Элк, идя сквозь толпу, высоко держал сигарету над головой. Я налила ему свежего пива и, подавая, краем уха услышала, как он что-то говорит о Каспере.
Так у них было заведено: они начинали гулять в «Пряжке», потом ехали в Каспер, пятеро или шестеро (он находится в ста тридцати милях отсюда), там сидели в каком-нибудь другом баре, может, точно таком же, как «Пряжка», напивались до бесчувствия, а потом заваливались в мотель. Элк рассказывал, что Джозанна однажды так нализалась, что описалась в постели мотеля, и ему пришлось отволочь ее в душ, включить холодную воду и туда же побросать мокрые простыни. Это у них называлось жить на всю катушку. Элк рассказывал это, как самую забавную историю на свете, а она всякий раз опускала глаза и пережидала рассказ с неловкой улыбкой. А я думала о своей последней ночи на ранчо с Райли, о давящем молчании, когда каждый удар часов — как удар топора, о сводящих с ума каплях воды из протекающего крана. Он никак не хотел чинить его, не хотел, и всё. И кое-что другое тоже починить даже не попытался. Вероятно, Райли думал, что я просто это скушаю.
Палма прислонилась к Элку и елозила спиной вверх-вниз по пуговицам его рубашки.
— Ну, я не знаю… Подождем Джозанну, посмотрим, чего она захочет.
— Джозанна захочет поехать в Каспер. Точно захочет, потому этого хочу я.
Он еще что-то сказал, я не расслышала.
Палма пожала плечами, и они пошли танцевать. Элк был на фут выше партнерши, кончик его сигареты начал слегка потрескивать в ее волосах, когда он притянул ее поближе. Палма откинула голову назад и одновременно так прижалась к нему лобком — Элк чуть было окурок не проглотил.
А потом вдруг вспыхнула молния, жутко громыхнуло, свет снова погас, и голова стала легкой — легкой от сильного запаха озона. На улице выросла стена дождя, раздался оглушительный стук градин. Свет зажегся, но какой-то тусклый, бледно-желтый. Из-за барабанной дроби града ничего не было слышно.
В комнате запахло радостной истерикой; одежда развевалась от ветра; машины на улице, казалось, неслись прямиком в преисподнюю; потная толпа, пропахшая лосьоном после бритья, навозом, давно не стиранной одеждой, в момент обсохла; парфюм, курево, выпивка — деньги на ветер; музыку заглушали крики и бульканье, хотя басовые ноты ощущались подошвами; и эта дрожь поднималась вверх по каналам обеих ног к развилке — средоточию всего. В такие вот субботние вечера твоя жизнь на несколько часов вспыхивает факелом, и кажется, что в ней действительно что-то происходит.
Иногда мне казалось, что «Пряжка» — самое лучшее место на свете, но потом что-то сдвигалось и она превращалась в свалку неудачников с перекошенными лицами: женщины с бровями, изогнутыми, как лапа у гвоздодера; мужчины, поросшие жесткой рыжей щетиной, и костяшки пальцев у них величиной с молодую картофелину, — генофонд небогатый, а ручьи, которые когда-то питали его, обмелели. Иногда я думаю, что с Джозанной так все обернулось потому, что она однажды таким вот вечером тихо сидела и парилась в баре, глядя на дверь и поджидая Элка, а он все никак не приходил. На самом-то деле он уже побывал здесь и успел снять девчонку-туристочку в белых шортах, от силы лет двадцати. Да что толку было ей рассказывать это.
— Мерзкая дыра, — сказала она. — Боже мой, что за мерзкая дыра!
Дверь открылась, и вошли четыре-пять человек с родео — длинные усы, с плащей и шляп течет, ботинки в грязи. Они протиснулись сквозь толпу танцующих. Заглянули пропустить по стаканчику перед началом представления. Жарко, влажно, а все при полном параде. Мне было видно, как Элк Нельсон у барной стойки прижимает к себе Палму, обнимает ее за плечо и большим пальцем сквозь шелковую блузку поглаживает ее правую грудь, теребит набухший сосок.
Они все еще играли в эти свои игры, когда дверь снова распахнулась, ворвался ветер и сиганул аж до противоположной стенки, а вслед за ним, отряхиваясь, влетела Джозанна. С нее ручьями лилась вода, прическа, которая стоила ей стольких трудов, размокла. Персикового цвета рубашка облепила ее, и в тех местах, где просвечивало тело, казалась темней и ярче, напоминая обожженную кожу. Глаза покраснели, тонкие губы кривились в злобной усмешке.
— Налей-ка виски. Отпраздновать этот паршивый день.
Джастин налил полный стакан и осторожно пододвинул его Джозанне.
— Ты, кажись, промокла, — заметил он.
