На Рогове уже лежал знак тюрьмы. Он был, как обычно, выбрит до синевы, аккуратно причесан, никакой небрежности в одежде. Но тюрьма уже давила на его плечи, гнула к земле, делала угрюмым, настороженным взгляд.
— Садитесь, Алексей Вениаминович, — предложил Мартынов. — Я хочу вернуться к вечеру 19 января. Вы вошли в дом на Больших Каменщиках в 20.15, вышли в 20.40. Это отметил консьерж. Двадцать пять минут вы разговаривали с Егорычевым. О чем?
— Мне нечего добавить к тому, что я уже сказал.
— Вы сказали неправду. В целом, я примерно представляю, о чем шел разговор. Ольга ввела меня в курс дела.
— Ольга? — переспросил Рогов. — Какая Ольга?
— Анжела. Жена французского дипломата. Ее настоящее имя Ольга.
— Вы ее нашли?
— Да.
— Что она вам рассказала?
— Все.
— Если вы все знаете, зачем спрашиваете?
— Не знаю, всего лишь предполагаю. Хочу услышать это от вас.
— Я не желаю об этом говорить!
— Что ж, имеете право. — Мартынов открыл тоненькую папку, которую принес с собой. В ней был один-единственный листок. — Следователь Авдеев поручил мне объявить постановление, которое он вынес после следственного эксперимента, проведенного в квартире Егорычева. Вы ушли из дома в 20.40. Выстрел в квартире Егорычева раздался в 21.02. Постановление такое: «Уголовное дело по обвинению гражданина Рогова Алексея Вениаминовича прекратить согласно пункту 5-му статьи 4-й УПК РФ».
— Что такое пункт пятый статьи четвертой?
— За отсутствием состава преступления.
— Что это значит?
— Все обвинения против вас сняты. Вы свободны.
Мартынову показалось, что Рогов не понял того, что услышал. Он уже хотел повторить, но тут Рогов заговорил — напряженным, озлобленным голосом, с прорвавшейся страстью, которой он наконец-то дал волю:
— Я пришел к этому подонку, чтобы сказать, что я о нем думаю. Он стоял у мольберта. Творил. Он был в болезненно-возбужденном состоянии, но держался нагло, развязно. Предложил выпить. Я отказался. Сказал, что готовит большую выставку в галерее Гельмана, что две его картины уже купила жена французского дипломата, которая хорошо разбирается в современной живописи. Добавил с презрительной усмешкой: в отличие от некоторых. Я сказал ему, кто такая жена французского дипломата и кто на самом деле купил его картины. Сказал, что я сделал с его картинами: выбросил на помойку. А потом сказал главное: что я специально нашел проститутку, больную СПИДом, и подсунул ему. Не сомневаясь, что он схватит наживку, как хватает все, что плохо лежит. Он думал, что может безнаказанно лезть своими грязными лапами в чужую жизнь. Я ему доказал, что это не так. Я сказал: теперь ты будешь гнить и молить Бога о быстрой и легкой смерти. Намалюй последнюю картинку в своей подлой никчемной жизни — нарисуй себе смерть!..
Рогов долго молчал, потом закончил:
— Потом я ушел. Не помню, закрыл ли за собой дверь.
— Закрыли, — сказал Мартынов. — Егорычев сам ее открыл. И постарался представить самоубийство как убийство.
— Я вот о чем думаю… Зная все, что произошло, сделал бы я то же самое?.. Да, сделал бы!.. И только Бог мне судья!
