9
Боря отпустил пьянчужку, даже извинился. Они пошли дальше. Тропинки в парке были скользкие, полные влаги, и двигаться приходилось, сторожась, чтобы не навернуться.
Зато в кронах еще не распустившихся деревьев грай и гомон стоял неимоверный – ремонтных забот, видать, там, наверху, было невпроворот. Все повторялось сначала, обещая новую радость, новых птенцов, и не успеешь обернуться, как деревья покроются листвой, шум птичий слегка поубавится, и снова в траве окажутся слётки – те, кто раньше других оперился, прыгнул в желанную свободу, да силенок оказалось маловато, а перышки коротки. Ах, слётки, слётки, торопливые и неумелые детки, как беспощадно, без всякой на то нужды, оборачивается к вам ваша судьба! И что же тут поделаешь, кроме того, что Боря в детстве своем делал – охранял этих слётков, отпугивал кошек и дурных собачонок, ждал часами, пока не поднимется на крыло безымянное птичье дитя, и упусти день, да что там – час, и трагедия тут же тихой черной молнией пронесется: р-раз, и нет малой птахи, а все окрест тихо и покойно, разве только недолгий материнский, в нижних ветвях, крик раздастся – последний птичий плач.
Братья неспешно передвигались по глинистым скользким тропкам, и Боря спросил неожиданно:
– У тебя верные-то дружки сохранились? Не рассорился? Не разошелся? Как святая троица – надежный народ?
И Глебка, усмехнувшись, решил открыться брату. Рассказал, как подожгли первый киоск, а погодки, теперь студенты, покончили еще с двумя. Благоразумно умолчал о посещении тира и неприятном разговоре с Хаджа-новым. Помянул мельком, что причиной протеста стало торговое засилье южаков, это доставало семью горевских торгашей, и он, из чувства солидарности, в этом участвовал. Про уличную стычку и «ишачков» даже упомянуть не решился – уж очень это все по-детски бы выглядело. Но Борик слушал его внимательно, пристально Глебку оглядывал, прикидывал, обдумывал что-то свое.
Потом процедил медленно:
– Мне придется тут встретиться… с некоторыми. Зовут на «стрелку», в город. И мне нужна надежная разведка. Точнее, мне нужно засечь их следы.
Глебка про «стрелку» не понял, но остановился, восхищенный, готовый к немедленному действию. Он нужен брату!
– В общем, слушай, – Борис прислонился к громадной липе, их, в малые годы, любимому месту. – Я прихожу, допустим, к перекрестку. Меня встречает человек, которого я не знаю. Известно, что он будет подстрахован. В разных местах могут стоять еще люди – мужчины, женщины, старухи, как Зоя, или пацаны, как ты. Когда мы пойдем, они будут двигаться тоже. Впереди, позади, сбоку – по-всякому. И вы должны вычислить, много их или мало. Или их вообще нет.
Борис говорил спокойно, и Глебка с гордостью подумал, что брат его не простой человек, а командир по образованию, специалист, военный человек, и сразу видно, что такое положение для него если и не обычное дело, то совершенно не удивительное.
– Да, – продолжил он, задумавшись, – может их не быть вообще. Только вряд ли. Определяйте их, ведите до двери, в какую зайдут, запоминайте в лицо, а если получится, узнавайте, где живут, как зовут, хотя это вряд ли…
Он опять помолчал, подумал.
– При этом кто-то толковый, только не ты, тебя могут знать в лицо, пусть идет следом за мной и за тем, кто меня встретил. И в этом месте крутится. Ждет, когда выйду я, если выйду.
Он усмехнулся, поглядел в испуганное лицо Глебки, успокоил:
– Да выйду я, куда денусь…
Он вдохнул воздуха, будто к драке приготовился.
– Они из этого места станут расходиться. И не толпой, а по одному. Впрочем, на встрече со мной может вообще один оказаться, однако его с этого места будут провожать. Вот куда он пойдет, там он и ночует. Или живет. Скорее всего, только ночует. У кого? Как зовут? Чем занимается? Если будет невозможно узнать, запомните адрес и линяйте.
Остановился:
– Погодков можно привлечь? Они не разболтались? Не растреплются? Глебка решительно головой мотнул.
– Ну, а если что-нибудь случится? – Все это время Глебка о Борике думал: – Вдруг тебя бить начнут? Налетят?
– Нет, – выдохнул Борис. – Не начнут. Я кому-то нужен. Я догадываюсь, чего они хотят. А потом… – Он сунул руку куда-то за спину и вытащил будто игрушечный пистолетик – он на ладошке умещался, и перламутровая ручка нарядно переливалась на солнце.
– Маленький, да удаленький, – ухмыльнулся Борис. – А жалит, как Змей Горыныч.
