У одноклассника, который стал физиком. И тот тоже отпускает детей в парк. Герхарда раздражали ее причитания по поводу Чернобыля. Но что этот физик мог знать об уровне, опасном для жизни ее ребенка. И тот врач тоже. Когда он стоял в дверях и говорил, чтобы она не переживала. Так кончается каждая шестая беременность. А она ответила, что все равно переживает. Тихо сказала. Почти беззвучно. Иначе бы опять расплакалась и не знала, как успокоиться. Только так и могла говорить. И одиночество. Чувствовала себя отверженной. Словно смерть имеет отношение лишь к ней, а всем остальным известно что-то еще. Ее же оставляют в неведении. Не говорят ей. Для врача это — одна из беременностей. Для Герхарда — уровень, опасный для чьей-то жизни. А для нее — дети. Живая и мертвый. Вот бы научиться смотреть на вещи со стороны, дистанцироваться. И не терять спокойствия. Сидеть в Лос-Анджелесе и беспокоиться, чему может повредить это опрыскивание. Возмущаться, что кто-то присваивает право судить о жизни и смерти. Как бы подняться надо всем? Смотреть на вещи свысока. Почему она так привязывается к фактам? Запутывается в них. Как она сможет написать о человеке, если не занимает объективной позиции и кидается от симпатии к неприязни? Она всегда принимает свои темы слишком близко к сердцу. Так не придешь ни к какой оценке. Она встала. Взяла два полотенца. Газету. Зачесала волосы назад. Взяла ключи и пошла к бассейну. Там были всего две пожилые пары. Загорали недалеко от входа в супермаркет. Она расстелила на лежаке одно из полотенец. Легла на живот. Волосы свесились вниз через край. Сунула под голову второе полотенце. Тут же почувствовала кожей солнечное тепло. Пальмы за спиной. Она смотрела на их кроны. Ясное сияющее небо за веерами пальмовых листьев. Облака стали гуще и рассеивают свет. Мерцание. Она закрыла глаза. Без очков читать нельзя. А очки она забыла. Просто лежала. Теплое солнце. Прохлада от земли. Плеск воды в бассейне, голоса. В отдалении. Слишком долго лежать нельзя. Она сгорит. Как ужасно она обгорела тогда в Испании. К коже было не прикоснуться. Даже спать хотелось стоя. Но тут хотя бы не было Герхарда. И на том спасибо. Тем не менее нужно соблюдать меру.
* * *
Над ней наклонилась Бетси. Воскликнула: «Hi, Маrgaux».[153] Маргарита села. Улыбнулась Бетси. Спросила, как у нее дела. Посмотрела на часы. Прошло всего десять минут. Она присела рядом с Бетси около джакузи. Мать Бетси сидела в бурлящей воде. Улыбалась. Что она поделывает, спросила Бетси. Нашла ли она уже для матери квартиру, спросила Маргарита. У нее есть две квартиры на примете. Одна — в Санта-Монике. Другая — в Калвер-Сити. В Калвер-Сити социальные программы не очень-то хороши, а в Санта-Монике люди приветливее. Это квартиры с уходом. Каждый день будут приходить и приглядывать за матерью. Наверное, она остановится на этой квартире. Но эта дороже. Нужно еще хорошенько подумать. А мать рада. Она всю жизнь хотела жить в Калифорнии, и теперь это наконец осуществится. Бетси помахала матери. Та помахала в ответ. Улыбнулась. Тогда она, наверное, скоро уедет? Ну, там видно будет. Мать ведь здесь останется. А как доставят ее вещи? Мать сможет переехать уже через неделю, объяснила Бетси. Если они решат, какую квартиру выбрать. Конечно, мать не поедет обратно. У них полный багажник ее пожитков. Картины и одежда. Покрывала. Все остальное — купят. Матери много не надо. Кровать. Диван. Телевизор. Посуда у них тоже с собой. Еще ей нужен холодильник. Но без морозилки. Она не нужна. Бетси встала. Прошлась по краю бассейна. Она была в красном бикини. Повыше пупка — глубокие складки. Но на загорелой коже их почти не заметно. Бетси наклонилась к матери, стоя у нее за спиной. Что-то спросила. Старуха повернулась к ней. Подняла глаза. Кивнула и улыбнулась. Бетси вернулась. Налила из бутылки воды в пластиковый стаканчик. Отнесла его старухе. Снова села рядом с Маргаритой. Старуха сидела в воде. Вода бурлила вокруг нее. Пенилась. В руке она держала стаканчик. Прихлебывала. Улыбалась Бетси. Бетси спросила Маргариту, отчего та так рано ушла с вечеринки. Потом было очень весело. Да. Ей очень жаль, но она так устала. После перелета. Наверное. Внезапно она перестала понимать, где находится. Осознавать, во всяком случае. Ах, она понимает, что имеет в виду Марго, хихикнула Бетси. Выпрямилась и принялась разглядывать свои ноги. Провела по ним руками. Поискала что-то в сумке. Переставила бутылку с водой на другую сторону. Копалась в большом пластиковом мешке. Снаружи он был в больших красных розах. Внутри — белый. Отыскала тюбик и намазала ноги кремом. Маргарита взглянула на часы. Пора идти одеваться. Не тронулась с места.
