Мама вытерла руки о фартук, шагнула ко мне — обнять, что ли, хотела? — но остановилась и горестно сказала;
— А что ей! Это мы с тобой переживаем, ночи не спим, а ей все трын-трава. Поболталась и довольна.
В груди у меня прошел холодок. Началось!
— Ну, дочь, что стоишь? Мы тебя заждались. Обними отца, поцелуй мать, как положено.
— Обойдешься, — сказала я. Подошла к матери и чмокнула ее в щеку. — Здравствуй.
Она вся скривилась, махнула рукой.
— А ну тебя! Одно мученье с тобой!
— Меня, значит, не приветствуешь? — с прежним добродушием и широкой улыбкой спросил отец. — Не заслужил?
— От тебя перегаром несет за версту. Я еще на автобусной остановке почувствовала.
— Да ну? — удивился он. — А ты бы хотела, чтобы от меня, как от клумбы, пахло? Чтобы я вкалывал с утра до вечера, деньгу зашибал, тебя кормил — и был чистенький и благоухал? Так, что ли? Нет, дочь. Я человек рабочий. Ты уж извини. Рабочая кость. Умею работать, умею отдыхать. Правильно, Вадим?
Вадька тер ершом тарелку с таким ожесточением. будто хотел отмыть все розовые цветочки на ней.
— Сын, слышишь, что говорю? Умей работать, умей отдыхать. Умей учиться, умей веселиться. Так или нет?
— Так, отец, так, — поспешно ответила за Вадьку мама.
— Ну что, Ленка, делать думаешь? Да ты садись, не в гостях. Расскажи нам, какие у тебя перспективные планы? Какие обязательства возьмешь перед семьей? Порадуй нас.
— Пойду работать, не волнуйся. На твоей шее не буду сидеть. — Я чувствовала, что завожусь. Закусила губу. Привалилась плечом к косяку.
Отец отпил полстакана, сочно хрустнул редькой.
— Работать пойдешь? Молодец. Хорошо, — одобрил он. — А куда?
— Найду куда. Без твоей помощи.
— Найдешь куда. Без моей помощи. Слышишь, мать? Здорово излагает, а?
Мама стояла, скрестив руки на фартуке, поджав губы, — невысокая, с гладко причесанными волосами, темноглазая, аккуратно одетая, — и смотрела на меня с жалостью и негодованием.
— Нет уж, Лена, — быстро заговорила она. — Ты по-своему уже один раз сделала. Слетала, прогулялась, протранжирила деньги. Теперь будет, как мы решим. Хватит с нас твоих фокусов!
Дзынь! Вадька выронил чашку в раковину, и чашка разлетелась на мелкие осколки. Мама вздрогнула.
— О господи! Безрукий какой… Лучше бы не брался.
— Ничего, мать, ничего, — забасил отец. — Это, говорят, к счастью. Нам, Ленка, от тебя ничего не надо. Сами не бедняки, без твоих денег проживем. Ты себе на тряпки заработай — и хорошо. Так, мать?
Мама сморщилась, быстро-быстро замигала и закивала: так, мол, так.
Они будто забыли, что я стою и слушаю их. «Зачем приехала, зачем? — твердила я себе. — Дура, дура набитая!»
Вадим побросал осколки в ведро и повернулся. У него подрагивали губы.
— Хватит вам! — резко и тонко выкрикнул он. — Ленка, хочешь есть?
— Ни черта я не хочу! — вырвалось у меня. — А вы знайте… Я себе работу выберу такую, какая мне по душе, а не вам! И жить у вас долго не собираюсь! — Ведь клялась себе, что лучше язык откушу, чем буду с ними спорить…
Отец вскочил, побагровев. Мама испуганным жестом вскинула ладони к щекам.
— Ты что?! Опять за свое? — рявкнул отец.
— Господи! Бессовестная!
— Ленка, уходи отсюда! — завопил Вадим, сжимая кулаки. — Замолчите все!
В своей комнате из-за закрытой двери я слышала, как бухал голос отца, взлетал Вадькин фальцет, причитала мама. Я повалилась на тахту, заткнула уши, сунула голову под подушку. Какая замечательная тишина! Только в висках стучит. И мысли колотятся: «Опять! Опять! Все снова! Все сначала! Зачем приехала, зачем?»
Ворвался Вадим.
— Слушай… я тебя предупреждаю… заткнись! Не могу вас слушать! Безумцы, а не люди! Делай, что хочешь, только заткнись!
И умчался, как пришпоренный, на свою веранду. Я не успела ничего влепить ему в ответ.
Не помню, сколько дней прошло, — они для меня слились в один. Я перестирала все свои вещички, перегладила, навела порядок в комнате вообще старалась чем-то себя занять. Странное дело: меня не тянуло к приятелям. Даже Федьку Луцишина не хотела видеть, а уж он потащил бы меня куда-нибудь в компанию или на танцы. Успею, говорила я себе, успею!
Я все кляла себя, что отвергла «идею» Максима… Почему, почему?
