Старшая дочка нашла по телевизору в номере мультики, младшая вполне освоилась в другой комнате на широкой двуспальной кровати с леопардовым покрывалом.
— Ну, Садовников, нам нужно разнообразие, давай уже останемся тут, а завтра рано-рано утром поедем кататься на лошадях! Мы из города в жизни так рано не уедем!
— А ребенок с кем останется? — Я же предлагала взять няню… ну, ничего страшного, давай по очереди! Ну, пожалуйста, ну я не могу дома, мне надоели эти стены все время…
Хотя сопротивление мужа было почти незаметным, Марина продолжала нервничать. Ведь из-за свадьбы внизу они не смогут встретиться с Леркиным любовником в ресторане. То, что он тут — понятно, но где его искать? Кончик носа аж пощипывало от азарта.
Когда совсем стемнело, старшая дочь продолжала смотреть мультики, а младшая, напившись молочной смеси (электрочайник, подогреватель для бутылочек и даже стерилизатор взяли с собой), снова заснула, они с мужем вышли на улицу, пообещав старшей мороженое с орешками и оставив ей один из телефонов на случай, если младшая проснется.
Воздух здесь был совсем другой. Особое свойство загородных мест — едва стемнеет, хотя еще и не так поздно, все вокруг затихает и замирает, лес наполняется шорохами и кажется, что уже глубокая ночь. Они перешли через дорогу, где блестел круглогодичной новогодней гирляндой еще один ресторанчик. Оказалось весьма симпатичное место с приятной живой музыкой и вполне достойной публикой — и да, он тоже был там. Марина специально села за соседний столик и так, чтобы Садовников оказался спиной к Славиной компании. Стена была как во многих загородных ресторанах — деревянная, украшенная какими-то национальными венками, рушниками, горшками и со скосом, который начинался сразу над головой, так что сидеть там было очень уютно, как в домике. Столики были разделены плетеными заборчиками, а посередине зала пока пустовал танцпол.
Девицы были явно свежими и понятно, какого поведения. Слава сидел немного отрешенно и на все эти поглаживания-приставания почти не реагировал. Его друг, черноволосый мальчик, что был тогда в офисе, курил сигары, балагурил и, по сути, заводил всю компанию. Девицы были так себе, кобылы.
Садовников много пил, причем водку (в таких местах и нужно водку пить), потом народ стал выползать на танцы. Они со Славой уже обменялись взглядами, и он, конечно, узнал ее. Потом они все пересели за один большой стол, потом позвонила дочка, из-за музыки было плохо слышно, потому муж сразу пошел в гостиницу, а Марина осталась танцевать. Слава как-то слабо реагировал на нее, зато Вадим оказался прекрасным собеседником — редкостным приколистом, причем весьма неглупым. Танцевали оба отменно, Марина, хоть и сама не промах, а едва успевала за ними. Одной из кобыл, хотя она этого не знала, дали сто гривен и отправили гулять, а вторая была потише и практически не предъявляла претензий на кого-либо из мужчин.
Садовникова не было довольно долго, они уже успели выпить и станцевать несколько раз, и у них со Славой установился прочный, немногословный флирт, почти животное влечение. Она чувствовала себя примерно так, как если бы, управляя самолетом, поняла, что машина полностью слушается ее, вся эта махина, и воздушные потоки, и собственные страхи — все под контролем, все как надо. Она знала, что никогда не переступит черту, потому что мужу ни разу не изменяла. Марина специально знакомилась по Интернету, любила долго, изнуряюще, заниматься виртуальным сексом с женатиками, накапливая тем самым какой-то нуждающийся в дополнительной дешифровке потенциал для своих ненаписанных статей. Она, вообще, презирала их всех — и женатиков, и в первую очередь их жен, и тех баб, что печатаются в глянцевых журналах, и других баб, что эти журналы читают и верят им. Сама она тоже часто покупала такие журналы, но, как ей казалось, с целью поиска новых несовершенств и с насмешкой над убогостью излагаемых там истин; чтобы знать врага в лицо, так сказать.
Слава предложил ей позвонить мужу со своего мобильного, но Марина вздохнула, что уже поздно, лучше она пойдет в номер. Конечно, он провожал ее.
Было тихо, и между деревьями вился туман. Они шли, болтая как давние друзья. Марине безумно нравился этот миг — она чувствовала себя зрелой состоявшейся женщиной, счастливо замужней, совершенно недоступной для секса, и Слава тоже, кажется, это чувствовал, и оттого в их разговорах было столько фривольностей и скользкого флирта. Она была свободна, так, как ей виделось в ненаписанных статьях, — она шла по этому приятному лесу, где-то за спиной тихо басила музыка, потрескивали сосны, пахло дымом и шашлыком, и она рассказывала привлекательному неглупому мужчине о своей интимной прическе и спрашивала, стоит ли там делать пирсинг.