Бетси спросила, довольна ли она номером. Своим. У них совсем мало стаканов. Приходится все время их мыть, их ведь всего четыре. Она считает, что этого недостаточно. На двоих. Маргарита сказала, что довольна всем. Но ее почти не бывает дома, поэтому она не обратила внимания, хватает стаканов или нет. Маргарита сидела. Бетси смазывала ноги. Водила рукой от пальцев до бедер. В джакузи бурлила вода. Пахло хлоркой. Старуха сидела в воде. Держала в руке белый пластиковый стаканчик. Голубая гладь бассейна и пальмы за ним. Голубое бледное небо. Теплое солнце, всюду свет. Не хочет ли она поплавать, спросила Бетси. Нет. Ей пора. Она приглашена на ланч. «Oh my god! — воскликнула Бетси. — You're a fast worker».[154] А кто ее пригласил? Как они познакомились? Что она наденет? Бетси оценивающе оглядела Маргариту. Маргарита рассмеялась. Ах, просто отставной полицейский, ей нужно поговорить с ним. Высокий. Стройный. Около пятидесяти. «Just the right age for you»,[155] — решила Бетси. Но у него, похоже, проблемы с алкоголем, сказала Маргарита. Он вместо воды дал ей стакан джина. Очень странно, сказала Бетси. Марго надо быть начеку. Нет. Нет. Ничего не случится. Ее приемная мать тут, в Л.-А., в курсе. А она все о нем знает. Но, может быть, она воспользуется случаем и купит себе что-нибудь нарядное. Маргарита посмотрела на часы. Начало одиннадцатого. Она отправится за покупками в Сан-та-Монику, сказала Маргарита. Вскочила. Она бы с удовольствием составила ей компанию, вздохнула Бетси. Но сейчас никак не получится. «Buy something real cute»,[156] — сказала она. Маргарита собрала полотенца. Достала ключи из правой туфли. Попрощалась с Бетси. Помахала старухе и пошла в номер. Волосы еще не высохли. Холодили плечи и затылок.
* * *
Она ехала по Венису. Потом — по Оушн-парку. Окна не открыть. Холодный ветер щиплет кожу. Она заплела косу. Может, лучше было остаться на солнце? Но почему-то захотелось по магазинам. Наверное, просто чтобы уйти. Ехала. Она три дня не говорила с ним. Утром ей просто не пришло в голову позвонить. Неужели три дня? Два года они звонили друг другу каждый день. Во всяком случае, в те дни, когда не виделись. Включила ли она автоответчик? Фридль должна позвонить. И надо приглядеть ей подарок. Наверное, Герхарду тоже надо что-нибудь привезти. Хотя не за что, он ведь заботится о собственной дочери. И что-нибудь для Айзенхут. Больше никто в театре подарков не заслуживает. Сильвия Клейн больше ничего не дождется. Бывшая подруга. Но Айзенхут. Она всегда понимала ее. И она отвечает за финансы. Айзенхут наверняка будет с ней видеться, когда она перестанет работать в театре. Почему они так и не перешли на «ты»? Мелания. Айзенхут зовут Мелания. Она медленно двигалась вперед. За белым бьюиком. Большим. Большие красные задние огни. Бьюик ехал медленно. Она держала дистанцию. Водитель следующей машины потерял терпение. Он обогнал ее, как только началась вторая полоса. Она свернула на Барнард-вэй. По обе стороны — пальмы и белые здания. Слева море. Солнце стало ярче. Небо — синее. Море сверкает. В машинах — женщины с детьми. Люди входят в дома. Выходят. Какая-то женщина внесла в дом два больших коричневых мешка. Продукты. Она ехала. Радовалась предстоящим покупкам. У нее — час. Включила радио. Джаз. Ударные. Гитары. Саксофон. Подходящая музыка для такой поездки. Чистые улицы. Гладкий асфальт. По обе стороны — тротуары. Вокруг пальм — квадраты брусчатки. Чистота. Улица полого поднималась. Называлась Оушн-авеню. Маргарита свернула на Колорадо-авеню. По указателям доехала до гаража универмага. Доехала до третьего этажа и оставила машину недалеко от знака с красной стрелой. Огляделась. Все запомнила, чтобы потом найти машину. Пошла в ту сторону, куда указывала стрела. Двери открылись автоматически. Коридор. Снова двери. Она прошла мимо парфюмерии. Отказалась от пробника с «Eternity» от «Calvin Klein». Дошла до конфекциона. Бродила между вешалками. Пиджаки. Юбки. Блузки. Брюки. Платья. Короткие. Длинные. Костюмы, но брючных не видно. Продавщица спросила, чем ей помочь. Высокая. Полная. В сером шерстяном платье. И волосы того же цвета. Пожилая. Загорелая кожа в частых морщинах вокруг глаз. За 60. Она строго глядела на