На ночь расположились в комнате Нины, принадлежавшей недавно умершей жене Силая. Венецианское, во всю стену окно выходило на восток, и по утрам можно было наблюдать восходы солнца. Наверное, в ясные дни оно поднималось над кроной гигантского дуба, стоявшего часовым у дачи, и заливало комнату веселым, радующим сердце светом.
Уставшие с дороги подруги быстро уснули, а утром, выпив чаю, выехали из поселка. Ехали по улицам крошечного городка Хотьково, посреди которого на высоком холме возвышался величавый храм, — его недавно реставрировали, и сейчас заканчивались отделочные работы. Храм был поставлен на пути из Москвы в Троице-Сергиеву лавру. Русские цари, ходившие пешком в лавру, останавливались в Хотьково на ночь, молились в этом храме.
Нина рассказывала, Анна жадно ей внимала.
Свернули на кольцевую дорогу, а с нее — на Рязань и покатили дальше на Волгоград. Настроение у спутниц было хорошее: Анюта любила езду на автомобиле, а Нине было тепло и покойно с Анной.
Дорога предстояла дальняя, больше тысячи километров, но шоссе первоклассное. Они двигались по пути, по которому Александр Невский и молодой Дмитрий Донской пешком и на лошадях ходили в орду.
За день не удалось достигнуть Иловли, а затем Каслинской. В предвечерний час невдалеке от небольшого города Михайловка в придорожной чайной спутницы решили перекусить. Поставили машину на площадке перед окном, а сами вошли в чайную. И Нина стоявшему за прилавком молодому парню сказала:
— Угощайте, чем Бог послал.
Парень включил музыку, — адски-шумовую, со всполохами света, — красного, синего, с каким-то дьявольским грохотом и скрежетом железа.
Жестом подозвала парня, крикнула на ухо:
— Музыку не надо! Не надо, говорю!
Парень отошел, но музыку не выключил. И принимать заказ не торопился. Стоял за прилавком, идиотски улыбался. Подождав еще немного, Нина поднялась, стала требовать еду, но парень продолжал загадочно скалить зубы. Путешественницы переглянулись, пошли к выходу. И тут же увидели, как из посадок вывернулись две машины и из них выскочили четверо парней. Трое окружили «форд», а один, ухмыляясь, подошел к девушкам:
— Мое вам, сударыни! Куда путь держите?
И хотел было взять за локоть Анну, но Нина, отстранив подругу, обратилась к парню.
— В чем дело, приятель? Ты, верно, хочешь повеселиться, не так ли? Моя подружка замужем, а я свободна. И, между прочим, покладиста. Что ты мне скажешь?..
Парень положил ей руку на плечо, а Нина нежно похлопала его ладонью по щеке и даже как будто чуть задержала руку у его лица. Но тут случилось совершенно невероятное: парень откинул назад голову и издал душераздирающий крик: «А-а-а!..» И рухнул навзничь. К нему подбежали те трое, что стояли у Анютиной машины, и один из них, подступаясь к Нине, заорал: «Ты убила его!» — «Нет, ребята. Я его не трогала. Вот мои руки — в них ничего нет».
Женщины сели за стол, а парни тормошили упавшего. Кто-то из них крикнул: «Он жив!» Начали мять грудь, кто-то дышал в рот, — приводили в чувство. Анюта испуганно смотрела на Нину, но та сидела спокойно, и бесовские шальные зайчики гуляли в ее глазах. Буфетчик вдруг закричал:
— Милиция! К нам едет наряд милиции!
Три молодца рванулись к машинам, развернулись и по проселочной дороге понеслись к видневшейся вдалеке деревне.
Нина сделала жест рукой: сиди и не волнуйся.
Подъехала милицейская машина. Из нее вышел капитан и подошел к буфетчику. Тот ему что-то сказал, и капитан махнул рукой водителю в сторону деревни. В машине сидело несколько милиционеров.
Капитан подошел к спутницам. Взяв под козырек, попросил документы и, просмотрев их, вежливо вернул.
Нина показала на стул:
— Садитесь, капитан. Мы так испугались, что нам необходимо побыть немного с вами, под вашим крылышком.
— Они вас обидели?
— Хотели, да, видно, судьба нас берегла. Он уж, этот… — Нина показала на лежащего, — схватил меня, а те окружили нашу машину, но тут, видно, Бог за нас вступился.
Капитан лукаво улыбнулся, тихо спросил:
— Вы не помогли ему? Нина подняла руки.
— Пальцем не тронула, да и как могла бы слабая робкая женщина…
Капитан снова улыбнулся, — и было что-то дружеское, доверчивое в его глазах и улыбке.
— А если бы вы и… того… помогли ему, так мы бы вам благодарность объявили. Этот субчик — в розыске. Его фамилия Песков Николай, прозвище — Пепси-Кола. Опасный, убил двух женщин, угнал несколько машин… Сколачивал шайку из деревенских ребят.
— Но он жив, имейте в виду.
