Меня будут звать со всех сторон, но я подъеду к телефонной будке и, опустив стекло, буду смиренно ждать, пока клиент, еще продолжая разговор, не встретится со мной взглядом. И тогда – взглядом! – я спрошу его: «Вам нужен кэб?». И клиент благодарно кивнет в ответ и, прикрыв трубку рукой, спросит:
– Отвезете меня в «Кеннеди»?
– Конечно, сэр, – безразлично-вежливым тоном отвечу я, прожогом выскакивая из машины и лихорадочно: скорей! скорей! – запихивая в багажник – что?.. Разумеется – чемодан! Разве я остановился бы возле телефонной будки, если бы рядом с нею на тротуаре не стоял чемодан?..
На несколько кварталов вперед вдоль правой и левой бровки простреливает перспективу авеню мой натренированный глаз, реагируя исключительно на багажную кладь. Оклеенные дерматином, похожие на чемоданы футляры звукодинамиков, музыкальных инструментов и всякой электронной аппаратуры не сбивают меня с толку. Я быстро научился их распознавать. Плохо то, что самые настоящие чемоданы сплошь и рядом оказываются блесной, на которую сдуру бросается желтый хищник. Схватишь такой чемодан и – не вырвешься…
Вот брызнул дождик, и мертвая для таксиста улица мгновенно превратилась в лес поднятых рук. Полчаса перед этим никто не останавливал мой кэб. Но едва первые капли упасти на асфальт, как все сразу вспомнили обо мне. Теперь мой кэб нарасхват! Прехорошенькие девчушки стучатся ко мне во все окошки, гранддамы заискивающе мне улыбаются, недоступнейшие господа фамильярно подмигивают, сулят мне по два и даже по три доллара сверх счетчика. Как в данной ситуации должен я, по-вашему, поступить? Кого из них – впустить в кэб?
«Эй, чекер, какой-то неподобающий, непристойный, прямо скажем, ты задаешь вопрос, – скажет строгий читатель, из тех, что не раз совестили меня за поездки в аэропорт через мост Трайборо. – Кто дал тебе право выбирать клиентов? Ты обязан обслуживать всех подряд и уж будь любезен…»
– Фигу вам с маком! Как только начинается дождь, я одновременно с «дворниками» включаю сигнал «НЕ РАБОТАЮ». Теперь я никого не беру!
«То есть, как это – „никого“? Неужто совесть позволит тебе не взять, скажем, эту барышню-„стрекозу“, очутившуюся под плачущим небом – в одном платьице?!..»
– А вы случайно не помните, чему учил князь Талейран молодых дипломатов?
«Погоди, кэбби! При чем тут князь Талейран? Речь идет о твоем самого скверного пошиба хамстве».
– Нет уж, если забыли, то позвольте напомнить. Этот французский министр, надоумивший своего короля продавать Америке оружие для войны с Британской короной, этот величайший из дипломатов, воспитывая молодых, не уставал повторять: «Никогда не поступайте согласно первому движению души, ибо оно – самое благородное…»
«Фу! – скажет интеллигентный читатель. – Вот уж, действительно: так завраться может только нью-йоркский кэбби! До чего же противный народец; что за исторические параллели – по такому ничтожному поводу…» – И явственно вижу: пухлый мой томик скользит по поверхности журнального столика и – падает на пол…
Ну и плевать!
Но что это: и кроткая секретарша, дважды опоздавшая по моей вине, и «забытый папа», поразивший меня своей выдержанностью, и морячок с девушкой из моего первого таксистского дня, и бескорыстный профессор Стенли, который учил меня водить машину – все американцы, к которым я проникся неподдельной симпатией, хмурятся и осуждающе качают головами: «Как же ты можешь так поступать? Неужто ты проедешь мимо этой бабули? Глянь: злой ветер спицами наружу вывернул ее зонт. Старушка промокла до нитки. Нет, парень, зря, выходит, говорили мы тебе дружеские слова. Скверным на поверку ты оказался фруктом. Не удивимся мы, если ты скажешь, что тебе и на всех нас плевать…»
Нет, друзья мои. Хоть вы и отрекаетесь от меня, такого я вам не скажу. Иные для вас найду я слова: «Сытый голодного не разумеет»… Думаете, мне не хочется быть добрым? Думаете, мне приятно оставлять людей под дождем? Но если я сейчас пожалею «бабулю», кто потом пожалеет меня?
Кончится дождь, и опять мой кэб никому не будет нужен. И снова буду колесить я по полчаса в поисках двухдолларового пассажира.
