— Что-то надо делать!.. Я хочу позвонить в Пентагон!.. — порывался уйти Киршбоу.
— Не торопитесь, дорогой Александр, — остановил его Есаул. — Не все в России предатели. Наберитесь терпения. Положитесь на меня, вашего друга и друга великой Америки.
Между тем бен Ладен и Басаев поднялись на трибуну, уселись на шелковые подушки, окруженные сподвижниками — лидерами джамаатов, полевыми командирами Ингушетии, Чечни, Дагестана, шейхами «Аль-Каеды», участниками терактов в Йемене, Пакистане, Египте, прославленными бойцами Кандагара и Басры. Ударил оркестр — солнечная медь, гремучие тарелки, рокот барабанов. Взыграл бравурно и неистово военный марш. Под бодрые звуки на выгон, превращенный в парадный плац, потянулись боевые контингенты исламских фундаменталистов.
Первым шел батальон Аргунского ущелья. Рослые, дюжие, натренированные ходьбой по кручам, ночными бросками, засадами, бородачи сжимали оружие, оббитое о камни, истертое о жесткую землю гор. Следом шагало подразделение бойцов «Аль-Каеды», все в черных масках, в черных мундирах. Гибкие, в тюрбанах и шапочках, развевая розовые и голубые одежды, с лицами, красными, как обожженная глина, прошествовали талибы, ветераны боев в Тора-Бора, герои Гордеза и Хоста.
На плац вышли женщины — сводный отряд шахи-док. Легкая поступь, закрытые масками лица, за спиной пузырятся завитки черного шелка. Опоясанные взрывчаткой, с короткими автоматами, грациозные, как танцовщицы. В прорезях сверкали влажные, длинные, как у горных газелей, глаза.
Появление все новых и новых боевых отрядов со-, провождалось ревом толпы, криками «Аллах акбар», автоматными очередями в воздух.
Вслед за пехотой прошла кавалерия — арабские скакуны с горделивыми наездниками. Пышные тюрбаны, расписные седла, загнутые чувяки в серебряных стременах, кривые блестящие сабли. Полетела авиация — трескучие бипланы с изображением полумесяцев. В кабинах сидели длинноволосые арабы, прошедшие авиационные школы в Калифорнии, Йемене, в аэроклубах бывшего ДОСААФ. Самолеты были снаряжены взрывчаткой, на малых высотах могли прорвать любую противовоздушную оборону, врезаться в небоскребы Манхэттена или московского Сити или в колокольню Ивана Великого.
Завершал парад одинокий танк. Он был выкрашен в ярко-зеленый цвет, расписан сурами из Корана. В люке сидел бородач, вздымал мусульманское знамя. У танка не было двигателя. Он был запряжен шестеркой быков.
— Но ведь надо что-то делать? — панически возопил Киршбоу. — Они направят свои удары на Белый дом, где проходит ночная встреча президента Буша и Кондолизы Райе. Она играет ему на фортепьяно этюды Шопена, а он пьет виски и кидает в нее хлебный мякиш.
— Не волнуйтесь, господин посол. Мы, слава Богу, знаем, как расправляться с международными террористами. Не то что… — Есаул презрительно взглянул на Куприянова. Повернулся к министру обороны Дезодо-рантову. — Товарищ министр, соединитесь со штабом воздушной армии. Пусть присылают самолеты.
Все это время Дезодорантов, удобно устроившись в кресле, специальной пилочкой придавал ногтям идеальную форму, думая о том, как вернется в каюту и нанесет на ногти слой розового лака.
— Что вы сказали? — очнулся он.
— Вызывай самолеты! — глухо приказал Есаул. Дезодорантов снял с пульта трубку:
— Я — «Иосиф Бродский»!.. Я — «Иосиф Бродский»!.. Как слышите меня?
— Кто ты такой? Какой, на хуй, Иосиф? — был ответ.
— То есть я — не «Иосиф Бродский», я — Дезодорантов! — поправился министр.
— Какой, на хуй, тарантул!.. Уйди из эфира, мудак, не занимай частоту!
Разгневанный Есаул вырвал трубку из рук Дезодорантова:
— Генерал Петров, это я, Есаул!.. Не ори!.. Как слышишь меня?
— Слышу вас хорошо, Василий Федорович.
— Отлично!.. «Гром», я — «Тайфун», я — «Тайфун!» Как слышите меня?
— «Тайфун», я — «Гром»!.. Слышу вас хорошо!..
— «Гром», я — «Тайфун»!.. Квадрат 575. Повторяю — квадрат 575. Присылайте «грачей». Как поняли меня?
— Понял вас, «Тайфун»!.. Я вас понял!.. «Грачей» высылаю!.. Подлетное время — десять минут!.. До связи!..
Все молчали. Смотрели на циферблаты часов, Киршбоу — на «Патек Филипп», Куприянов — на «Ролекс» с бриллиантом, а Есаул — на простые командирские часы, которые не снимал со времен Афганистана.
