Субботней ночью летом 1938 года фильтровальная станция составляла одну из вершин треугольника огней на карте города. К другой вершине, к северу от озера, вела светящейся рекой Янг-стрит. На третьей сияли огни яхт-клуба на Торонто-Айленде — там давали летний костюмированный бал, и водные такси перевозили через пролив публику в эксцентричных нарядах — путешествие по воде протяженностью в милю.
На таких вот танцевальных площадках богачи проводили свои вечера! Расхаживая с важным видом, словно жеребята в теплой, сухой конюшне. А на следующее утро в постели они вспоминали хореографию соблазнов, увлекших их с запруженной народом периферии холла на паркет под тридцатифутовыми кокосовыми пальмами, — создавалось впечатление, что вместо потолка там лишь фальшивая луна с фальшивыми звездами. На каждой группе деревьев сидела на тонкой цепочке — чтобы не дотянуться до гостей — живая обезьяна. Животным приходилось увертываться от летящих в них пробок шампанского — поразившему цель дарили новую бутылку. Продажа шампанского стремительно росла, но лишь изредка за пронзительным визгом обезьяны следовали крики одобрения.
Над оркестром был раскинут шелковый шатер, по стенам висели диорамы. Время от времени гостям раздавали ватные снежки, и тогда под пальмами немедленно разгоралась битва: их швыряли в зал, предварительно окунув в шампанское или в соус. В бальном зале не было прямого освещения; создавалось впечатление, что все оказались в оазисе за полчаса до восхода солнца.
Среди богатой публики мелькает фигура Караваджо, элегантного, наглого и уверенного в себе, — этот образ Патрик запомнит навсегда. Пробор в его темных волосах сверкает, как Янг-стрит в полночь. Этой летней ночью он в костюме пирата спрыгнул с моторной лодки вместе со своей собакой, Джанеттой и Патриком, прокричал приветствия абсолютно незнакомым людям и направился к искусственному лунному свету в бальном зале, утверждая, что он Рандолф Фрог. Женщины из общества приняли это имя как должное — богачам, которые способны менять все, кроме имени и внешности, следовало бы тщательнее оберегать эти признаки. В их кругу человек с лицом питбуля признается образцом изысканности.
Их не было в списке приглашенных. Левой рукой Караваджо отправлял в рот канапе, а правой хлопал женщин по заднице. Когда пары стали танцевать под звуки оркестра, Караваджо подхватил собаку на руки и принялся вальсировать между ними, покрывая Августа страстными поцелуями и восхваляя красоту его родинок. Следующий час он танцевал с женщинами, отмечавшими про себя, что от него пахнет псиной. Тем временем Патрик с Джанеттой робко стояли у стены, словно опасались прямиком угодить в змеиное гнездо. Но Караваджо много лет бродил по садам и виллам богачей. Он подталкивал присутствующих локтем, шутил, обсуждал фарфор и хрусталь с женщинами и понимающими людьми, жаловался на то, что отдал почистить свои кресла в стиле Людовика XIV, но, протрезвев, не мог припомнить, куда и кому.
В конце концов он нашел супружескую пару, какую искал. Игривая жена и задиристый муж, слегка за сорок, крепко пьющие. Он танцевал с ней, не сводя с нее глаз и напевая «Ночь и день».
Vicina о lontana da me
non importa mia cara, dove sei…
Итальянский язык, который он якобы выучил в Тоскане прошлым летом, произвел на нее впечатление. Его пальцы поглаживали ее лопатку.
— Видите, как там, под люстрой, мой муж соблазняет девицу? Наверняка он предлагает ей покататься на яхте.
— У вас здесь яхта?
— Да, мы на ней приплыли. А вы?
— Нет. Я никогда не управляю яхтой.
— Мы возьмем вас на борт.
Он улыбнулся, бросив недокуренную сигарету на пол.
— Со мной моя скромница-сестра.
Женщина бросила взгляд через зал на растерянную Джанетту, державшую за руку Патрика.
— Пожалуй, она может присоединиться к нам.
Несколькими часами раньше, садясь в автобус, направлявшийся к пристани, Караваджо сказал: «Позвольте мне рассказать о богачах — они смеются не так, как мы с вами». И Патрик подумал: «Так говорила Элис. Точь в точь». — «Единственная вещь, которая привязывает богача к земле, — это собственность, — продолжал Караваджо, — их бюро, их мраморные столы, их драгоценности…» Патрик хранил молчание, он даже не засмеялся.
