P.S.
Я – среди вас, я выбираю следующую жертву, ха-ха-ха.
Третье письмо Потрошитель написал за день до посещения мадмуазель Генриетты. У Пуаро запершило в горле, и он попросил Гастингса его зачитать. Вот что в нем было:
Сыщики кругом, но они не видят меня. Ха-ха-ха! Пуаро! Ты думаешь обыграть меня? Дудки! Завтра будет дело, которое встряхнет тебя как разорвавшаяся мина. А может, твои маленькие серенькие клеточки пошли погулять? Или приказали долго жить? И ты забыл, что такое квадратура круга? А что такое развитие по спирали ты знаешь? Иглы с красками начинают мне надоедать, я собираюсь порезвиться, как следует, да так, что внимание публики будет приковано ко мне одному. Думаю, моя очередная жертва получит удовольствие. Я взрежу ей горло, чтобы не могла кричать, и буквально овладею ее сердцем, ха-ха-ха.
Многие считают меня симпатичным джентльменом. Элизабет Страйд тоже считала. Думаю, Пуаро, что скоро и твое отношение ко мне изменится, если ты не дурак, конечно. Изменится ни от какого к уважительному.
Целую вас в губы.
Джек Потрошитель.
Пуаро, чувствуя себя расцелованным, вытер губы платочком. Он давно не был так взволнован. Чтобы хоть как-то успокоится, он подошел к зеркалу, попытался смотреть на свои знаменитые усы – их ухоженный вид всегда возвращал ему хорошее настроение. Однако с усами номер не вышел. Тогда он взял пинцет, принялся выщипывать волосы, упрямой ратью пытавшиеся отвоевать себе знаменитую пролысину сыщика. Победа над растительностью также не принесла успокоения. Пуаро заходил из стороны в сторону, размышляя вслух:
– Почему, это письмо он послал герцогу, не мне, которому оно адресовано? Почему? Мне кажется, в этом кроется разгадка…
– Читать четвертое письмо? – прервал мысли сыщика Гастингс.
– Оно тоже адресовано мне?
– Да.
– Читайте, – неожиданно успокоился Пуаро.
Гастингс, хрустя в тишине бумагой, распечатал четвертый конверт, последний по счету, стал читать:
Знаете, что я делал до того, как сесть за это письмо? Я точил свою иглу. У меня уже намечена жертва – ее зовут Мэри Джанет Келли, она, ха-ха, ждет меня с топором в руках, думая, что он ей поможет. Так что не выпотрошенной Кэтрин Эддоус придется немного подождать. Пуаро, скажите ей, чтобы ждала меня – она так мне понравилась!
Вам никогда не удастся выследить меня по этим письмам, и не старайтесь. Сказать вам, почему я пощадил Кэтрин? Или сами догадаетесь?
Прощаюсь с вами ненадолго. Надеюсь, скоро ваши мечты осуществятся.
Ваш Джек Потрошитель, большой хитрец и шалун.– Ну и что вы можете сказать по поводу этих писем? – спросил Пуаро, тщательно просмотрев каждое письмо и затем передав их Гастингсу.
Тот, также просмотрев его, в том числе, и на просвет, ответил:
– Они написаны одним и тем же человеком на бумаге с одинаковыми водяными знаками. Почерк, судя по всему, им изменялся.
– Совершенно верно, Артур. И человек этот образован – я заметил всего пару ошибок. Еще можно добавить, что эти письма ничем не смогут нам помочь – они лишь драматизируют ситуацию. Хотя…
– Вам что-то пришло в голову?
– Да. Мне вдруг пришло в голову, что некий человек, вы бы его назвали режиссером нашего спектакля, вдруг вспомнил, что лондонский Джек Потрошитель писал письма. Вспомнил, срочно изготовил их и переправил нам…
– Если это так, то герцог Отрантский подельник этого человека… Пуаро, я в это не верю.
– Ваше дело, Гастингс.
– И что вы предполагаете теперь делать?
– Надо идти к профессору.
– Хотите потрясти его? – попытался угадать Гастингс цель предлагаемого визита.
– Да. Он поручил мне это расследование и потому должен был рассказать мне, что случилось в «Трех Дубах» прошедшей ночью.
– И когда вы собираетесь к нему идти?
– Завтра. Сейчас у нас ужин – мои серые клетки требуют сладкого, а потом отдых, отдых и отдых. Не знаю, как вы, а я сегодня наломался – похоже, ноги профессор приделал мне далеко не новые.
– А если Потрошитель совершит вылазку этой ночью?
– Вряд ли. Вы, наверное, заметили, что он работает по графику «день через неделю»?
– Это так, но у меня предчувствие, что сегодня ночью что-то случится… И случится по часовой стрелке…
– Почему вы так решили?..