– Подержать-то можно? – просительно заныл Глебка, и Боря протянул ему завлекательную забаву.
Глеб взвесил ее на руке, потрогал пальцами ручку, вернул. Договорились, что Борик братьев-студентов проинструктирует завтра же – всех и каждого. И он устроил им экзамен, да какой! Они перемещались по улицам и у себя в Краснополянске как бы инсценировали все, что может произойти.
Все и вышло, как они репетировали. Глебку, правда, Боря вообще не решался брать, был уверен, что, если за ним следят, то брата знают в лицо, и это ни к чему. Но младший даже взвыл от негодования: вся компания в сборе, у всех есть поручение, а он будет сидеть дома и «маскировать» ситуацию? Ни фига себе маскировочка!
Борю и в самом деле ждали на перекрестке – там четыре улицы расходятся в разные стороны, по двум трамвай шастает, по двум троллейбус, и еще великое множество автобусов, «газелей», частных тачек. Боря причалил к какому-то магазину, в него и из него люди прут толпами, кого тут и как можно увидеть и рассчитать?
Петр, Федор и Ефим, крепкие, в общем, мужички, интуицию включали, молодцы, далеко не разбежались, оградили Борю незримым треугольником, Глебка стоял поодаль, будто бы очередь занял в обменный киоск.
Скоро к Боре и в самом деле подошли две блондинки – повыше и маленькая, чего-то ему стали лопотать, он покивал им, поулыбался, не оборачиваясь, двинулся рядом с ними не спеша, обмениваясь какими-то репликами.
На перекрестке разобраться было невозможно, но как только они его пересекли и пошли по одной из боковых улиц, впереди них двинулся амбал боксерской наружности, хотя немолодой, лысый, а позади чернявенький крепыш. Потом Борис скрылся со своими спутницами. Они свернули в переулок, но сначала туда продвинулся лысый. В переулке тоже двигался народ, но его там было куда меньше, чем на проезжей дороге, и Борино сопровождение могло быть замечено, однако шли они все очень раскованно, вольно, будто вот тут где-то как раз и живут, и свои, мол, здесь люди.
Чернявенький, кстати, прошел мимо поворота, потом притормозил, закурил, замахал спичкой, будто что-то важное вспомнил, развернулся и в переулок вернулся.
Глебка тоже вступил в переулок, неуверенно двинулся, и тут же едва слышно кто-то подсвистнул ему. В проеме между домами, совсем узком, сверкал глазами Ефим.
– Девки прошли мимо. Боря зашел вон в тот подъезд. Дверь открылась, и его позвали. А мужики сгинули.
Однако другой брат, Федор, все-таки проследил блондинок и даже, по реплике какого-то сердитого старика, выяснил, что были они девицами свободного поведения и проживали буквально через квартал. Петя появился чуть позже, рассказав, что мужики, несмотря на чернявость крепыша, оба русские и между собой знакомые, чего совсем не скрывали и, завернув за угол, сошлись, двинулись рядом, зашли в закусочную, взяли выпивку, совершенно не изысканную – пиво с водкой, и сидят сейчас там как ни в чем не бывало. Правда, на столик выложили мобильники, значит, на связи.
Петя попробовал даже послушать, о чем они толкуют, вошел в закусочную, взял маленькую бутылочку пива для блезиру и ничем внимания мужиков не привлек, но говорили они, можно сказать, ни о чем: кто из футболистов за сколько продается, и всякое такое прочее, при этом речь их была восхитительно бранной. Петя даже удивился:
– Никогда такой густоты не слыхивал! Через каждое, считай, слово – бляха-муха!
Борис вышел не скоро, не раньше чем через час. Не вышел даже, а выдвинулся – какой-то замедленный, и очень тихо, прогулочным шагом пошел в сторону ребят. Как договаривались, за Борей, в обратном порядке, двинулась вначале братская троица, через недолгую паузу Глеб.
Боря подошел к очереди, где Глебка вначале пасся – в обменный пункт. У окошка подвигал руками, обернулся к помощникам, открыто поманил их. Они приблизились.
Боря был опять бледный, как бумага, но говорил приветливо, чуточку шутливо – протягивал каждому по сотке баксов. Парни брали, тушуясь, не зная, что сказать. Он протянул зеленый листок и Глебке. Тот отвел руки назад.
– Ну, хорошо, – не стал спорить Борис, – пошли на автостанцию. Бал окончен. Всем большое спасибо.
В автобусе сидели рядом, не таились. Что-то на самом деле закончилось для него. Что-то важное прояснилось. И неизвестно, радоваться или как? Когда выгрузились, Борис собрал всех в кружок, там, где народу не шибко, сказал, улыбаясь:
