– Эксклюзив, – выразилась молоденькая продавщица. – Модели от-кутюр этого сезона.
– Это мы понимаем, вы цену скажите.
Продавщица сказала. Из скромности и той болезни, которую можно назвать ценобоязнью, особенно когда речь идет о модных вещах, мы эту цену не повторим. Еще и потому, что рассказыва-ем реальную, хоть и художественную, историю и не хотим, чтобы нас заподозрили в излишней фантазии.
Наташа присвистнула, а Люба спросила с присущей ей четкостью и прямотой:
– Да вы что, опупели?
– Пупеть никто не собирается! – с достоинством ответила продавщица. – От Армани вещи.
– Какого еще Армани? – шумела Люба, переодеваясь обратно. – Армани! Хрен в кармане, Армани! Очумели совсем! Я в огороде с пугала сыму кофту мамину, джинсы старые порежу – будет вам Армани! Такие деньги, очуметь! Да я сама столько не стою!
– Мам, не ори, ты же обещала! – упрекнула Наташа.
– С ума сходить я тебе не обещала! Пошли отсюда!
И они вышли, не обращая внимания на насмешливые взгляды продавщиц.
3
Они вышли. В машине Наташа, хоть и была слегка смущена, принялась объяснять матери:
– Мам, ты пойми, у них все так ходят! Современный стиль! А то ладно, надень ватник, галоши, юбку старую, будешь колхозница совсем!
– Давай к рынку, – сказала на это Люба.
– Так я и думала! Он же тебя запрезирает! За триста рублей джинсы хочешь купить, да?
– Это мое дело! Езжай – или выходи из машины!
Наташа не вышла, послушалась, повезла мать к рынку.
Там она даже не пошла с нею:
– Еще позориться!
Сидела в машине, посматривала по сторонам.
Подкатились два местных кавалера, один повыше и понаглее, вихлястый такой, второй мельче, но глаза тоже шкодливые.
– А девушка, а прокатите на машинке! – сказал вихлястый кавалер с некоторой гнусавинкой – то ли от насморка, то ли считал, что это звучит завлекательней.
– Тебе близко, пешком дойдешь, – ответила Наташа.
– А куда это? – поинтересовался вихлястый, решив, что дело на мази, поскольку по местным правилам, если девушка вступает в диалог, даже неприязненно, она готова к дальнейшему общению. Но он ошибался.
– А туда, куда я тебя сейчас пошлю! – уточнила Наташа, совсем даже не глядя на кавалера, настолько он был ей неинтересен.
– Такая красивая, и такая грубая! – льстиво сказал мелкий.
– А у нее просто глаза разбежались. А нас двое, а она одна! – куражился вихлястый.
– Почему двое? Трое, – сказала Наташа.
– А не понял! – удивился вихлястый.
Наташа указала на пьяного парня, который неподалеку обнимал столб, застыв и словно решая, карабкаться ли вверх, упасть ли окончательно вниз.
– Не ваш брат разве?
– Обижаете, девушка! – сказал мелкий.
– Похож! Ладно, до свидания! – она отвернулась.
Вихлястый, видимо, был поопытней в общении с женским полом и умел оборачивать поражение победой или хотя бы моральной компенсацией – пусть даже за чужой счет.
– Ты слышал? – сказал он мелкому. – С тобой попрощались. Вечером увидимся.
Мелкий не ожидал от друга подначки, но тоже попытался вывернуться:
– Почему я? Может, она про тебя имела в виду!
Тут Наташа вдруг повернулась к ним и приветливо спросила:
– Хотите доброе дело сделать?
– А всегда пожалуйста! – тут же отозвался вихлястый.
– Левее станьте. Вот сюда. Еще чуть-чуть. Поплотней, плечо подыми. Вот так. Хорошо.
Молодые люди старательно выполнили указания симпатичной девушки. Застыли. Ждали продолжения. Продолжения не было.
– А я не понял, а чего дальше? – спросил вихлястый.
– Ничего, так и стойте. А то солнце в глаза светит.
Тут с кавалеров слетела любезность, мелкий ощерил зубы, из которых двух-трех уже не было, причем вряд ли от кариеса, и сказал еще более гнусаво, чем вихлястый, но на этот раз гнусавость была признаком угрозы:
– Слушай, ты...
Договорить он не успел, потому что сзади послышался строгий женский голос:
– Молодые люди, вам чего?
Они обернулись и увидели девушку постарше первой, но тоже ничего: джинсы очень ладно сидят на том, что от природы и так ладно, кофточка обтягивает талию и все иное.
– О! – обрадовался вихлястый. – Еще одна! Двое на двое, полный порядок! Вас как зовут, девушка?
Люба выхватила откуда-то красную книжечку и сунула им в глаза:
– Лейтенант Кублакова. А вас?
– А нас... А что нас? А мы просто гуляем!
И неудачливые кавалеры поспешно удалились.
