Моей старой знакомой на прежнем месте не оказалось. Должно быть, она все-таки не смогла нести бремя Сашиных налогов. Ничего не поделаешь. Каждый выживает в одиночку. По крайней мере, я успел ей хоть как-то помочь с теми десятью баксами. Надеюсь, они ей пригодятся.
Я прогулялся между прилавками и почти сразу наткнулся на бывший магазинчик Ильи Семеновича. Сомнений у меня просто не возникало. Все окна были обклеены плакатами. На каждом постере красовался болид той или иной команды. Этот Саша явно помешался на Формуле-1. Журнальчик мой должен был сработать на сто процентов. Знал бы Шумахер, для чего может пригодиться его фотография.
Как только я вошел внутрь, от прилавка на меня посмотрело удивительно знакомое лицо. Я где-то встречал этого человека, но где и при каких обстоятельствах – так быстро я вспомнить не мог.
– Слышь, мужик, – сказало лицо. – Где-то я тебя раньше видел.
– Такая же история, – ответил я.
– Радиатор у тебя сильно знакомый.
– В смысле?
– Мордально я тебя вроде помню, а вот кто ты – ну хоть убей… Ты не в Борзе служил?
– Где?
– В Читинской области.
– Нет. Там я точно не служил.
– Блин, да что такое! – чертыхнулся он. – Ну, вот вертится в голове! Может, этим летом в травматологии вместе лежали? Первая Градская больница, а?
– Нет. Я в другой больнице лежал. Хотя тоже в травматологии.
– Точно не в Первой Градской?
– Сто пудов.
– Блин! Где же я тебя видел?.. Может, у Николай Николаича?
– Да нет. Я даже не знаю, кто такой Николай Николаевич.
– Подожди! – его лицо неожиданно просветлело. – У тебя машина есть?
– Есть.
– Где она?
– На стоянке, у входа на рынок.
– Пошли!
Он поднялся из-за прилавка.
– Куда?
– Машину твою смотреть.
– Зачем?
– Пошли, я тебе говорю. Там разберемся.
– Эй, Киря! – крикнул он в сторону приоткрытой задней двери. – Хорош мозги колупать! Иди сюда. Поработай немного.
Из подсобки показался бритоголовый Киря. Хмуро посмотрев на меня, он плюхнулся на стул за прилавком. Кожаная куртка у него на поясе подозрительно оттопыривалась.
– Сейчас мы с тобой все выясним, – сказал мой «старый знакомый». – Пошли, посмотрим на твою тачку.
– Вспомнил! – сказал он, как только мы подошли к машине. – LandRover девяносто второго года. Специальная модель для сафари. Усовершенствованная коробка передач. У тебя в салоне, кажется, над водительским сиденьем обивка немного отодралась.
От удивления я не знал, что сказать. Я все еще не мог вспомнить этого человека.
– Ты ведь Михаил, точно?
– Ну да… только…
– Мы тебя в армию провожали полгода назад. Мне еще ногу тогда сломали. А ты все-таки откосил?
У меня просто голова пошла кругом. Я вдруг понял, что разговариваю с тем самым дембилем, который весной устроил переполох с членовредительством на проводинах моих знакомых.
– Откосил? – повторил он, заглядывая мне в лицо.
– Да нет… ты знаешь… Это не меня тогда провожали.
– Не тебя? – он хлопнул по капоту и захохотал. – А я тогда еще подумал – жалко пацана. Такую тачку придется на два года бросать. Точно не тебя провожали?
– Нет, не меня.
– Вот, блин. Видимо, я тогда сильно набрался. Ни черта не соображал. Ты помнишь, как мне ногу сломали?
– Помню.
– Уроды! Хотя, все равно жалко пацанов. Слыхал, что с Петровичем приключилось?
– Нет. Я тут… уезжал на некоторое время.
– Недавно заходил к его мамке. Сидит, ревет. Я говорю, что за дела? А она мне, мол, Петровича чечены поймали. В плен Петрович попал. Прикинь, на фиг, кавказский пленник.
– Он разве в Чечне служил?
– Да нет, где-то в России. Но там рядом, на юге. Прикинь, чечены в конец оборзели. Сейчас Березовский поехал его выкупать. Вчера по телику сообщили. Там до фига, оказывается, уже наших пацанов. А эти козлы только сейчас стали чесаться.
– А мать его что?
– А что мать? Сидит, плачет. Она боится, что они ему яйца отрежут. Внуков, говорит, никогда не увижу. Прикинь, Петрович попал.
– Да уж, – сказал я. – Ну а ты-то как? Зажила нога?
– Да сейчас, вроде бы, все нормально. Срасталась плохо. Аппарат Елизарова без конца перекручивали. Еще потом одна спица загнила. Короче, говно.
– Да, не повезло тебе.
– Это как посмотреть.
– В смысле?
