Филип Дик - На территории Мильтона Ламки

В половине седьмого он пообедал в ресторане. Потом остановился у своего мотеля, чтобы узнать, не звонил ли ему Ламки. Тот не звонил. Поэтому он снова принялся разъезжать по городу.

Если Ламки болен, то какова природа его болезни? Как сильно он болен? Попал в аварию на дороге? Или это было не более чем отговоркой, чтобы не явиться на встречу на молочном заводе? Допустим, думал он, Ламки вообще не добрался до Покателло; допустим, он остановился в каком-то другом городе и позвонил им оттуда. На этот раз он может и вовсе не добраться до Покателло. На молочном заводе Мильт может не появиться вплоть до своей следующей поездки, через несколько недель…

Но он продолжал ездить.

Движение вокруг оставалось довольно интенсивным до девяти или десяти вечера, потом, как и накануне, начало редеть. К часу ночи машины попадались ему на глаза совсем редко.

В два часа ночи он увидел «Мерседес».

Впереди на желтый свет светофора проскочил «Мерседес». Ему пришлось остановиться и смотреть, как тот едет дальше. Когда загорелся зеленый, он рванул следом, запоминая особенности его задних огней. Номера прочесть было невозможно: ему не удавалось подобраться достаточно близко. Может, это другой «Мерседес», думал он. Ночью все машины, кроме ярко-пастельных и черных, выглядят серыми. Он прицепился к нему, подбираясь все ближе и ближе, и наконец с ним поравнялся. Увидел на дверце выведенную по трафарету надпись:

Значит, все-таки Ламки. Он стал стучать по клаксону. На улице было темно, и Ламки он не видел, а потому никак не мог понять, узнал тот его или нет. «Мерседес» не останавливался. Он тоже не отставал, следуя то сбоку, то впереди. Ближе к выезду из города тот стал набирать скорость. Брюс сделал то же самое.

У очередного светофора ему удалось остановиться впереди. Поставив машину на ручник, он выскочил и бросился к «Мерседесу». Тот начал отъезжать, намереваясь обогнуть его «Меркурий».

— Эй! — крикнул он, колотя по дверце. «Мерседес» продолжал пятиться, а потом водитель переключил передачу и двинулся вперед, так рванув в его сторону, что ему пришлось отпрыгнуть. При этом он умудрился ухватиться за ручку двери и открыть ее.

За рулем в машине сидела какая-то девушка, испуганная, с широко открытыми глазами. На ней была пышная юбка, а волосы были уложены длинными прядями, очень светлые волосы, так что она напоминала тщательно причесанную и ухоженную школьницу, отдраенную до блеска. С виду ей было не больше шестнадцати-семнадцати лет.

— Я ищу Мильта, — сказал он, повиснув на ручке двери, меж тем как машина продолжала двигаться.

— Что? — слабым голосом пропищала она.

— Останови свою чертову машину, — сказал он. — Я знаю, что это машина Мильта. Почему он заболел?

Девушка поставила ногу на тормоз, на ней были туфли без шнурков.

— Мильта Ламки? — спросила она звонким высоким сопрано.

— Я проехал сюда всю дорогу из Рино, чтобы поговорить с ним, — едва разборчиво пропыхтел он.

— Дайте мне отдышаться, — сказала она, уставившись на него.

— Съезжай на обочину, — сказал он. Им уже начали сигналить другие машины. Он побежал обратно к «Меркурию», впрыгнул в него и съехал с дороги. «Мерседес», вихляя, последовал за ним и тоже остановился. На этот раз Брюс подошел с пассажирской стороны, потеребил ручку, и девушка отперла дверь. Теперь она не выглядела испуганной, но ее бледные, хрупкие черты безусловно были чертами ребенка; ему с трудом верилось, чтобы она могла вести эту машину, да и любую машину вообще. Ноги ее едва достигали педалей. Собственно, и сидела-то она на подушке. Теперь он заметил, что в ее белокурые волосы вплетена лента. Верх ее одеяния был с глубоким вырезом, но фигура при этом никак не проявлялась. Это было детское платье на детском теле.

— Вы друг Мильта? — спросила она своим слабым голосом.

— Да, — сказал он. — Я пытался перехватить его на молочном заводе.

— Он не смог приехать на ту встречу, — сказала она. — А я искала какую-нибудь продовольственную лавку, еще не закрытую, или еще какое-нибудь заведение, где бы я могла купить ему банку замороженного апельсинового сока.

— Где он сам? — спросил он.

— Остановился в моей квартире, — сказала девушка. — Мы уже давно живем вместе.