Промелькнет длинный день, на землю опустится ночь, уснет Нью-Йорк, и я останусь один на безлюдных улицах. Как я могу вернуться домой, пока не отработаю 62.50 – ежедневную стоимость аренды желтого кэба? А бензин? А для себя как минимум тридцать-сорок долларов должен я сделать или не должен? А чтобы заработать такие деньги (при тарифе 70 центов за милю), таксисту надо накрутить на спидометр примерно 140 платных миль. Далеко не всегда успеваю я сделать их и за 15 часов…
Расхватанные такси, лес поднятых рук – это мой единственный шанс выловить из уличной толпы пассажира в аэропорт, сделать двадцатку одним могучим ударом!
– Но разве все кэбби так поступают? – спросит мистер Форман, справедливый таксистский начальник, и его не обманешь: он-то знает…
Нет, мистер Форман, не все.
Ага! Значит, ты был еще хуже, чем остальные таксисты! Я был хуже многих, и – лучше многих…
Слово «кэб», – если покопаться в словарях, если кроме «Вэбстера» заглянуть еще и в «Оксфордский», – имеет в английском языке целый ряд значений, помимо главного: «наемный автомобиль». «Cab» – это и перевод по подстрочнику, и обман экзаменатора – шпаргалка, а глагол «to cab» – совсем уж блатной, жаргонный смысл которого – «заниматься карманными кражами»… Ну, а я – простаков не грабил; иностранцам не заявлял, что сумму, выбитую счетчиком, должен оплатить каждый из пассажиров в отдельности; не взимал незаконных поборов за пользование багажником; но в аэропорты, был грех, избегал ездить самым коротким из центра маршрутом – по мосту Квинсборо, а все норовил махнуть на мост Трайборо с тем, чтобы газануть потом по широкому, стремительному Гранд-шоссе, превращавшему каждый рейс в праздник (хотя этот, м о й, праздник обходился клиенту в лишние два-три доллара); да еще иной раз баловался я и сигналом «НЕ РАБОТАЮ», когда все остальные желтые кэбы, находившиеся в моем паче зрения, оказывались занятыми, и я был уверен, что первый же чемодан достанется мне!..
Еще минутка терпения, уколов совести, еще парочка злопыхателей запишет мой номер, и я – уйду в «Кеннеди»!
Есть! Вот он – долгожданный, желанный! Сопровождающий чемодан старичок даже не надеется, что попадет в такси под усилившимся ливнем. Прижался к газетному киоску спиной, и во всей его фигуре обреченность. Он, миляга, и не догадывается, что единственный свободный кэб под сигналом «НЕ РАБОТАЮ» продирается по запруженной авеню к нему, и только к нему! Что я углядел его чемодан!..
Я останавливаю чекер у газетного киоска таким образом, чтобы никакой случайный пассажир не смог бы сесть в кэб, и только тогда открываю автоматический замок. Чемодан погружен, счетчик включен, машина тронулась, и тут коварный старикашка вонзает в мою доверчиво подставленную спину нож:
– Челси!
Я проглотил блесну… Мало того, что поездка – трехдолларовая, в скоплении машин она отнимет уйму времени. Чемодан, сыгравший со мной такую неуместную шутку, ездил, как теперь выясняется, в мастерскую: ручка, видите ли, у него оторвалась…
Как улыбка женщины, многообещающи и обманчивы чемоданы. По утрам они чуть ли не через одного сопровождают своих владельцев в офисы с тем, чтобы отправиться в аэропорт во второй половине дня… Так что со всеми ухищрениями и натренированным взглядом не каждую неделю удавалось мне попасть в «Кеннеди»…
– Что ж, – скажет тут самый взыскательный и самый дорогой моему сердцу читатель. Тот, который все понимает. Тот, который сам не один год прожил за баранкой такси, – Значит, ты покамест не стал настоящим кэбби…
Значит, не стал.
– Ну, а почему же ты не договаривался с хозяевами едущих в офис чемоданов, что подберешь их во второй половине дня и отвезешь в аэропорт? – спросит иной прыткий знаток желтого бизнеса. Но это уже несерьезно. Как это – «не договаривался»? А откуда же взялся китаец? С неба он, что ли, свалился?..
Китаец оказался в моем чекере накануне, под вечер, когда, потеряв уже всякую надежду попасть в аэропорт (после шести это редкость), я решил еще разок прочесать Парк-авеню и включил сигнал «НЕ РАБОТАЮ». Час «пик» вот-вот должен был утихнуть, но десятки рук все же ко мне тянулись, а я не замечал даже самых отчаянных, что чуть не бросались под колеса, как вдруг на углу Шестьдесят первой улицы заметил на противоположной стороне – чемодан! Воровато оглянувшись: ни полиции, ни встречных машин не было – сделал разворот против стрелки одностороннего движения, выскочил из чекера и схватил поклажу…
Узкоглазый владелец чемодана благодарно кланялся; но когда я включил счетчик, звезданул меня по затылку:
– Тат!
Было ясно, что дело мое плохо, но надежда в душе еще шевелилась. Таксисты любят непонятные слова: за ними кроются неведомые дали малоизвестных городков в Нью-Джерси, в Вестчестере, двойная плата…