— Он всем нам судья, — сказал Мартынов. — Аминь. Я предупредил Ирину Александровну, что вас сегодня отпустят. Она, вероятно, уже ждет…
* * *
Минут через сорок он курил возле проходной «Матросской тишины» и смотрел, как на другой стороне улицы, возле строительной техники и работяг с грохочущими отбойными молотками, у лиловой «мазды» стоит высокая молодая женщина с бледным лицом, с тяжелым узлом золотых волос на затылке, похожая на студентку в своем потертом китайском пуховике, джинсах и кроссовках, тревожно всматривается в сторону проходной. Когда из тяжелой двери вышел Рогов с полиэтиленовым пакетом с тюремной одеждой, она потянулась вперед, но с места не сдвинулась. Он подошел. Она молча протянула ему ключи от машины, повернулась и быстро пошла прочь. Он окликнул ее. Она остановилась. Он выронил пакет, приблизился к ней, взял ее руки в свои и опустился на колени на грязный снег, прижался лицом к ее рукам. Так они стояли бесконечно долго, среди грохота компрессора и тяжелой пулеметной дроби перфораторов. Потом вернулись к машине. «Мазда» уехала. Пакет так и остался на асфальте.
Мартынов докурил и полез в свою «шестерку». Смутно было у него на душе. Он сделал свое дело, но ощущение душевной смуты не проходило. Вот, одна молодая жизнь погублена, в сердцах двух людей еще долго будет кровоточить глубокая рана. Кто виноват? Никто не виноват. Все виноваты. Сколько же злобы в московском воздухе, как мало люди умеют ценить жизнь!
* * *
Мартынов не заметил, что еще два человека стояли возле проходной «Матросской тишины» и наблюдали за происходящим. Он и не мог их заметить. Он существовал только в их воображении. Или они присутствовали в его сознании, как в сознании каждого человека присутствует писатель, оценивающий каждый его поступок и каждый помысел?
Глава семнадцатая. ПРОПАВШИЕ БЕЗ ВЕСТИ
В голосе Смоляницкого звучала обида, которую не могла приглушить даже плохая поселковая связь:
— В чем дело, Валери? Встретил на днях Эбонидзе, он рассказал, что ты приходил к нему с каким-то проектом. Это правда?
— Было, — подтвердил Леонтьев.
— А почему не ко мне? Чем тебе не угодил «Парнас»?
— Мне показалось, что это я «Парнасу» не угодил.
— О чем ты говоришь? Даже в семьях бывают разногласия. Ничего личного. В каком состоянии рукопись?
— Практически готова.
— Так в чем дело, давай! Если сейчас запустим в работу, как раз успеем к весенней выставке «Книги России»!
Текст отправили в «Парнас» по электронной почте. Через три дня пришел ответ: «Приезжай, поговорим».
Как и в прошлый раз, Леонтьев не поехал, послал Акимова:
— Привыкай разговаривать с издателями, пригодится. А я уже с ними наговорился.
Подумав, вложил в конверт цветной снимок с надгробием Незванского:
— Скажи — от меня. Личный подарок. И посмотри на его физиономию.
— Стоит ли? — усомнился Паша.
— Стоит. Пусть знает.
Акимов вернулся около часа дня и сразу с электрички зашел к соавтору.
— Ну? — спросил Леонтьев. — Отдал снимок?
— Отдал.
— Что он сказал?
— «Сукин сын».
— Кто?
— Не знаю. Не стал уточнять. Но кажется, что он имел в виду вас.
— Ладно, к делу. Прочитал он роман?
— Прочитал. Роман понравился. — Паша помолчал, посопел и со вздохом закончил: — Авторы не понравились.
* * *
На весенней ярмарке «Книги России», отрывшейся 15 марта на ВВЦ, с большим успехом прошла презентация нового романа Евсея Незванского «Без вести пропавший». Стенд издательства «Парнас» был украшен красочными постерами.
Текст гласил:
«ПОЛИЦИЯ НРАВОВ» — новая серия романов знаменитого автора Евсея Незванского. Самая тайная сторона нашей жизни. Самые страшные и одновременно захватывающие преступления. Ночная жизнь больших городов и не только она. Сенсационные откровения и обжигающие страсти.
ВЫ ГОТОВЫ К ЭТОМУ?!
Первый роман серии уже в типографии. Он называется:
«НАРИСУЙ СЕБЕ СМЕРТЬ!»