— Жив?.. Откуда вы знаете?
— А те дружки пульс щупали.
Капитан склонился над Пепси-Колой, сунул руку под куртку.
— Да, жив.
И стал опорожнять его карманы. Вынул нож, пистолет, толстый бумажник. Сложил преступнику руки и надел наручники. Прошел к телефону, стал звонить.
Потом провожал девушек к машине. Записал московский адрес Нины Ивановой, пожал им руки.
Нина, сделав жест в сторону чайной, сказала:
— Сдается мне, буфетчик тоже с ними, наводчик.
— Спасибо, — поблагодарил капитан.
С десяток километров ехали молча. Анна ждала разъяснений, но Нина не торопилась. Терпение Анюты кончилось. Набрав скорость «сто», спросила:
— Чем ты его угостила?
— Хворый он, время пришло.
— Этот верблюд-то хворый? Рассказывай сказки! Нина рассмеялась.
— Останови машину.
Анна затормозила. Съехала на обочину.
— Перстень видишь? — Нина поднесла ей к носу массивный золотой перстень с крупным бриллиантом.
— Красивый. А что?
— А то, что в нем баллончик с паралитическим газом. Я подношу его к носу и большим пальцем нажимаю вот эту кнопочку… И наступает мгновенный паралич.
— И надолго?
— На семь-восемь часов, но и потом с месяц человек ходит как чумной. Одного баллончика хватает на десять «атак». А у меня их, баллончиков таких, дюжина. Сделаны в Англии по особому заказу.
Анюта вспомнила свой плен в лесной избе, подумала: «Вот, если бы у меня был такой защитник».
— Что, завидуешь? — Нина полюбовалась перстнем. Сняла с пальца. — На! Дарю тебе.
— Ты что, — в своем уме? Такая вещь!
— Да, такая. Всякий бы резидент позавидовал, а тебе дарю. Потому что люблю тебя, вот как люблю!
И Нина схватила Анюту, прижалась к ней, целовала в лоб, щеки, волосы.
— Сумасшедшая! Обмуслякала всю. А перстень не возьму. Он и тебе нужен.
— Мне? — достала с заднего сиденья дорожную сумку, вынула из нее другой перстень, — похожий, но все-таки другой формы. И тоже массивный, с раздувшимися боками. — Видишь? Нашла, о ком беспокоиться. Бери, говорю тебе, и носи. Приспеет момент, — вот как нынешний, — вмиг уймешь кого хочешь.
Анюта взяла подарок и нежно обняла подругу. И они долго сидели так.
Счастлив человек, имеющий хотя бы одного друга!
К переправе через Дон подъехали ночью. Паром не ходил, в очереди стояло несколько машин, — одна из них легковая. Водители спали в кабинах. Молодой парень вышел из легковой, подошел к «форду».
— О, девчонки! Можно посмотреть вашу карету? Никогда еще не видел такой.
Обошел машину, поеживаясь от холода.
— Пустили бы меня к себе, замерз. Анна растворила заднюю дверцу:
— Залезай.
Парень нырнул на сиденье.
— О-о, тепло! А я свой мотор не гоняю, бензин берегу. Он сегодня дорогой… А вы, девочки, откуда?
— Из Петербурга, — отвечала Анна.
— Врешь! Скажи правду.
— И не вру совсем. Из Питера мы. Двое суток едем. А ты откуда? В Каслинской таких не видела.
— Но ты же питерская.
— А и не питерская. Я — Анна Воронина. Слышал, может быть?
— Анюта! Слышал, но встречаться не приходилось. Сергея, брата твоего, знаю. Иловлинский я, Петр Чистяков.
— А я тебя видела. В агропроме начальника возил.
— Точно! Вот история: ты меня знаешь, а я тебя нет.
— Парень-то ты вон какой заметный. Таких за версту видно.
Они громко и долго смеялись. А насмеявшись, Анна сказала:
— Ладно, ребята. Давайте спать.
И прислонилась к дверце, закрыла глаза. Парень и вовсе разлегся на сиденье. А Нина подумала: «Тут, на Дону, другие нравы. И люди другие». И тоже отклонилась к дверце, и задремала. Скоро они уже спали сном младенцев. И тогда только проснулись, когда на переправе послышались голоса, возникло движение.
Петр помогал Анне въехать на паром, бежал возле машины, командовал, куда и как рулить, где прибавить газ, где убавить.
Девушка впервые переезжала переправу, — убедилась, что дело это не такое легкое. Поблагодарила Петра, а узнав, что к обеду он вернется в районный центр, попросила заехать в милицию, разыскать там Сергея.
— У дяди Жени есть телефон.
— Есть, но до Сергея не всегда удается дозвониться.
Проезжали мимо церкви. Анна остановилась и предложила Нине зайти с ней внутрь. Их встретил сторож, — ветхий старичок в казацкой фуражке царских времен, — Григорий Федорович. Завидев Анну, поклонился ей низко, почти до земли.
