– Алешка, спой! – попросила задохнувшаяся Маша. – Спой «Сиреневый туман». Это же твоя, коронная!
Оживший Алеша не заставил себя долго упрашивать. Он шагнул к гармонисту и поинтересовался:
– Знаешь, дорогой, вот эту: «Сиреневый туман над нами проплывает! Над тамбуром горит полночная звезда!»
Паренек деловито кивнул.
– Какой молодец! – изумился Алеша.
Тем временем Маша Старкова подцепила меня за пуговицу на рубашке и утащила в сторону, за забор, отгораживающий железнодорожные пакгаузы.
– Когда мы встретимся в следующий раз, мы больше не будем терять время, – пообещал я. – Все будет в сто раз лучше! – и ненасытно впился в ее горячие и сухие губы.
– Лучше не бывает, – Старкова уткнулась лицом в мое плечо. – Только слишком быстро все заканчивается, – невнятно пробубнила она. – Ты там не унывай без меня. Если хочешь – заведи любовницу. Я ведь все понимаю…
– Не надо мне никаких любовниц! – возмутился я.
– Зарекалась свинья говна не есть, – улыбнулась Старкова, приникшая к моему плечу. – Все равно, спасибо на добром слове. Перестарались мы с тобой. Прожили эту встречу, как прожгли… Так больно расставаться! Но не брошу же я Катюху… А у нее школа начинается.
Я не знал, что ответить и только крепче стиснул ее в объятиях. А ветер вдоль железнодорожных путей разносил запах шашлыков и неповторимый голос Алеши Козырного.
– Кондуктор не спеши-ит! Кондуктор понимает! Что с девушкою я прощаюсь навсегда!..
Аккордеон студента-ботаника тянулся за ним изо всех сил, но не дотягивал. И я поразился, как вышло так, что Алеша не смог спеть в таксопарке? Он же поет – как живет.
– Вообще, ты меня скоро разлюбишь. Бессовестный! – пробубнила Старкова. – Да, не спорь! Кому я нужна, мать семейства с сорванным голосом? Господи! Я же еще и старше тебя почти на десять лет! Впрочем, я сама тоже никогда тебя не любила, – заявила она. – Видимо, я просто тебя хочу. Это только плоть. И почему я такая развратная? Подожди минуточку.
Она наклонилась, подняла с земли нашу бутылку болгарского вина и сделала щедрый глоток из горлышка, лукаво вытирая раскрасневшиеся губы тыльной стороной ладошки.
– Завтра я буду болеть с похмелья, – виновато улыбнулась она погрустневшими глазами и припухшими губами.
– Начинается посадка на пассажирский поезд Москва-Харьков. Нумерация вагонов с головы состава… – раздался гнусавый призыв громкоговорителя.
Стройотряд спохватился расхватывать свои рюкзаки. В щели забора было видно, как замельтешили зеленые куртки.
– И ведь даже спрятаться тут негде. А я так хочу тебя, что зубы сводит, – шутливо посетовала Старкова.
Аккордеон смолк, так и не закончив мелодию.
– Начинается посадка на скорый поезд Москва – Одесса, – прогнусавил громкоговоритель со стороны вокзала. – Поезд находится на третьем пути. Нумерация вагонов…
А возле нас с другой стороны забора возник Алеша Козырный.
– Пора! Наш поезд объявили, – деликатно глядя в сторону, напомнил он. – Как думаешь, в Одессе починят «Стратакастер»? Стоит его таскать с собой?
Певец растерянно продемонстрировал нам гитару в щель между штакетинами забора.
– Возьми, конечно, – вздохнула Старкова, отлипая от меня.
– Вот и я думаю! Должны же там найтись какие-нибудь старые еврейчики – мастера. Такие все, что угодно починить могут, – обрадовано затараторил Алеша Козырный. – Раненый ты мой! – и он снова погладил гитару по деке.
А через двадцать минут, я уже просто стоял в тамбуре. Провожающих уже попросили из вагона. И наша проводница, дородная украинка лет сорока, уже закрыла подножку и стояла наготове у выхода со скрученным желтым флажком.
Я смотрел из-за ее плеча вниз, на остающуюся на перроне Машу Старкову. А она все еще озабоченно торопилась втолковать мне что-то важное.
– Ты не думай пока – где деньги взять. А просто выбери, что у тебя в жизни сейчас главное: долги свои отдать и дальше деньги заработать, или альбом с Алешей записать, как собирались?
Старкову совершенно не смущало, что вокруг стоят люди. Все они перекликались в окошки с отъезжающими, передавали приветы, требовали немедленных телеграмм по приезде, предупреждали, что фрукты с базара надо обязательно мыть… И только она торопилась донести до меня свое.
- Понимаешь, главное в жизни всегда надо делать вовремя – пока бог дает тебе шанс. Может он и тебя испытывает? Главное – это всегда выбор. Или это, или все остальное…
Поезд вздрогнул, и еле заметно тронулся. Перрон медленно пополз назад, а провожающие засеменили вслед за окнами и тамбурами, так и не успев договорить все важные напутствия. По коридору вагона ко мне в тамбур протиснулся Алеша Козырный. Он ласково помахал рукой медленно отстающей от поезда Старковой.