Он помнил, как Караваджо махал им на прощание голубой рукой, повиснув на тюремной крыше. А когда Патрик вышел из тюрьмы, он отыскал следы вора через своих соотечественников в «Голубом подвале». «Мистер Преднамеренное Уничтожение Собственности спас мне жизнь», — объяснил Караваджо Джанетте. Они показали ему город, где все стало старше на пять лет, и сделались его друзьями. Весенними вечерами они допоздна рассказывали друг другу о своей жизни.
За неделю до танцев в яхт-клубе они проводили разведку местности, и Джанетта видела, как Патрик напился. Когда они возвращались назад на пароме, голова Патрика лежала на коленях у Джанетты. Она склонилась над ним в темноте, коснулась его волос рукой. Он поднял глаза. На небосклоне ее доброго лица светилась нежность, которой он не замечал прежде. Затем перед глазами все поплыло, и Джанетта с Караваджо, стащив его с парома, отвели к себе и уложили спать на полу в гостиной.
После костюмированного бала они оказались на пристани: Караваджо, двое его богатых друзей, его собака, его «сестра» и Патрик, якобы сопровождавший ее в тот вечер.
…notte е giorno
Questo… mmm…
mi segue ovunque io vada, —
поет Караваджо в ночи, бутылка в его пальцах раскачивается, как маятник, рука на плече у женщины. Он произносит монологи о разбитом стекле и кривых зеркалах и потирает ее сосок в такт пению, пока ее муж отвязывает лодку от причала. Патрик шествует сзади, с ног до головы в черном, словно вор, за спиной развевается красный шарф, в руках ящик с инструментами, на котором написано «ДОБЫЧА».
Оказавшись на борту яхты «Аннализа», Караваджо со смехом устремляется вниз за алкоголем. Он едва стоит на ногах. Он и муж, откупорив несколько бутылок, поднимаются на палубу. Жена заводит граммофон, колышется ее шелковое платье с блестками. Джанетта перегибается через перила, вдыхая свежий воздух, пока муж поднимает паруса и они выходят в залив, — направляясь от острова к городу. Банни Бериган пронзает воздух своей трубой, вихрь звуков взмывает все выше, оставляя позади оркестры яхт-клуба. Они покинули остров. Богачи.
Караваджо заявляет, что не умеет управляться со снастями, и приглашает чужую жену потанцевать. Он очарован ее дерзкой сексуальностью. Они то и дело неловко валятся друг на друга в такт движению волн. Джанетта с Патриком где-то на носу. Яхта лавирует в миле от города. Караваджо, муж и жена непрерывно пьют. Жена заводит граммофон, и под шипящей иглой вновь звучит «I Can't Get Started» — «Я не могу начать».
Караваджо, перехватив взгляд Патрика, поднимает бокал.
— За нетерпение! За Герберта Уэллса! — провозглашает он и швыряет бокал за борт.
Ночь выдалась жаркая, и он сбрасывает плащ. Женщина бьет кончиком ногтя по его пиратским серьгам. Дзинь.
— Дзинь, — шепчет она ему. — Ты не проголодался?
Спустившись вниз, она открывает холодильник. Караваджо вертится на вращающемся стуле еще и еще, мимо неясных очертаний ее платья цвета семги, спиртное выплескивается из его стакана. Он продолжает вертеться, пока стул не останавливается, она стоит у холодильника, прижимая к пылающему лицу лед, расстегивая брошку на плече, верх платья падает, обнажив одно плечо. Его голову наполняет запах газовой лампы, горящей рядом с ним. Он прилагает все усилия, чтобы встать со стула. Теперь ему надо замереть. Повсюду музыка. Он смеется. Может ли человек с эрекцией потерять равновесие? Глубокая мысль. Он поворачивается к ней лицом. Дорогая Семга. Она делает шаг вперед, чтобы его поддержать. Его щека на ее влажной коже под мышкой, на ребрах, приблизительно там, где пронзили Христа, думает он. Шатаясь, он падает на колени. Обнимает ее поверх юбки за бедра, а женщина выскальзывает из платья, оставив у него в руках скомканную блестящую оболочку. Музыка умолкает. Опасная пауза. Они качаются вместе с волнами, он держит ее сзади за волосы. Потом достает из кармана платок, подносит к ее лицу и усыпляет ее хлороформом.
В ночном воздухе рука Патрика выныривает сбоку перед большим лицом и усыпляет мужа.
Караваджо лежит на полу, обнимая потерявшую сознание женщину в спущенном до пояса платье. «Что ей сейчас снится?» — думает он. Ему хорошо лежать с ней в тишине, наставшей после того, как рука Джанетты сняла иглу с пластинки. Он выбирается из-под нее, оглядывает комнату, находит одеяло, укрывает женщину и выходит на палубу.