– Помните квадратуру круга и развитие по спирали? Мне кажется, что первое выражение было приведено, чтобы замаскировать второе… Вот смотрите… – Гастингс, сев за письменный стол, взял лист писчей бумаги, и с помощью карандаша изобразил на нем план «Эльсинора». – Первая татуировка была нанесена в Главном корпусе, не так ли?
– Так, – сел Пуаро рядом.
– Вторая в поселке персонала санатория, – карандаш Гастингса двинулся от квадрата, изображавшего Эльсинор, к квадратику, изображавшему домик, в котором жила Лиз-Мари. – Так?
– Так… – маленьким серым клеточкам Пуаро было плевать на престиж хозяина. Проголодавшийся солдат – не солдат, и, тем более, не мыслитель.
– Третий же инцидент произошел в Первом корпусе, – повернул карандаш к «Трем Дубам». – Следовательно…
– Следовательно, можно предполагать, что четвертый инцидент произойдет в «Доме с Приведениями», пятый – в Третьем, а шестой, если он входит в планы Потрошителя, – в Четвертом, – Гастингс все так разжевал, что Пуаро удалось обойтись без помощи маленьких серых клеточек.
– Совершенно верно, – нарисовал капитан спираль, соединившую все упомянутые точки. – Я уверен, что следующей жертвой Джека Потрошителя станет либо мадам Пелльтан, либо Люсьен, ее дочь, либо они обе.
– По всем видимостям, ваше предположение верно. Отдельно стоящий корпус, рядом ни души, в общем, режь – не хочу. А графика преступлений «день через неделю» Потрошитель придерживался, на мой взгляд, лишь затем, чтобы ввести нас в заблуждение и нанести следующий удар неожиданно, потому что этот удар будет в качественном отношении отличаться от предыдущих ударов.
– В качественном отношении будет отличаться от предыдущих ударов?.. – ровным счетом ничего не поняв, повторил Гастингс.
– Да. Сначала он нанес просто татуировку, потом ее перевернул, поменяв, причем, стиль. Вы не считаете, что эти поворот и перемена стиля, во-первых, есть черта жадно ищущей натуры, а во-вторых, кардинальная черта, лучше сказать, символ, на наших глазах происходящих событий? – Пуаро придвинул к Гастингсу его рисунок.
– Значит, будет труп?
– Думаю, будет… И потому предлагаю вам сегодня ночью присмотреть за мадам Пелльтан и ее дочерью.
– После ужина мадам Пелльтан гуляет с Люсьен в лесу – та, я слышал, беременна, по словам Лиз-Мари, от Святого Духа. Я, пожалуй, проберусь на второй этаж «Дома с Приведениями» и проведу там ночь.
– Ваше мужество меня восхищает, – Пуаро слегка пожал крепкую руку капитана.
– К сожалению, я теряю его, представляя, что об этом подумает Лиз-Мари, – улыбнулся Гастингс печально.
– Это счастье, дорогой Гастингс, это счастье быть зависимым от хорошенькой женщины. Неужели вы до сих пор этого не поняли?..
– Понял, дорогой мой Пуаро, понял. Но эта зависимость – всего лишь ветка большой зависимости, большой моей зависимости от всего, укоренившейся в моей душе. Зависимости от Лиз-Мари, от вас, от профессора, от мяса, наконец…
– К черту философствование, Гастингс, к черту. Возьмите лучше это. – Пуаро вынул из внутреннего кармана пиджака связку отмычек и протянул ее капитану. – Лапидарное железо решает жизненные проблемы в сто крат лучше слов.
Взяв связку, Гастингс взялся изучать более чем лапидарные орудия взлома. Пуаро, улыбнувшись этому, вынул из ящика письменного стола колоду карт, обстоятельно их перетасовал и принялся сосредоточенно строить домик. Заметив через минуту, что капитан на него удивленно смотрит, сказал снисходительно:
– Не беспокойтесь, дружище, я не впадаю еще в детство, и, тем более, в маразм. Просто нет лучшего способа привести свои умственные системы в идеальный порядок. Четкость движений влечет за собой четкость мысли, а она мне сейчас нужна, как никогда…
13. Полтергейст как он есть
Гастингс покинул свой пост утром, часов в девять, сразу после того, как мадам Николь Пелльтан направилась с дочерью на прогулку, обычную перед завтраком. Спустя десять минут он сидел в номере Пуаро, растерянный и не знающий с чего начать.
Пуаро, сама вежливость пополам с предупредительностью, предложил другу одну из изысканных русских папирос[55], которые иногда позволял себе, невзирая на строгий запрет на курение табака в Эльсиноре. Пока Гастингс смотрел, как он аккуратно опускает горелые спички в маленькую фарфоровую пепельницу с цветистыми китайскими драконами, его растерянность исчезла, как исчезает в небесной голубизне отпущенный на волю воздушный шарик.
