— Здравствуйте, Георгий Владимирович. Вы звонили?
— Звонил. Надо бы встретиться.
— А в чем дело?
— Не по телефону.
— У меня жутко мало времени. Зачетная сессия. Завалю, не допустят к экзаменам. Страшно подумать — вылететь с четвертого курса!
— Это у меня мало времени, — перебил Мартынов. — Вызвать повесткой? Вызову. Не придешь, доставят с милицией. Хочешь так?
— Ладно, уговорили. Где, когда?..
Встретились вечером в „Кофе-хаус“ на Неглинке, где когда-то уже встречались. Расплачиваясь у бара за капучино, Мартынов отметил, что чашка кофе, которая три года назад стоила 90 рублей, нынче уже 130. Вот так бы зарплата росла, как цены.
* * *
Ольга бросила светлый плащ на спинку стула, сидела свободно, нога на ногу, не обращая внимания на восхищенные взгляды мужчин и ревнивые женщин. В скромном темном костюмчике, который казался на ней вызывающе скромным, с короткой стрижкой черных волос, открывающих тонкую („лебединую“, вспомнил Мартынов) шею, с огромными тревожными глазами, она была очень хороша собой, сознавала, что хороша, и несла свою эффектную красоту словно бы с неудовольствием, как утомительную ношу, от которой, к сожалению, нельзя избавиться.
— Сколько времени ты жила с Егорычевым? — сразу перешел Мартынов к делу.
— Месяц, чуть больше. Только вряд ли это можно назвать — жила. Приезжала, иногда оставалась на ночь. С ним было легко, можно ни о чем не думать. И он умел сделать женщину счастливой.
— Где ты с ним познакомилась?
— У кого-то в гостях. Или в клубе. Не помню.
— Он знал, чем ты занимаешься?
— Нет, для него я была женой французского дипломата. Ему это нравилось, паренек был довольно тщеславный. Даже с матерью меня познакомил — вот какие женщины меня любят… Я не похожа на жену французского дипломата? — оскорбленно отреагировала Ольга на ироническую усмешку Мартынова.
— Похожа, не возникай. Ты довольно плотно общалась с ним больше месяца. Не заметила чего-нибудь необычного в его поведении?
— Да нет, все было нормально. Вы про что?
— Может быть, жаловался на невезуху? Впадал в депрессию? Говорил, что не хочет жить?
— Нет, при мне нет.
— Никогда не видела у него пистолет? Может, случайно. Или хвастался.
— Никогда. У него был пистолет?
— Из чего-то же он застрелился. Если застрелился, — оговорился Мартынов и тут же обругал себя за оговорку. Но Ольга не обратила на нее внимания.
— Георгий Владимирович, не путайте меня в это дело, — попросила она. — Я не имею к нему никакого отношения. У меня своих проблем хватает.
— Как-то спокойно ты говоришь об Егорычеве. Помнится, в день похорон ты реагировала более нервно. Почему?
— Потому что в день похорон! Неужели непонятно?
— И все-таки, — гнул свое Мартынов. — Из-за чего мог застрелиться молодой человек в двадцать пять лет? Красавец, любимец красивых женщин. Да еще в тот момент, когда к нему наконец-то пришла удача. Ты знала, что у него купили две картины?
— Конечно, знала. Как я могла не знать?
— Помоги мне понять. Ты лучше знаешь современную молодежь. Ты и есть современная молодежь. В мое время в двадцать пять лет стрелялись из-за несчастной любви. Да и то очень редко. Сейчас, как просветил меня один следователь, чаще из-за наркотиков. Но Егорычев не кололся.
— Иногда кололся, — возразила Ольга. — Ловил кайф от винта.
— Насколько я знаю, от винта не бывает такой ломки, что впору хоть в петлю. И в крови Егорычева наркотиков не обнаружено.
— Георгий Владимирович, вы действительно ничего не понимаете в современной молодежи. Я вам скажу, почему может застрелиться человек в двадцать пять лет. И никакие удачи его не остановят.
— Ну-ну, почему?
— Если узнает, что у него СПИД!..»
Глава четырнадцатая. ПО ВНОВЬ ОТКРЫВШИМСЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМ
На главы о конкурсе и о посещении Мартыновым галереи Гельмана Паша Акимов взял неделю. Леонтьев ему не звонил — пусть спокойно работает. Но через неделю Акимов не появился. Не было его и на следующий день. Телефон не отвечал. Это было странно. Тамара, магаданская библиотекарша, гражданская жена Акимова, всегда была дома и брала трубку даже тогда, когда Паша, погруженный в творческий процесс, к телефону не подходил. Леонтьев решил сходить к нему, заодно прогуляться, подышать свежим воздухом — от бесчисленного количества сигарет пересохло в горле. Он уже был в плаще и искал в прихожей ключи от дома, которых никогда не оказывалось на месте, когда раздался телефонный звонок. Звонила Тамара:
— Валерий Николаевич, с Пашей беда.
— Что случилось?
— Его зверски избили. Сломали нос, ребра, сотрясение мозга. Такой ужас, я чуть с ума не сошла!
— Кто избил?
— Не знаю. Какие-то двое.
— Когда?
— Вчера вечером. Увезли на «скорой». Сейчас в районе, в центральной больнице. В травматологии. Врачи говорят: бывает и хуже. Что хуже, что хуже?! Хуже — это когда убьют!
— Он в сознании?
— Да, пришел в себя.
— К нему пускают?
— Пускают.
— Еду.
— Я буду ждать у центрального входа. Чтобы вам не искать…
Еще прошлый раз, когда ездили в морг на вскрытие неизвестного, в котором Паша «опознал» Незванского, Леонтьев обратил внимание на внушительность больничного комплекса. Но по-настоящему его размеры оценил только сейчас, поспешая за Тамарой по бесконечным переходам, которыми соединялись корпуса, по длинным мрачным коридорам без признаков жизни. Одних только травматологий было три. «1-я травматология», «2-я травматология», «3-я травматология» — такие надписи белели на спинках кресел-каталок, которые грудились у лифтов, как такси в ожидании пассажиров.
— Часов в девять вечера в калитку позвонили, Паша пошел открывать, — на ходу рассказывала Тамара. — Я еще удивилась: кто бы это мог быть? Почему-то беспокойно мне стало. Минут через пятнадцать пошла глянуть, с кем он разговаривает. А он уже лежит в снегу, весь к крови. Мне показалось, не дышит. Такой ужас! А те двое идут к машине, так это не спеша. Сели и уехали.
— Что за машина?
— Какая-то иномарка, черная.
— Номер не заметила?
— Заметила. Даже запомнила. Пока тащила Пашу в дом, пока вызывала «скорую», повторяла про себя. Честное слово, как заклинание. Чтобы не думать о самом страшном. Потом, уже в «скорой», записала. И сразу забыла. Вот странно.
Она передала Леонтьеву бумажку с номером. Номер как номер. Регион 97-й, Москва.
3-я травматология, куда поместили Акимова, занимала весь этаж. В длинном просторном коридоре никто не лежал, было много комнатных цветов. Обстановка приятно удивила Леонтьева, наслышанного об ужасах российского здравоохранения. В палате было шесть коек, на них лежали перебинтованные, как мумии, люди, с ногами на растяжках, закованные в гипс. Паша по сравнению с ними выглядел вполне нормально, если не считать заклеенного пластырем носа и чудовищных кровоподтеков, перекосивших лицо. Бороду сбрили, клочками, чтобы не потревожить раны, она придавала ему диковатый вид.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Леонтьев, присаживаясь на край высокой кровати.
— Ничего, жив, — со слабой улыбкой на раздутых, как у негра, губах ответил Паша. — Только глубоко вздохнуть не могу, больно. Два ребра сломали, сволочи.
— Говорить можешь?
— Могу. Кричать нет.
— Хорошо тебя отделали.
Паша криво усмехнулся:
— Рубцы гусара украшают.
— Что это было?
— Не понял. Вышел на звонок, у калитки двое. Один спросил: «Акимов?». Я сказал «да». «Ты-то нам и нужен». И сразу врезал. Дальше ничего не помню.
— Узнать сможешь?
— Нет, было темно. В черных кожаных куртках, один в кепке, другой в вязаной шапке. Вот и все, что увидел.
— Тамара, пойди покури, — попросил Леонтьев.
Она неуверенно посмотрела на мужа.
— Иди, иди, — кивнул Паша.
— Колись, Казанова хренов, — сказал Леонтьев, когда она вышла. — Нарвался на ревнивого мужа?
— Валерий Николаевич, да вы что? Когда мне по бабам ходить? Сидим, как проклятые, за компьютером. Я уже забыл, с какой стороны к женщине подходить!
— А тогда — что?
— Понятия не имею. Ничего в голову не приходит. Совершенно ничего, хоть тресни!..
* * *
В тот же день Леонтьев заехал в райотдел милиции, нашел Василия Петровича и рассказал о нападении на соавтора.
— Знаю, — кивнул оперативник. — Было в сводке.
— Напали двое. Лиц он не разглядел. Жена запомнила номер машины.
— Оставь, проверим.
Вечером он зашел к Леонтьеву.
— Дело-то серьезное, Валерий Николаевич. Пробили мы номер. Из гаража фирмы «Беркут».
— Что за фирма?
— Частное охранное предприятие. Одно из самых крутых в Москве. В штате — бывшие фээсбэшники. Клиенты очень серьезные — «Альфа-банк», сеть универсамов электроники, издательский дом «АБЦ-пресс». Кому твой соавтор мог перейти дорогу?