Это объясняло, почему он не видел «Мерседеса» ни у одного из мотелей.

— Я приметил одну еще не закрытую лавку, — сказал он. Проехав по стольким улицам, он знал теперь в Покателло каждый закуток. — Могу показать, если поедешь следом.

Вскоре они остановились перед миниатюрной семейной лавкой, где до сих пор не выключили свет и вывеску.

— Как вас зовут? — спросила девушка, когда они вошли в лавку. Когда он назвался, она помотала головой: — Он никогда о вас не упоминал.

— Он не знал, что я приеду, — пояснил он.

Пока хозяин лавки разбирался с покупками, Брюс добился, чтобы девушка дала ему свой адрес. Теперь, даже если бы они с ней расстались, он все равно смог бы найти Мильта. Он почувствовал воодушевление.

О чем ему беспокоиться? Один шанс из миллиона… после двух дней езды по городу. Потому что Мильту захотелось замороженного апельсинового сока.

В обычных условиях он вряд ли стал бы ожидать, что столь сложный поиск достигнет цели, но здесь, на территории Мильта Ламки, это представлялось вполне естественным. Теперь, когда это случилось, он ничуть не удивлялся.

Стоя рядом с ним в лавке, девушка спросила, для чего он хочет повидаться с Мильтом. В своих туфлях без каблуков она доходила ему до второй пуговицы пиджака. Он прикинул, что роста в ней не больше пяти футов и одного дюйма. Теперь, при лучшем освещении, он видел, что кожа у нее суше и грубее, чем у ребенка, а руки, когда она потянулась за пакетом с продуктами, не имели ничего общего с детскими руками. Пальцы у нее оказались узловатыми, а суставы их — стертыми докрасна. Ногти, когда-то окрашенные, но теперь шелушащиеся и неровные, она явно обгрызала. Линии на ладонях превратились в глубокие желобки. Мускулатура казалась необычайно развитой, и, поскольку на ней была блузка-безрукавка, он заметил у нее на плече белую оспинку, которой, несомненно, было уже немало лет. На одном из пальцев красовалось золотое кольцо, по виду обручальное.

Он ответил, что у него есть дело, которое он хочет обсудить с Мильтом. Девушка кивнула, по-видимому, восприняв это как нечто естественное. Он спросил, как ее зовут, и она сказала, что Кэти Гермес и что она замужем. Ее муж, Джек, живет где-то в Покателло, но не с ней; они расстались с год назад. С Мильтом она познакомилась у себя на работе, в конторе городской управы Покателло, где служила машинисткой; Мильт оказался там в связи с поставками бумаги городу. Теперь они уже несколько месяцев живут вместе, как будто они женаты.

— Сколько уже Мильт провел в Покателло? — спросил он, когда они пошли обратно к своим машинам.

Она ответила, что Мильт в городе уже почти неделю, он должен был проехать мимо Покателло, но заболел по дороге на восток, в Монпелье, и дальше не поехал.

— Что с ним такое? — спросил он, открывая и придерживая для нее дверцу «Мерседеса».

Она сказала, что этого никто из них не знает — а если Мильт и знает, то ничего не говорит. Какое-то хроническое заболевание, время от времени обостряющееся. Через несколько минут Брюс все увидит сам, до ее дома совсем близко.

Забравшись в свой «Меркурий», он следовал за задними огнями «Мерседеса», пока наконец она не свернула на подъездную дорожку на жилой улице и припарковалась в деревянном гараже без дверей. Он остановился сзади, непосредственно на дорожке. Кэти подошла к нему с пакетом в руках.

— Это наверху, — сказала она. — Мы можем подняться по черной лестнице.

Она повела его вверх по наружной деревянной лестнице, мимо белья, развешанного на веревках, пустых бутылок, цветочных горшков и стопок газет, мимо нескольких дверей, на самый верхний этаж. Там, удерживая в равновесии пакет с продуктами, она достала ключ, отперла дверь, и они вошли в прихожую, где пахло мылом.

Когда она включила свет, он обнаружил, что находится в старом-престаром доме, в котором до сих пор сохранились медные водопроводные трубы, искусственные свечи, вмонтированные в стены, и узорчатые яйцеобразные дверные ручки, которые помнились ему с детских лет. Стены были выкрашены в желтый цвет. Прихожая была очень узкой, но дальше он оказался в просторной гостиной с высоким потолком, канделябры здесь были сняты, а электрический провод с потолка тянулся к полу, где кто-то установил розетку для настольной лампы и радиоприемника.

— Мильт, — позвала девушка, исчезая в другой комнате.

Вернувшись, сказала Брюсу:

— Одну минуту.