— Полюбуйся-ка лучше на это! — Она протянула руку, засучив мокрый, хоть выжимай, рукав. Кисть и предплечье были покрыты красными кровоподтеками. — Ч-черт, — сказала она, — мой пикап занесло прямо перед магазином «Каппис», я зацепила парковочный счетчик и разбила замок капота. В двух кварталах отсюда. Но даже не в том дело. Меня уволили, Джимми Шимазо меня уволил. Это просто как гром среди ясного неба. Так что лучше пусть мне никто не попадается сегодня.
— Это уж точно, — ответил Джастин, потеревшись ногой о мою ногу. Кажется, он на что-то рассчитывал, но я его разочаровала. Не знаю, может, мне казалось, что таким образом я сравниваю счет. Никогда мне его не сравнять.
— Ну так вот, я собираюсь выпить, а как дождь перестанет, куда-нибудь закатиться, может в Каспер. Пошли они все, пусть поцелуют меня в мою розочку! — Она опрокинула виски и с такой силой бухнула стакан на стойку, что тот разбился.
— Вот видите! — воскликнула Джозанна. — Все, до чего я дотронусь, разлетается на куски.
Элк Нельсон подошел к ней сзади, просунул у нее подмышками свои большие красные ручищи, взял в ладони ее груди и сжал их. Интересно, видела ли Джозанна, как он щупал Палму? По-моему, видела. Мне кажется, Элк хотел, чтобы она видела, как он обжимается с ее на все готовой подружкой.
— Ну, — сказал он, — ты чего хочешь? В Каспер поехать, верно ведь? Иди давай, принеси чего-нибудь пожрать. Я такой голодный, что съел бы даже неподтертую задницу.
— Тогда возьми «Крылышки бизона», — посоветовала я, — это то самое и есть.
Мы посылали за этим блюдом через улицу, в «Ковбоя Тедди», и через какой-нибудь час его приносили. Обычно полусырым. Элк помотал головой. Он ласкал Джозанну, засунув руку ей под мокрую рубашку, и при этом поглядывал в зеркало напротив, следил за людьми у себя за спиной. Палма была все еще у другого конца стойки и наблюдала за ним. Подошла Рут, шлепнула Джозанну по заду, сказала, что слыхала, что вытворил Шимазо, этот педик поганый. Джозанна обняла Рут за талию. Элк отодвинулся, посмотрел на Палму в зеркало и выдал свою широкую желтозубую улыбку. Тут, видимо, шла игра по-крупному.
— Рут, детка, меня тошнит от этой дыры. Как насчет прогуляться в Каспер и оттянуться? Я собираюсь все послать в жопу, в жопу Джимми Шимазо. Нет, серьезно, слушай, я ему говорю: скажи мне, почему! Что, я положила слишком много васаби в эти долбаные рыбные шарики? Дерьмо! Он просто выгнал меня и даже не объяснил, за что.
Элк обронил наконец свое золотое слово:
— Черт, это всего лишь говенная работа. Найди другую.
«Как будто так легко найти работу. Нет нигде работы!»
— У меня замок на машине сломан. Если мы намыливаемся в Каспер, надо починить.
У Джозанны был новый большой прицеп, места полно для всех. Они всегда ездили на ее машине, и за бензин тоже платила она.
— Замотай проволокой.
Джастин за кассой шепнул мне то, что успел узнать в баре: Джимми Шимазо выгнал Джозанну, потому что застукал ее среди холодильников для мяса, когда она готовилась нюхнуть «дорожку». А у него с этим строго, тут он кремень. Теперь Джимми сам готовит и поговаривает о том, чтобы нанять поваром настоящего япошку из Калифорнии.
— Только этого нам здесь и не хватало, — сказал Джастин. Говорят, япошки теперь прибрали к рукам весь юго-запад штата: все питейные заведения, и нефть, и газ.
В этот момент кое-что случилось, и в суматохе я не заметила, как они смылись: Джозанна, Элк, Палма, Рут и еще Барри — парень, которого Рут подцепила, пролив на него виски. А может, они свалили еще до шаровой молнии. В «Пряжке» есть такое большое окно, выходящее на улицу, а снаружи — деревянный выступ, достаточно широкий, чтобы поставить на него пивные бутылки. Мистер Томпсон, хозяин бара, держал там свою коллекцию шпор, мотков проволоки и старых башмаков, парочку седел, какие-то старые шерстяные штаны, в которых гнездилось столько моли, что по весне как будто снегопад начинался, — в общем, всякий хлам. Это окно было как сцена. И вот теперь на деревянном подоконнике расцвел, рассыпая искры на ветхое ковбойское снаряжение, жуткий, шипящий огненный шар. Все еще шел дождь. Слышно было, как шаровая молния ревет, и на стекле образовался налет сажи в форме конуса, в точках дождевых капель. Джастин и еще дюжина мужчин выбежали наружу посмотреть, что это такое. Он попытался сбросить молнию с подоконника, но шар словно прикипел к нему. Джастин прибежал обратно.