Маргариту. Ей нужен брючный костюм, произнесла Маргарита. Продавщица повернула направо. Прошла по узкому проходу между вешалками. Маргарита — за ней. Продавщица остановилась. Оглянулась. Смерила Маргариту взглядом. Отвернулась к брючным костюмам. Вот это ей подойдет. Сняла с вешалки жакет и брюки. Держа их на вытянутой руке, пошла к примерочным. Повесила распялку на крючок в кабинке. Маргарита остановилась на пороге. Все точно так же, как в субботу. Продавщица снова оценивающе взглянула на нее. Есть ли у нее боди. К этому жакету. С такими жакетами носят боди. Что такое боди, Маргарита поняла только со второго раза. Нет, у нее нет. Бюстгальтер? Продавщица поглядела на Маргаритину блузку. Нет, она не носит бюстгальтеров, сказала Маргарита. Хорошо. Она сейчас вернется. Продавщица исчезла. Маргарита осталась у входа в примерочную. Как на исповеди. Отчего ей пришлось сознаться, что она не носит бюстгальтеров? И почему с ней так неприветливы. Продавщица вернулась. Положила на табурет белое боди и белый бюстгальтер. Пусть Маргарита примерит. А она тут же вернется. Маргарита закрылась. Разделась. Глядя в зеркало, надела бюстгальтер. Припомнились истории с зеркалами в дамских примерочных из старых детективов. А бюстгальтер она в последний раз надевала в 19 лет. Поверх — боди. Глубокий вырез, ложбинка между грудями. Без бюстгальтера такой ложбинки у нее не было. Осмотрела себя в зеркале. Спереди. Сбоку. Грудь поднялась и округлилась. Талия кажется тоньше. Она натянула брюки. Так она выглядела в спортивном костюме, давным-давно. Только брюки тогда запрещались. А бюстгальтер был обязателен. Мать пошла с ней к корсетнице. На Гольдгассе. И купила ей первый бюстгальтер. Так ли уж он нужен, спросила корсетница, и мать вздохнула. Потому что соски обрисовываются, сказала она. А так-то там немного что есть. И обе рассмеялись. Сквозь смех говорили, что скоро «там» у Маргариты прибавится. Жакет сидел хорошо. Лацканы лежат на груди. Белый край боди там, где сходятся полы жакета. Стук в дверь. Маргарита открыла. Всегда нужно спрашивать, прежде чем открывать, осуждающе произнесла продавщица. Маргарита снова не разглядела бейджик с именем. Женщина поставила на пол туфли. Ей нравится? Туфли — синие. Как костюм. На невысоком каблуке. Выглядят элегантно. Маргарита примерила. Малы. Минуточку, сказала продавщица. Маргарита осталась в примерочной босиком. Наклонилась к двери. Выглянула. Вернулась продавщица. Туфли подошли. И они шли к костюму. Маргарита показалась себе другим человеком. Рассмеялась. Теперь ей еще нужны темные очки, и она будет полностью экипирована. Ну, это не проблема, сказала продавщица. Собрала Маргаритины джинсы, блузку, пуловер и старые туфли и опять пошла первой. Между вешалками с одеждой они пробрались обратно к парфюмерии. На зеркальных стойках — множество очков. Продавщица снова критически взглянула на Маргариту. Взяла очки со стойки. Большие стекла. Оправа — под черепаху. Широкие заушины. Эти ей подойдут, серьезно сказала продавщица. Это — «Paloma Picasso». Ей пойдет. Маргарита надела очки. И не узнала себя. Уставилась в зеркало на стойке. Перед ней — интересная особа. Эффектная. Продавщица рассматривала ее. Если она еще купит синюю сумку, то ансамбль будет завершен. Вот. Для высоких блондинок это — идеальная модель. Маргарита поторопилась сказать, что у нее уже есть все, что нужно. Продавщица кивнула. Маргарита сказала, что не будет переодеваться. Продавщица взяла в кассе ножницы и отрезала ценники. Маргарита не знала, что сколько стоит. Не спросила. Секунду колебалась, не отказаться ли от покупки. Но не стала. Слишком хлопотно. И все ей так идет. Продавщица ушла. С Маргаритиными вещами. За очки прошлось заплатить в парфюмерном отделе. За туфли — в обувном. Тем временем ее старую одежду уложили в пакет. Туфли завернули в тонкую бумагу. Маргарита рассчиталась с молодой кассиршей. Женщины веером нигде не видно. Очки стоили столько же, сколько туфли. Надо поискать что-нибудь для Фридль. Она ходила по отделам. Любовалась собой во всех витринах. Для дочки ничего не нашла. Вернувшись в гараж, долго искала машину. Прошла вдоль всех машин сверху донизу. Совсем утратила ориентацию. Красные стрелы были на всех этажах.
