Какая маленькая девочка не любит горррячо волка?
— Аура распевала, растягивая слова, словно в припеве какой-нибудь легендарной рок-композиции. Жаль, что у стихотворения плохой конец, по крайней мере для волка. Десять лет слушая его однообразные старые песни, так и не обретя собственного голоса, Красная Шапочка топором разрезала волка от мошонки до самых гланд и нашла в его брюхе кости своей бабушки. О нет, сказал я, пожалуйста, любовь моя, не поступай так со мной, я не буду заглушать твой голос, я не такой волк!
В наше первое воскресенье в Нью-Йорке мы отправились в закусочную Каца, чтобы Аура попробовала первый в своей жизни сандвич с пастрами. Оттуда мы планировали пойти в Музей Метрополитен, затем, возможно, погулять в парке, выпить в одном из романтичных гостиничных баров, сходить в кино и поздно вечером где-нибудь поужинать. Сандвичи у Каца были столь огромными, что я предложил взять один на двоих, а также заказал два супа с шариками из мацы, поскольку его Аура тоже ни разу не ела. Однако ей настолько понравился вид многослойных бутербродов со свисающим по краям сочным мясом и кусочек пастрами, данный ей на пробу продавцом, что она потребовала себе персональный сандвич. И с воодушевлением его умяла. Но затем, выйдя из закусочной, она сказала, что у нее болит живот. Аура была в замешательстве, ее лицо исказилось, и когда я прижался носом и губами к ее щеке, та была липкой и пахла мясным жиром и горчицей. Ох-х-х, стонала она, согнувшись и обхватив себя руками, мне нужно домой. Ты имеешь в виду, ко мне? — спросил я. Я жестом подозвал такси, и мы поехали назад в Бруклин, в мою квартиру, остаток дня она провела в постели, а я пытался заставить ее принять «Алкозельцер», бегал в супермаркет за чаем с ромашкой, читал, без звука смотрел футбол, пока она дремала, поглаживал тыльную сторону ее руки так, как ей нравилось — легкими, как перышко, прикосновениями кончиков пальцев. К вечеру Ауре стало лучше, и я заказал ей на ужин суп с курицей и рисом из соседнего китайского ресторанчика, работавшего навынос, а себе лапшу по-сингапурски, и мы устроились смотреть кино. Я успел позабыть, что можно проводить воскресенья так, как мы с Аурой провели тот день.
Теперь, проходя мимо закусочной Каца, я каждый раз останавливаюсь посмотреть на безмолвную суету, царящую на тротуаре, на извивающийся черной лентой бордюр, на пустоту над ним. Иногда я встаю на то место, где все случилось, и шепчу: ты имеешь в виду, ко мне? И, словно Орфей, погружаюсь в воспоминания, в тщетной попытке с помощью всех этих незатейливых обрядов хоть на мгновение воскресить Ауру из мертвых.
В честь пятидесятилетия Хуаниты две ее тетушки, Лупе и Кали, и несколько друзей, включая детского дантиста Ауры, пригласили ее и Родриго провести выходные в Неваде, в Лас-Вегасе. У Ауры были занятия в пятницу и понедельник, поэтому мы полетели туда в субботу утром только для того, чтобы поужинать с ее матерью, на следующий день нам уже нужно было возвращаться. Черная гора, а возможно, холм, с плоской вершиной, возвышалась над Лас-Вегасом, вырастая из пустыни Мохаве и закрывая горизонт, как огромный черный фургон на голой парковке, блестящий, раскаленный ярким солнцем. Мы с Аурой решили, что гора насылает на город дьявольские чары, направляет в него искривленные лучи зла, напоминая писающую длинными струями кошку. Изрядная часть ответственности за это тягостное впечатление лежала на таксисте, подвозившем нас из аэропорта. Казалось, этот парень стремился как можно скорее доставить нас к зловещей горе, где в пещере ожидал Хозяин, судья и властелин наших судеб. Несясь по длинному прямому проспекту вдоль блестящих витрин Лас-Вегаса, с визгом трогаясь после каждого красного светофора, он вел машину с такой яростью, будто знал, что нам уготовано, и был бессилен противостоять неизбежному. Вцепившись в сиденье, Аура задыхалась от ужаса, мы обменивались тревожными взглядами. Как было указано на водительской лицензии, нашего шофера звали Есаул, у него был внедорожник; обращенный к пассажирам на заднем сиденье монитор с мигающей рекламой различных шоу, казино и распродаж только усугублял гнетущее ощущение замкнутого пространства. Мы пронеслись мимо щита с изображением Зигфрида и Роя, «Мастеров иллюзии», хотя один из них, я забыл кто именно, около месяца назад получил удар лапой и чуть не был съеден заживо одним из своих питомцев, — белый тигр таскал Зигфрида или Роя по сцене, сомкнув челюсти вокруг его шеи, и тряс, по сообщениям в новостях, «как тряпичную куклу». (Как и почему он выжил?) Вжав педаль в пол, Есаул наконец свернул налево, в длинный переулок, где находился наш отель «Венецианец». Ну, слава богу, нас хотя бы не привезли к горе. Вельзевул — именно так мы с Аурой с тех пор именовали таксиста, — хотя своими соломенными волосами и голубыми глазами он намного меньше походил на жуткого, крупноголового шофера из детских кошмаров Ауры, чем темная, зловещая гора.