4
Кавалеры удалились, а Наташа смеялась до боли в животе. Потом спросила:
– Джинсы за триста?
– Двести. Кофта сто.
– Надо же... А удостоверение откуда?
– Старое, отца твоего. Фотографию подклеила, имя подчистила, свое написала. Само собой, показываю не официально, а только таким вот придуркам, когда пристают. Верят сразу.
– А разве пристают?
– Ну, я же в город езжу, торгую. Бывает.
– Кто пристает?
– Мужики.
– Зачем?
Люба только усмехнулась и слегка развела руками: почему же не пристать к молодой симпатичной женщине?
Наташа так глянула на нее, будто впервые увидела. Покрутила головой, но по улыбке было видно: одобряет. И гордится.
– Я тебе так скажу, – кричала она, крутя руль на сельских ухабах. – Пусть этот американец еще очень постарается, чтобы заслужить такую женщину! Теперь пускай едет!
И американец приехал утром следующего дня. Нестеров встречал его у поезда в Сарайске. Вышел мужчина как мужчина: летние светлые брюки, футболка, кроссовки, сумка через плечо. Интеллигентного, скажем так, вида пожиловатый мужчина, ничего особо американского в нем нет, кроме, может быть, некоторой чересчурной свободы телодвижений и взгляда, воспитанной в нем многими предыдущими поколениями, да еще умения не обнаруживать трудностей возраста или физического состояния: всё, дескать, о’кей, всё всегда в порядке! По этим признакам Нестеров (психолог все-таки!) без труда опознал его и подошел:
– Джо Фрезер?
– Да, – улыбнулся американец и крепко пожал Нестерову руку.
Нестеров усадил его в машину и повез.
– К сожалению, Люба совсем не говорит по-английски. Вы говорите по-русски? – спросил Нестеров, тщательно конструируя простые фразы и сожалея, что давненько у него не было практики.
– Плохо, – сказал Фрезер по-русски с чудовищным акцентом. – Я учил. Но понимаю. Если не торопиться быстро.
– Это всегда так! – сказал Нестеров по-русски громко, внятно и медленно. – Я тоже по-английски гораздо лучше понимаю, чем говорю, а говорю скверно, конечно. Сейчас понимаете меня?
– Да. Вы... Эмм... Вы писали за нее по ее просьбе? – спросил Фрезер по-английски.
Нестеров по-русски:
– Да.
Фрезер по-английски:
– Но выбрала меня она сама?
Нестеров по-русски:
– Конечно! Я только так, помогаю с языком, она сама всё решает. – И добавил по-английски: – Она выбрала сама.
Фрезер по-русски:
– Она уже имела знакомство с мужчиной? – И добавил по-английски: – Кто-нибудь приезжал к ней, она с кем-то знакомилась?
Нестеров по-русски:
– Нет, вы первый. Она вообще женщина разборчивая. Как это... – он хотел перевести сам себя на английский, но Фрезер сказал:
– Я понял.
– Вот и отлично!
Фрезер тем временем осматривал окрестности, и они ему нравились: вокруг были поля и перелески, все зелено, безлюдно, красиво, как где-то в нетронутых человеческим суетным трудом местах. Нестеров почувствовал прилив гордости за Родину.
– Нравится?
– Да, очень, – сказал Фрезер и продолжил по-английски: – Я вообще очень люблю деревню. Мне это напоминает природу в штате Коннектикут, я там родился. Вы тоже живете в деревне?
– Я приехал в гости. Я ее дальний родственник. Понимаете?
– Да.
Так они и беседовали, не испытывая затруднений.
5
Они беседовали, не испытывая затруднений, а у Любы затруднения были. Накрутив накануне бигуди, она сняла их, и Наташа ужаснулась, увидев, что голова матери стала барашково-кудрявой и, как она выразилась, «самопальной». Наташа взялась поправить дело: вымыла матери голову и стала укладывать волосы.
Тем временем Нестеров и американец подъехали – сначала к дому Нестерова, потому что Фрезер захотел умыться с дороги и попасть в туалет. Рукомойник у крыльца и дощатый нужник в глубине сада наверняка его изумили, но он, как воспитанный человек, не подал вида. Уже собрались идти, но тут появился Савичев. Поздоровался с Нестеровым и спросил, глядя на заезжего гостя:
– Из Америки?
– Да, – сказал Нестеров, уже привыкнув к тому, что в Анисовке о событиях узнают еще до того, как они случаются.
– А чего ему тут надо?
– В гости приехал.
– Ясно. Скажи ему, что я их политику не одобряю.
– Какую именно?
– В целом. – И, чтобы у Фрезера не возникло сомнений, он обратился прямо к нему:
– Очень уж вы везде суетесь, извини!
– Не понимаю, – сказал Фрезер и посмотрел на Нестерова.
– Этот человек говорит: добро пожаловать в русскую деревню! – перевел Нестеров.