– Как думаешь, Сережа, может мне водку перестать пить? Только красное сухое винцо. В Одессе его много, для здоровья полезно?.. – спросил певец.
И зачем-то смерил хохлушку-проводницу победоносным взглядом.
С восторгом прильнув к окну автомобиля, Алеша Козырный взахлеб обсуждал каждый дом, каждую улицу Одессы, которые попадались нам на пути. А меня, наоборот, все сильнее грызло беспокойство – не перегнул ли палку певец, сразу затребовав такой огромный гонорар. Он выпалил сумму, едва поздоровавшись, как только продюсер Рудик с распростертыми объятиями встретил нас на одесском перроне. Между тем, «Волга» старой 21-й модели, как в фильме «Берегись автомобиля», на которой нас вез Лев Рудик, не оставляла впечатления нажитых подпольных миллионов.
– Посмотрите направо, сейчас мы проезжаем знаменитый одесский академический театр оперы и балета. Еще Пушкин сюда захаживал, если люди не врут, – сообщал необъятный Лев Рудик. – А теперь внимательнее, проезжаем угол Дерибасовской и Ришельевской. Тот самый знаменитый угол, где, как известно шестеро налетчиков отобрали честь у бабушки-старушки…
Он рулил с небрежностью старого автомобилиста, говорил вкусно и уверенно, как рассказчик, привыкший увлекать слушателей. Однако, боковым зрением я наблюдал, что разговор на перроне не выходит и у него из головы.
– А вот – место, такого вы не найдете больше ни в одном городе Союза – этот угол – таки наша музыкальная биржа…
И Рудик с тайной гордостью поведал, что если кому-то нужны виртуозы Одессы – надо именно сюда. И несколько невзрачных типов, тусующихся на углу, окажутся отличными музыкантами. Например: скрипка, гитара, тромбон и контрабас. И по сходной цене вы на некоторое время становитесь владельцем оркестра. Чаще всего музыкантов с биржи зовут играть на похоронах или свадьбах. А среди них действительно хватает настоящих виртуозов, истосковавшихся по хорошему делу, по интересному репертуару. Так что на запись настоящего концерта многие из них могут согласиться ради интереса – за сущие копейки. А таланты там ого-го!
– Впрочем, нам это не понадобится, – авторитетно сообщил Лев Евгеньевич. – Один из моих деловых партнеров – известный одесский импресарио с невероятными связями в филармонических кругах. Он нам подгонит таких музыкантов, такой высокий класс… – Рудик даже задохнулся от раскрывающихся перспектив. – Кстати, Алеша, гонорар, который ты запрашиваешь – просто людоедство в чистом виде! Сейчас у нас будет разговор с деловыми партнерами. Там ты выскажешь свои пожелания, а я постараюсь их убедить. Но они люди деловые, и как отреагируют – не знаю…
Рудик остановил «Волгу» в начале Приморского бульвара, и дальше повел нас пешком. Метров двести, пока не показалась лавочка, где сидел, казалось бы обычный седенький пенсионер. Если это на что-то и походило – то на случайную встречу старых доминошников, но никак не на важные деловые переговоры. И я подумал про себя, что Лев Евгеньевич соблюдает конспирацию очень естественно и ненавязчиво. Как будто это и не конспирация вовсе.
Седенький пенсионер, окинул нас выцветающими и по-старчески мутноватыми голубыми глазами. Этот дед сошел бы за обычного доходягу, разглядывавшего на бульваре россыпь опавших каштанов, если бы не одна маленькая деталь. На безымянном пальце левой руки старика бросался в глаза золотой перстень с темным камнем. Перстень был такой массивный, что казалось, это он своей тяжестью оттягивает подрагивающий старческий палец к земле.
– Здравствуйте, Магельницкий, – поприветствовал Лев Евгеньевич – А где же Янкель Моисеевич Шейфер?
– Янкель будет с минуты на минуту, – прошамкал старичок. – Так шо, Левочка? Таки эти цуцики будут петь?..
И я понял, что «цуцики» – это мы. И для этого дедушки, не иначе, хранящего в своем полосатом матрасе пару миллионов, Алеша Козырный вовсе не знаменитый и скандальный певец, а какая-то «темная лошадка». И этот дедушка, видимо, опасается, что молодой по его меркам Лева Рудик собрался втянуть их с Янкелем Шейфером в какую-то непонятную аферу, на которой можно потерять деньги. Радужное настроение, посетившее меня с первых минут в теплой Одессе, моментально схлынуло. Потому что стало ясно – предприятие, ради которого мы притащились за тридевять земель, висит на волоске. И я еще сильнее пожалел, что Алеша сразу заломил несусветный гонорар. Рвачество еще никому не шло на пользу.