– Я там с хорошими людьми познакомился.
– С Николаем Николаевичем?
Он посмотрел на меня с подозрением.
– А ты что, его знаешь?
– Нет. Но ты сам про него сказал десять минут назад.
– А! Ну да… Когда я сказал?
– Да когда пытался вспомнить, где меня видел.
– Да?.. А Николай Николаич здесь при чем?
– Да я-то откуда знаю! Ты спросил, может, мы встречались у Николая Николаевича.
Он задумчиво покачал головой.
– Слушай, какой человек! Настоящий мужик. Вот нам кого надо в президенты. Разбирается во всей херне. Если бы не он, я бы сейчас до сих пор у себя на заправке говно разгребал.
– Ты на заправке раньше работал?
– Ну да. Нормально, конечно, получал, но не так как здесь на рынке. Здесь четкие бабки. Без всяких базаров, четкая капуста. Зелеными, и всегда вовремя.
– А как ты с ним познакомился?
– В одной палате вместе лежали. У меня аппарат на левой ноге, а у него – на правой. Я ему машину диагностировал, не выходя из больницы.
– Как это?
– У него «Вольво» уже целый месяц барахлил. Он пожаловался, что его механики ни хрена сделать не могут. Я у него кое-что расспросил и сразу все понял. Объяснил ему, но он тоже запомнить не мог. Тогда я его мужикам по сотовому все рассказал, что там к чему. Они на другой день уже отремонтировали. После этого Николай Николаич мне новую работу предложил.
– Вот здесь на рынке?
– Но. Хватит, говорит, дурочку валять. Пусть долбоебы на дядю работают. Человек, говорит, должен работать только на самого себя.
– Верная мысль.
– Ну вот, я сразу как выписался, сюда перешел. А на заправке всем сказал, чтобы они пошли в жопу. Знаешь как они меня там достали.
– Саня! – крикнул кто-то из ворот рынка.
Он обернулся и махнул в ту сторону.
– Иду! Ни фига без меня не можете!
– Ну, давай, – он снова повернулся ко мне и протянул руку. – А то хочешь, я тебя на работу возьму?
– Я подумаю.
На руке у него был вытатуирован аккуратный Феррари.
– Нравится? – сказал он, заметив мой взгляд. – Классная наколка. После больницы сделал. Ну, давай! Заходи, если чего надумаешь.
Я стоял и смотрел ему вслед, пока он не обернулся.
– Слышь, – крикнул он. – А ты чего в травматологии-то лежал?
– Да так, – махнул я в ответ. – Бандитская пуля.
Когда он исчез за воротами рынка, я выбросил в урну журнал с портретом Шумахера.
* * *
Теперь я стал ездить к Марине на дачу практически каждый день. После отъезда моего «родственника» домоуправление «неожиданно» решило поменять все трубы в доме, и это, разумеется, потребовало моего присутствия. Вслед за этим мне пришлось вплотную заняться своим ранением, поскольку в Москве проездом оказался «знаменитый экстрасенс», который мог излечить последствия самых серьезных травм одним лишь прикосновением. Естественно, я не мог упустить такой шанс, поэтому Сереже еще несколько дней пришлось обойтись без моего общества. Потом я несколько раз эпизодически отлучался по менее значительным поводам, но так или иначе мне всегда приходилось что-нибудь врать. Ложь снова стала неотъемлемой частью моей жизни. А что еще мне оставалось? Не мог же я сказать, что езжу к Марине. Вряд ли Сережа понял бы меня правильно. Я уж не говорю про Павла Петровича.
На даче было хорошо. Сначала мне не совсем нравилось то, что там постоянно ошивались Маринины однокурсники, но со временем я к ним привык, и когда они не приезжали, даже без них скучал. Чаще всего появлялись Репа и длинноволосый Рамиль, с которыми я познакомился в свой второй приезд. Иногда бывали другие, но эти приезжали почти каждый день. Им надо было репетировать свой спектакль, а эти двое были заняты во всех сценах, где играла Марина. Со временем я догадался, что они приезжают на дачу из-за нее. Не в том смысле, что у них там что-то такое с ней было, а в том, что они понимали ее положение. Ей было трудно ездить каждый день в Москву из-за маленького Мишки, да и с деньгами после смерти Ильи Семеновича теперь все стало не слава Богу. Я еще несколько раз пытался всучить ей сколько-то долларов, но она была как каменная стена.
– У нас еще много картошки, – улыбаясь, говорила она, и я заталкивал свои баксы в задний карман.
Короче, мне нравились эти двое. Они явно не собирались бросать Марину в беде.
Судя по всему, я им нравился тоже. Во всяком случае, они любили мой джип. Если на свой счет я еще мог сомневаться, то в их чувствах к моей машине я был абсолютно уверен.
– Классная у тебя тачка, – говорил Рамиль, развалившись на заднем сиденье.
