― Зато она в отличие от тебя не продала меня за тридцать сребреников... Скажи мне только одно, за сколько ты меня продала? Мне просто интересно, сколько я для тебя стоил...
― Я продала тебя за мечту. И возможность все начать с самого начала...
― Это только у трассы есть начало и конец ― и то смутные... А у человеческой жизни ― все одна сплошная история... И конец, и начало в жизни только одни...
― Тебе Сабина все рассказала? ― поинтересовалась Кати.
― Нет, ее отец... Сабина месяц назад умерла.
После ухода Кати Николай начал чаще видеться с Сабиной. Та стала для него нежной и родной. И так было проще было пережить развод: вечерами слушать чей-то голос и не оставаться одному в тишине дома... Николай подумывал о романе... Просто попробовать... Каково это ― быть любимым и принимать любовь, не отдавая все, что у тебя есть, не вырывая клочьями из сердца и не кладя к ногам любимой женщины, а просто позволяя заботиться о себе. Он был бы благодарным: цветы, подарки, жесты, он бы даже обнимал ее перед сном. И со временем влюбился бы... Но однажды вечером Николай попал в небольшое дорожно-транспортное происшествие... Ничего серьезного... Влетел в глубокую яму на скорости, пробил картер, потекло масло... Машину на эвакуаторе отвезли в сервис в конце Щелковского шоссе. И ничего не оставалось, как попросить Сабину забрать его из сервиса.
Она за несколько часов до звонка Николая купила ему травянисто-зеленый кашемировый свитер в центральном универсаме, и ей не терпелось вручить его. Так она намеревалась поздравить Николая с официальным разводом. Обычно Николай сам заезжал за Сабиной ― на все встречи она выходила на каблуках и с возможностью выпить бокал вина. Брелок с ключами от машины Ильдар после той аварии, когда она выкрутила руль, пытаясь произвести впечатление на Николая, запрятал в ящик, который запер на замок, а ключ носил в нагрудном кармане ― чтобы наверняка.
Однако стол, в котором скрывались ключи, был антикварный, и потому ящик можно было вскрыть кухонным ножом ― раньше, правда, никому в семье не нужен был доступ к нему в отсутствие Ильдара.
Сабина хотела забрать Николая за рулем ― без такси, она не хотела рассказывать про психологов, к которым ее водил отец, про то, что он отобрал машину и следит теперь за каждым ее шагом ― вроде взрослая уже, двадцать шесть лет...
Вместе с ключами Сабина нашла страшное ― стопку писем, которые писала когда-то Георгу... Все до единого хранились в ящике стола ее отца. Это он ― Георг. Сабина даже поняла, как к нему попало первое письмо. Она сразу догадалась, что соседка Алла ― любовница Ильдара, поэтому та часто опускала взгляд, встречаясь с ней на лестнице... Вспомнила об умении ее отца писать двумя руками и разным почерком... Что в Цюрихе, куда она отправляла письма на адрес компании, работал бывший партнер ее отца. Как она могла быть такой дурой? Как она могла не заметить стольких несостыковок с самого начала?
Сабина перечитывала письма одно за другим, как писала, что ненавидит Лету, как хотела, чтобы та умерла... Она начала рыться во всех документах подряд... Договорах аренды соседней квартиры... Выписках с банковского счета, где нашла перевод на имя Кати Григ. Сабина собрала дома все флаконы духов, которые нашла, в чулане выискала растворитель, в аптечке нашла медицинский спирт... Она бросала один за другим флаконы о стены, и те с грохотом и шумом разбивались на миллионы осколков, оставляя ароматные пятна на мебели и ковре, Сабина обрызгала растворителем стены, рамки для фото, а спирт вылила на гардины, зажгла каминную спичку и бросила ее в сторону окна, шторы вспыхнули, а пламя язычками облизывало стены, сжигая все мосты.
Повернув ключ зажигания, Сабина поняла, что уезжает отсюда в последний раз и больше она уже не вернется ― ни в отчий дом, ни к некогда родным людям... Лета как всегда отдыхала в Мадриде, а Ильдар ужинал с Аллой...
― Сколько заплатил тебе мой отец, чтобы ты проводил со мной время? ― спросила она холодным голосом Николая, совершив вызов уже доступного для нее и свободного абонента.
― В плане?
― Да ладно, что, еще не заплатил? Сказал, что заплатит, если женишься?
― Что за бред?
― Теперь это бред? Знаешь, я никогда не ругалась матом. Никогда не позволяла себе ни единого бранного слова, а теперь так хочется. ― И она набрала воздуха в грудь и начала истошно орать: ― Ненавижу! Как же вы меня, суки, заебали! ― чтобы выговорить последнее слово, ей понадобилась недюжинная смелость, но, выпустив его из себя, Сабина испытала безумное облегчение. Она вдруг поняла, зачем, а главное, почему люди ругаются матом.
