не поверилось, что двое иностранцев приехали в Саранду, чтобы заниматься недвижимостью. Я положил на стол банкноту в тысячу леков, но грек ее не взял. Он даже состроил обиженную физиономию.