Лола предупреждала меня, что Хуанита может одним взмахом руки разрушить наши с Аурой отношения, однако, несмотря на все свое волнение, я не запомнил, как мы познакомились. Привет, ма, это Франсиско, — и глаза Хуаниты впервые пристально смотрят на меня — ничего такого я не помню. Мне даже пришлось просмотреть снимки, сделанные нашим одноразовым фотоаппаратом. Хуанита, Родриго и Аура сидят за столом, на переднем плане распакованные подарки и бокалы с коктейлями, Хуанита держит в руках розовую футболку с блестящей надписью «Нью-Йорк» и улыбается так, будто сбылись все ее мечты. Аура не любила покупать подарки и делала это в последнюю минуту, в дальнейшем забота о подарках для ее родителей будет лежать преимущественно на мне. На фотографиях запечатлен светлый стеклянный атриум, на щеках Хуаниты румянец, она очень довольна, кепка Родриго надвинута на глаза, в кремовой водолазке, серой шерстяной юбке, с короткой воздушной стрижкой Аура похожа на Одри Хепберн, рядом с матерью она выглядит счастливой. Вокруг меня особенно не суетились. Возможно, отчасти из скромности, их и моей, и потому, что я был лишь очередным бойфрендом Ауры: они появлялись и исчезали, так почему со мной должно было быть иначе? Может, они пока не догадывались, сколько мне лет, не знали, что через три года мне будет пятьдесят. Аура впадала в детство и блеяла «ма-а-амоч-ка», от чего улыбка Хуаниты расцветала еще пышнее. Тогда я еще не понимал, что за тихой, собранной манерой поведения Родриго прячет хорошо обдуманное желание расстаться. В какой-то момент я почувствовал изучающий взгляд Хуаниты, сидевшей на другом конце стола. Увидев, что я это заметил, она тут же отвела глаза. Второй раз я ощутил, как она разглядывает меня, чуть позже тем же вечером и был уверен: она приняла решение. Мы с Аурой, как и другие пары, опьяненные любовью, могли отключаться от окружающих, склонившись друг к другу, мы смеялись над любым сказанным кем-то из нас словом. Впервые я заметил, как Хуанита шпионит за нами обоими, спустя примерно шесть недель, в Мексике, на торжественном обеде в канун Нового года в «Салон-дель-Лаго», куда нас пригласил Леопольдо; выражение ее лица было куда более задумчивым и расстроенным, чем когда она смотрела на меня одного. Она напоминала Просперо в женском обличье, обессиленного, который беспомощно подглядывает за прижавшимися друг к другу влюбленными Мирандой и Калибаном.
Но в Лас-Вегасе я был занят только Аурой и не припомню, чтобы меня волновала реакция ее матери. Большинство остальных фотографий из Лас-Вегаса были сделаны в нашем кричащем номере «Венецианца». Я позировал в виде горгульи, сидя на спинке кресла, символизировавшего папский трон, Аура, как модель с обложки, посреди претенциозной обстановки комнаты воплощала собой роскошь в отельном банном халате. Еще есть снимок, где она сидит на раскиданных после секса подушках, распахнувшийся халат открывает ее татуировку и верхнюю часть соблазнительной нежной груди, ее глаза слегка затуманены, но она доверчиво смотрит прямо в камеру — взгляд аксолотля.
Чуть позже тем же вечером, играя в блек-джек в казино «Белладжио», Аура сделает первую в своей жизни ставку и выиграет пятьдесят долларов. Дитя Фортуны! Мы договорились, что пойдем на ужин в честь юбилея Хуаниты с ее родителями, сестрами Эрнандес и их друзьями — до этого момента я видел всех их лишь мельком, поскольку они то бегали по магазинам, то сидели в казино. «Белладжио» казалось таким же бесконечным и величественным, как Лувр: вереница залов, заполненных игральными столами, барами, ресторанами, магазинами и фотографирующимися туристами. Только что мы были все вместе, но поглощенные разговором, мы с Аурой вдруг остались одни в толпе людей: ни Хуаниты, ни Родриго, ни тетушек, ни их друзей — все куда-то исчезли. Мы не знали ни названия заведения, где должен был состояться ужин, ни на чье имя был заказан стол.