― Ты ненормальная! ― повесил трубку Николай.
Сабина меж тем выехала на привычную и знакомую ей М7. Она не хотела выкручивать руль, ей казалось, что она столько еще всего не успела сделать... Рожать детей она никогда не хотела ― и сейчас не думала ни о том, что могла бы в перспективе выйти замуж, ни о том, что могла бы вырастить пару избалованных дочерей... Она вдруг подумала, что никогда не ела рыбы, не пробовала суши, не намазывала ореховую пасту на хлеб ― и всю жизнь облизывалась, видя, как одноклассники едят все, что попадается им на глаза. Да, аллергия! Да, она астматик! Да, бывал даже отек Квинки. Но плевать! Ей безумно хотелось есть.
В Балашихе Сабина забежала в японский ресторан, где заказала с собой набор роллов ассорти, в магазине кинула в корзинку банку ореховой пасты и баклажаны с орехами и брынзой.
Сабинино бегство на восток заняло всего несколько часов. Она вспоминала каждый прожитый год и поступательными движениями от рождения к настоящему вычеркивала Ильдара из своей жизни, а кроме него в ее жизни по сути никого любящего и не было... В Гороховецком районе недалеко от Владимира она увидела одноименный мотель «М7»... И решила, что именно здесь устроит свой пир на весь мир. В детстве она мечтала найти Китеж-град, ту самую русскую шамбалу, землю обетованную, населенную полубогами. Но согласно легенде, туманный остров открывается лишь чистым душой и сердцем... А в ее холодном сердце ― авгиевы конюшни от боли и сожалений.
Сабина на несколько часов заперлась в номере, а потом спустилась на ресепшн.
― Я хотела бы попросить вас об одном одолжении. Конечно, не бесплатно. Когда вы соберетесь уходить с работы, пройдите мимо почты и купите марку. Мне нужно отправить письмо. У меня есть конверт ― но нет марки, ― обратилась она к девушке за стойкой.
― Хорошо. Только напишите адрес разборчиво на конверте, ― послышалось из-за стойки.
― Давайте, я лучше на бумаге напишу, а то вдруг этот конверт не подойдет.
― Подойдет. Сейчас любые отправляют ― главное, чтобы марки были и адрес. Так что пишите смело, ― девушка, не отрываясь, смотрела какой-то очередной юмористический балаган на развлекательном телеканале.
Сабина имела отвратительную память на числа, она не могла запомнить даже собственного номера телефона, не говоря уже про индекс, который был так необходим для писем ― зато как точно она подмечала детали и записывала их кровью у себя на сердце. Сколько таких деталей она записала в папку «Георгий», а теперь эта папка не давала ей дышать. Георгия никогда, как оказалось, и не было, а папка меж тем осталась.
― Как вы думаете, в паспорте, где сведения о прописке, индекс написан?
― Понятия не имею, у меня ж только регистрация, ― выплюнула вместе с шелухой от семечек фразу администратор. Она бы душу дьяволу продала за московскую прописку.
Сабина открыла паспорт и начала листать страницу за страницей.
― Нет... Индекс не написан, ― удрученно поделилась она своей проблемой.
― Вы что? Собираетесь отправлять письмо себе домой? ― девушка оторвалась от экрана.
― Да, но я не собираюсь туда больше возвращаться.
― Письмо важное небось? Мужику? ― Девушка расплылась в улыбке, потому что любила наблюдать мелодрамы, а не привычный эротический сюжет «дальнобойщики и шлюхи».
― Да, мужчине, ― Сабина не стала говорить, что отцу, хотя и хотела с кем-то поделиться своими невзгодами, но не могла, не умела она открывать ставни души незнакомцам, ее воспитали иначе. Иначе. Или все время боялась, что проходимцы украдут ее чувства. Но боль не крадут ― боль никому не нужна. Ее и так в избытке.
― Смари тада, ― перешла на тыкание и гакание девушка за пурпурной стойкой, ― у меня братуха мой едет седня вечером на Курский вокзал корягу свою встречать ― если у тебя недалеко от Курка, может закинуть.
― Близко очень ― в трех минутах езды ― на Николоямскую. Считайте, почти на Садовом.
― Соточку добросишь на горючку?
Сабина улыбнулась.
― Давайте я дам пятьсот. Пусть куда-нибудь заедет поест по пути.
― Хватит с него трех сотен и Макдака, ― девушка вернула ей двести рублей, и добавила: ― Хорошая ты телка, какими судьбами тут?
― Захотелось спрятаться.
― Ищет тебя мужик твой, что ли?
― Нет, не ищет, затем и прячусь. Слушайте, а что у вас есть с орехами? «Пикник» давайте, фисташки ― торт или пирожное.
