Лиза услышала мужской смех. Затем хлопнула дверь.
– Пока! – весело заорала механическая горилла. – Тедди был просто счастлив, что вы к нам заглянули. Приходите еще, и поскорее, слышите?
* * *
Калеб перекинул телефон через плечо.
– Благодарю за проявленную бдительность, сержант, – съязвил он. – Если бы еще ваши пациенты не сбегали, было бы вообще отлично.
На пороге он остановился и обернулся к старому вояке:
– Кстати, не хочется вас огорчать лишний раз, но Север-то победил!
С этими словами он вышел.
Надзиратель сделался похожим на готовый взорваться паровой котел. Балансируя на грани конфедератской гордости над пропастью беспредельной глупости, он пал на колени и горестно возопил: «Не-е-е-т!» Заметавшись среди стен, этот крик вырвался наружу лишь слабым эхом, но Калеб услышал его и, садясь в экипаж, улыбнулся. Он направлялся на другой конец города – в театр «Лицей» для встречи с Гудини.
Хотя от внимательного взгляда Калеба не ускользнула надпись на стене, кое-что важное он все же пропустил. На полу в углу камеры была еще одна надпись – совершенно иного характера, и она-то имела весьма серьезные последствия и для Элизабет, и для Калеба, и для Рузвельта, а также для вашего покорного слуги.
Надпись эта гласила:
«Я не умалишенный! Но я чувствую себя болваном, олухом и тупицей (да в придачу полным дураком). Мне так жаль, малышка Ерд. Прошу, прости меня».
* * *
Готическая пятиэтажка – дом 121 по Восточной Шестьдесят четвертой улице – сегодня одна из самых почитаемых достопримечательностей города. Но раньше, в 1882 году, это был всего лишь один из многих доходных домов, возведенных в фешенебельном квартале между Лексингтон и Парк-авеню. Хотя заморские витражи и островерхая крыша придавали ему сходство с церковью и тем самым отличали от прочих зданий, более ничем иным дом не выделялся.
Тем не менее у этого здания есть любопытная история, которая заслуживает, чтобы о ней здесь рассказать. Некоторое время дом служил пристанищем знаменитого застройщика Роберта Мозеса,[45] который прославился следующим утверждением: «Чтобы афроамериканцы не пользовались общественными бассейнами в «белых» районах, нужно сделать температуру воды ПО-НАСТОЯЩЕМУ НИЗКОЙ».[46]
В 1960-е годы Боб (или Рэй – вечно я их путаю) из популярного комического дуэта[47] руководил подземной железной дорогой, «эль андеграундо», для вывоза из этого здания мексиканских нелегалов. Его идея состояла в том, что если уж нелегалы ухитрились протянуть дорогу до его дома, они могут тем же манером проделать весь путь на север по Восточному побережью, перебираясь из одного убежища в другое, – и так до самой Канады, пока не придут наконец к свободе. К несчастью, большинство нелегалов были остановлены на границе Калифорнии, прежде чем они успели даже попробовать совершить бросок на шесть с лишним тысяч километров через всю страну до «Убежища Боба», и потому – увы! – секретная железная дорога загнулась и потерялась для истории. Тем не менее попытка была благородной, и мы выражаем свое искреннее восхищение Бобу (или Рэю, или кто бы там ни был) за то, что они по крайней мере хотели как лучше. А сейчас, в то время как печатается эта книга, в доме 121 обосновались горячо любимая мною актриса Бриджит Нильсен, ее суженый, бармен Матиа Десси, и рэпер Флэвор Флав.[48] Я полагаю, вы не откажетесь вместе со мной пожелать им всяческих успехов.
Однако в 1882 году бесхитростное сходство этого дома с культовым зданием делало его идеальным местом для публичного дома, который держала Китиха и который пользовался большой популярностью.
– У вас клиент в номере «Однажды в парке»,[49] – сообщила Лили, бойкая девушка по вызову, когда Китиха закончила дела с клиентом из номера «Ляжки или Пирожки».
– Кто-нибудь из завсегдатаев?
– Законник. Говорит, начальник полиции, не больше и не меньше.
– Ах, да. Наверное, принес отступные за мою испорченную шубу.
Темную комнату под названием «Однажды в парке» украшали выполненные на бархате чудовищные картины, изображавшие четырех всадников Апокалипсиса, а также разномастных псов, играющих в карты. Но самое главное впечатление для попавшего сюда заключалось в том, что он будто бы оказывался внутри теплой матки, снабжающей его пищей, – правда, матки, которая требовала оплаты каждые пятнадцать минут. Это физическое ощущение усиливала круглая красная лампа, источавшая сияние на все чрево – то бишь комнату. Там и сям валялись разнообразные атрибуты верховой езды: галифе, высокие сапоги, кнуты, шоры, седла и торбы.