Ладно, не стоит об этом думать, решила я в очередной раз. Вот завтра пойду устраиваться на работу, и все наладится. Но каждый день откладывала: завтра, завтра… Мысли у меня были какие-то неряшливые, разбросанные.
В воскресенье вечером я собралась к Сонькиным родителям. Только вышла в прихожую, зазвонил телефон — он у нас там стоит на тумбочке. Я подняла трубку, услышала: «Можно позвать Лену?»— и обмерла. Этот голос… негромкий, мягкий… Я сразу его узнала. Но все-таки не поверила.
— Слушаю. Кто говорит?
— Лена, вы? Привет! Помните такого человека по имени Максим? Как бы нам встретиться?
У меня почему-то дыхание перехватило… Я переложила трубку из руки в руку.
— Здравствуйте. — Я не смогла сказать «Максим». — Откуда вы взялись? Чудеса!
Он негромко засмеялся.
— Ничего чудесного. Сам напросился в командировку, только и всего. Так как насчет встречи?
— А где вы сейчас?
— Где я? Постойте, оглянусь. Слева кафе. Называется «Ёшлик». Справа скверик или парк. Сам я в телефонной будке. А вообще-то остановился в гостинице «Турист».
— Знаю, знаю, поняла! Ну, что ж, давайте… давайте встретимся.
— Отлично. Когда? Где?
Я покосилась: мама стояла в дверях кухни с половником в руке.
— Да хоть сейчас! — громко проговорила я. — Стойте на месте, я вас найду.
Максим сказал: отлично, он будет стоять, не шелохнувшись. Он ждет.
— Куда это ты лыжи навострила? Кому это ты свидание назначаешь, интересно знать мне? — как-то певуче спросила мама.
— А ты зачем подслушиваешь? Одному человеку, — ответила я, засовывая ноги в босоножки.
— Лена, пожалей себя. Меня пожалей, пожалуйста. Папа такое устроит, если ты надолго задержишься… Вадим, скажи хоть ты ей! Меня не слушает, — пожаловалась мама. Брат как раз вышел со своей веранды. — На какое-то свидание бежит неизвестно к кому.
— Ну и что? — сразу вскипел Вадим. — Первый раз, что ли? Она с семи лет на свидания носится! Я виноват, что она такая безмозглая? Пускай бежит!
— Сам ты безмозглый, братик… — нежно прошептала я ему и выскользнула из квартиры.
Почему я так обрадовалась? Ну, был какой-то Максим! Был и сплыл. И вот опять появился. Ну и что из этого? Чего я несусь как сумасшедшая, чуть босоножки не теряю?
Наверно, все дело в том, размышляла я на бегу, что он для меня сейчас вроде «скорой помощи». Звонок — «Вы заказывали неотложку?»— прибыла!
На повороте к кафе «Ешлик» я замедлила шаг. Максим стоял около телефонной будки, прислонившись к ней плечом. Издалека увидел меня, махнул рукой и пошел навстречу.
Он показался мне выше, чем в первый раз, и моложе. На нем были джинсы, серая рубашка, зауженная в поясе, с расстегнутым воротом. Легкие русые волосы рассыпались по голове… Бородка слегка взъерошена.
— Привет! Быстро ты. — Опять он перешел на дружеское обращение.
Я беззаботно улыбнулась ему в ответ и сказала, что если обещаю, то никогда не заставляю себя ждать. Максим, усмехнувшись, похвалил такую точность.
— Ну, что будем делать? — приветливо спросил он, приглядываясь ко мне, словно стараясь понять: та ли я, какой была, или уже другая? — Есть несколько вариантов. Можно, например…
— Вы надолго здесь? — перебила я его.
— Не «вы», а «ты».
— Ты надолго здесь? — нервно повторила я.
— Еще не знаю. Приехал заключать договор с вашим трестом. Слышала об АСУ? — Он поморщился. — Это неинтересно.
Зря он так думал, что неинтересно. Я слушала внимательно, даже позавидовала ему: вот есть у человека свое дело. Захотел — и прилетел в командировку. Как хорошо! Вольная птица!
Мы перешли улицу и свернули в глухой переулок.
— Как у тебя дела? — спросил Максим и обнял меня рукой за плечи.
Я не отстранилась, не пискнула. Только сердце сильно стукнуло, даже больно стало.
— Да что я! Собираюсь работать. Пойду в детский сад. Тошно здесь, вот в чем дело! Не смотрела бы ни на что. Я тут родилась, понимаешь? Я, может быть, тысячу раз ходила по этой улице. Тощища!
Его рука крепче сжала мое плечо. Он заглянул мне в лицо, негромко сказал:
— Дело не в городе. Это ерунда. Все города, в сущности, одинаковы. Дело в том, что жизнь вообще тоскливая штука. А бывают такие моменты, хоть вешайся.
— Вот именно! В петлю охота!
Он засмеялся.
— Нет, в самом деле! — разгорячилась я. — Вот училась в школе, все было ясно. А сейчас вдруг какая-то тьма. Ну, поступлю работать, а дальше?