Парад завершился. Батальоны выстроились перед трибуной. Толпа приблизилась, покрыла луг шевелящимся черным варом. Бен Ладен поднялся с шелковой расписной подушки, прижал к микрофону длинную бороду и стал говорить. Арабская речь, усиленная электроникой, подхваченная ветром, неслась над селом, над остроконечными минаретами, над русскими полями и рощами, прилетала к теплоходу, окруженному солнечной рябью. Казалось, вода вибрирует в такт далекой мембране и пророческие слова отпечатываются на воде.
— Пришли! — воскликнул Есаул, глядя в небо, прикрывая глаза ладонью. — «Грачи» мои дорогие!
Высоко в лазури просверкали три крохотных стеклянных осколка. От них в разные стороны разлетелись белые брызги. Распушились нежной куделью. Стеклянные проблески устремились вниз и исчезли. На земле, на плацу стали лопаться красные взрывы, разлетались колючие ворохи, вздымались копоть и дым. Толпа побежала. Растерзанные тела лежали у горячих воронок. Люди давили друг друга. Белые венчики расцветали в синеве. Среди них мерцали стеклянные ломтики. Взрывы терзали плац, ломали трибуну, превращали стройные отряды в обезумевшее месиво. Горело село, рушились минареты, скакала врассыпную ошалелая конница. Один из быков, притащивших танк, метался, охваченный пламенем.
— Хорошо, «Гром»!.. Хорошо!.. Присылайте «вертушки»!.. — ликовал Есаул.
— Вас понял, «Тайфун»!.. «Вертушки» уже на подходе!..
Над селом появилась вертолетная пара. От машин отделялись черные заостренные стрелы, вонзались в небо. По земле плетью хлестал огонь, вставала стена дыма. Среди пожара носились одичалые люди, метались кони. Отдельные стрелки огрызались огнем автоматов, наводили на вертолеты «стингеры» и «стрелы». Но их поглощал огонь.
Из села вырвался всадник. Арабский скакун перебирал тонкими ногами, мчался в намет. Всадник в белом шелке пригибался к лошадиной шее, оглядывался на вертолет. Была видна его черная растрепанная борода, худое лицо, ненавидящие пылающие глаза. Бен Ладен домчался до рощи и исчез в березах, по которым хлестал пулемет вертолета. Ушел от преследований, чтобы через месяц объявиться в пустыне Сахаре, или в тундрах Лабрадора, или в университетском городе Принстон.
Другой наездник в тюрбане, в пузырящихся шароварах плашмя бил коня саблей, гнал к водохранилищу, на котором застыл теплоход. Уже вспенил воду, разбрызгал солнце, когда его настиг удар из неба. Реактивные снаряды вскипятили отмель, разорвали коня и наездника. Когда вода успокоилась и пропитанный копотью пар улетел в небеса, на мелководье лежали убитый конь и растерзанный всадник, и вокруг расплывалось пятно ржавой крови.
— Вы убийца, вам место в Гааге! — истерически закричал Куприянов.
— Постойте, — остановил его посол Киршбоу. — Я должен быть уверен — когда вы придете к власти, будете ли вы, подобно господину Есаулу, бороться с международным терроризмом… А теперь, господа, простите, я должен вас покинуть. Мне необходимо связаться с Госдепартаментом и сообщить о случившемся. — Исполненный глубокой задумчивости, посол покинул мостик и удалился в каюту.
— Убийца! — ненавидяще прошептал Куприянов.
— Аркадий Григорьевич. — Есаул смиренно потупился. — Я хотел дать понять: когда вы станете Президентом России, вам понадобятся люди, способные делать грязную работу по укреплению государства.
Куприянов умолк, внимательно на него посмотрел.
Когда спустились с мостика на среднюю палубу, их обступили взволнованные пассажиры.
— Что это было? Мы слышали взрывы? У нас на глазах убиты человек и лошадь!
— Не волнуйтесь, господа, — успокаивал Есаул. — Это съемка сериала «Менты в Чечне». Все в порядке, все под контролем.
Через несколько минут теплоход поднял якорь, огласил широкие воды протяжным гудком. Плавно, великолепно тронулся в путь.
Воркутинская шахта — черный, уходящий под землю провал, взятый в бетонные оболочки. Напичканный железом, ржавым или стертым до блеска. Пиленым лесом и лязгающими электровозами. Дрожью моторов и гулом компрессоров. Перевитый проводами и кабелями. Пульсирующая черная вена, уходящая в центр земли, нагнетающая в преисподнюю воздух, электричество, свет. Выжимающая на-гора ртутно-синюю шуршащую плазму.
В раздевалке в начале смены шахтеры на длинных лавках складывали одежды, обнажая бугристые спины. Развешивали по крюкам штаны и рубахи. Вынимали из шкафов с номерками робы, порты и портянки. Облекались, увеличивались в объеме. Напяливали кирзу, пластмассовые каски, спасатели. Вешали на пояс аккумуляторы, помахивая шнурами и рефлекторами ламп. Окончившие смену бригады мылились в душевых, стояли под горячими струями, омывали натруженные в подземной работе тела. Выходили розовые, окутанные паром. Только кромки век, опушенных ресницами, оставались угольно-черными, как подведенные дамской тушью.