– Так-так. Вижу, девочки не позаботились прибраться тут после дерби, – пробормотала Китиха, поднимая кусочки сахара и морковные огрызки. – Эй, начальник Спенсер, вы здесь?
Ответом ей было гробовое молчание. Затем из-за безвкусно раскрашенной восточной ширмы вышел человек во фраке и цилиндре.
– Добрый вечер, – сказал он.
– Вы не начальник Спенсер.
– Боюсь, что нет.
– Значит, один из его прихвостней, да? Отлично. С вас двадцатка. Но хочу предупредить: если я не смогу вытряхнуть из моей шерстки вошек, – придется добавить.
– Ой-ой-ой, как же мы торопимся! А где находчивость и остроумие? Где душевный разговор, чтобы растопить лед? Нет – прямиком к грязному делу, чтобы побыстрее с ним покончить! Разве так делается?
– Слышь, легавый, у меня мало времени. Мне надо возвращаться.
Мужчина швырнул на неубранную железную кровать пачку денег. У Китихи загорелись глаза.
– Я так понимаю… – начала она, предположив, что ее первичное предположение как раз и было тем, что следовало предположить. – Нам тут придется задержаться, правильно? Ну, тогда я пошла за гарпуном.
– Не трудитесь, – произнес незнакомец, улыбаясь улыбкой, которая была совсем не улыбкой, а призывом к лучшим чувствам проститутки – мольбой внять и уйти, бежать, извергнуть себя из этого лона, пока не поздно. К несчастью для Китихи, она приняла выражение лица визитера просто за улыбку извращенца и начала стягивать платье и прошитый свинцом пояс – это было одно из ее последних действий на этом свете.
– Брюки для верховой езды можете примерить за ширмой, – предложила она, заголяя обвислое тело, покрытое сотнями татуировок с изображениями кита. – У вас, должно быть, шаговый шов 86 сантиметров. А если есть желание по-настоящему ощутить себя Ахавом – под столом, кажется, валяется протез, его туда зашвырнул последний посетитель.
– Протез не понадобится, – сказал гость. Он вытащил из сумки небольшой ящичек, поставил его на стол и чрезвычайно аккуратно открыл. По комнате поплыл милый напев незатейливой песенки «Сладкая Рози О’Грейди».
– О, музыкальная шкатулка! Какая прелесть! Повышает настроение, правда? Ну а теперь… Как вас величать, кроме как «красавчик»?
– Хороший вопрос. Однако я затрудняюсь на него ответить. Видите ли, разные люди зовут меня по-разному.
Незнакомец потушил масляную лампу, ее красное сияние сменилось мерцанием углей в камине.
– Гхм… Хорошо, – сказала Китиха, полагая, что это некая новая игра. – Ну, тогда… Я должна угадать?
– Да! Действительно, почему бы и нет? Это будет весьма… – Он вздохнул. – Будет весьма забавно… наверное.
– Хорошо. Так. Ну-ка… Может, Фредерик? Нет, не Фредерик. Гм… Фердинанд? Вольфганг? Вернер? Малахия? Нет, это все вам не подходит. Я знаю! Джон! Вас наверняка зовут Джон. Отныне, когда я буду вспоминать вас, я буду думать о вас как о Джоне.
– Как ты догадлива! По такому случаю можешь величать меня моим прозвищем. Я совершенно уверен… – Вздох. – Совершенно уверен, ты его слышала. Ох, да что ж такое?
– В чем дело, мистер? Хочется да не можется, а?
– Увы… Боюсь, весь мой запал вышел.
– Ну, это мы поправим, не сомневайтесь. Там, внизу, в кухонном шкафчике есть ртутная соль. Одна пилюлька, и столбик устремляется вверх, а через полчасика ваша мачта торчит столь же гордо, как на том корабле, что доставил сюда наших предков, будьте уверены.
– Приветик, Эйб!
– А тебе никогда не хотелось, дорогая моя великанша, чтобы в жизни было еще что-нибудь, кроме грошового «перепиха», или как вы, дамочки, сейчас это называете? Никогда не мечталось?
– Да уж, конечно, Джон, все девчонки не прочь помечтать. Но, как говаривала моя мамуля, подставь мечтам одну горсть, а дерьму другую, и погляди, какая быстрее наполнится.
Китиха расхохоталась, хлопая себя по ляжкам, отчего ее толстая шкура пошла рябью.
– Что касается меня, – вздохнул посетитель, – я всегда мечтал стать танцором.
– Всего-то? – рассмеялась Китиха. – И что? Почему же вы не танцуете?
– Если бы все было так просто. Боюсь, моя жизнь покатилась по кривой дорожке туда, откуда нет возврата.