Уже у самой гостиницы они встретили Садовникова. Он стоял на крыльце с люлькой-автокреслом и пытался кому-то дозвониться. В этот миг, когда его силуэт, сгорбленный, некрепко стоящий на ногах, вырисовался из тумана, у Марины словно поменялись все декорации вокруг, будто перевернули страницу, от прежнего настроения не осталось и следа.
— Что ты тут делаешь? Кому ты звонишь, придурок? — потом, осекшись, сделала виновато-недоумевающее лицо и, погладив Славу по руке, легонько оттолкнула его. — Все, спасибо! Спокойной ночи!
Слава быстро и тепло сжал ее руку, уходя, пропустив через свои пальцы.
— Почему тут ребенок?
— Она не хотела засыпать, я вынес ее на воздух, у нас балкон выходит во двор, а там дым, я думал, ей плохо будет… почему ты такая злая, птичечка? — Отдай мне ребенка!.. Да подвинься же ты, скотина пьяная!
В номере работал телевизор, показывая мультики по Cartoon Network, дочка спала в уличной одежде на нераскрытой кровати, прикрыв ножки краем покрывала.
Ругаться было сейчас без толку, но где-то в мысленной подкладке уже укоренилось приятное ощущение завтрашней мести.
Стоя под душем, Марина начинала потихоньку плакать. Скорее всего, это их последний выезд аж до Рождества, почему же все вышло так ужасно? Почему она моется тут одна и пойдет спать в кровать к дочкам, пока этот ущербный Садовников сопит на диване, распространяя вокруг себя водочную вонь? А ведь есть все условия для прекрасного вечера — уложив детей, они погуляли бы по ночному лесу вокруг отеля, потом сходили бы в сауну, потом сидели бы в соседней комнате, куда сейчас идет спать она одна, заказали бы из ресторана бутылку мартини и орешки и поболтали бы о чем-то. Почему вышло так?
И тут вдруг она с пугающей четкостью увидела вариант вечера с тем же Славой, представила, как отдается ему — такому большому, мужественному, с чертами лица как у средневекового рыцаря. И потом они бы точно гуляли по наполненному шорохами лесу… сходили бы в сауну. Захотелось выть, это было очень больно.
Потом она подумала о той кобыле, которая, наверное, все-таки возникнет снова, ведь в такие места не ездят, чтобы спать одному… снова что-то азартно защекотало под сердцем. А ведь у нее все-таки все хорошо! И муж хороший! Что за идиотские мысли…Обмотавшись полотенцем, Марина пробралась в гостиную, постояла немного, прикидывая, как лучше влезть к мужу на неразложенный диванчик. Укрывшись пледом с леопардами, стала возиться, пытаясь расстегнуть ему штаны, он что-то сквозь сон слащаво и слюняво бубнил, не открывая глаз. Пощупав, подергав и потеребив его так и эдак, поняла, что вечер все-таки пропал, встала, оставив полотенце валяться на полу, брезгливо накинула на него плед и пошла в спальню.
Однажды на Позняки приехал Вадик. Валерия случайно встретила его там же, где и два месяца назад, — на неудобном пандусе в собственном подъезде. Он был в длинном черном пальто с пронзительно-яркой атласной подкладкой, в белой рубашке и вязаном ярком шарфике, как-то по-иностранному повязанном небрежным запутанным узлом. Дорогие туфли из тонкой кожи сияли на солнце.
Они встретились взглядами, он смотрел на нее, будто пытаясь узнать, она улыбнулась первая, и тогда он спросил: «Вам помочь?» Валерия кивнула, и сердце, конечно, дрогнуло. Хотя вся эта история была закрыта и забыта, и Гена все-таки лучше всех, но дико захотелось ухватиться на минуточку со своего полустанка за этот пролетающий мимо состав, просто заглянуть туда.
— Как малыш?
— Все хорошо, спасибо.
— Простите, вы Валерия?
Они уже стояли под лестницей.
— Да, — значит, рассказывал. Она потупила взгляд и поправила волосы. Все-таки не в лучшей форме для такой встречи.
Пауза затягивалась. Его темные глазенки с густыми ресницами смотрели тепло и выжидающе.
— Наверное, не стоит этого говорить. — Ее сердце словно дрогнуло. Это был такой миг… будто не на самом деле, будто из книжки, даже сама постановка фразы… — Но вы запали ему в душу. Странно, я ехал и как раз думал о вас.
