— Я туда и иду. Прямо сейчас. У меня там дела.
Бет продолжала:
— Потом мы поехали в квартиру, которую тебе устроил Джо; тебя и гам не было. Ну, мы и отправились туда, где ты еще раньше жила с этой официанткой. В ту комнату, что нашел тебе Карлтон.
— Филлис, — пробормотала Мэри Энн.
— Она понятия не имеет, где ты. Карлтон придумал спросить у Итона: мне бы такое и в голову не пришло.
— Мы хотим поговорить с тобой о дознании, — произнес Туини. Выглядел он торжественно и печально; при упоминании столь серьезного вопроса лицо его вытянулось.
Она совершенно забыла об этом.
— Господи, — сказала она, — ну конечно.
— Тебя вызвали повесткой, так ведь? — спросила Бет. — Значит, тебе придется давать показания. Если тебе принесли повестку, явка обязательна.
Повестку действительно приносили. Бумажка лежала в какой-то из картонных коробок; расписавшись, она убрала ее с глаз долой и больше не вспоминала. Это была уже не ее забота. Так вот зачем они ее выследили — беспокоятся за собственные шкуры.
— Когда оно?
Она попыталась вспомнить; дознание должно быть совсем скоро, буквально на днях.
— В среду, — нахмурившись, сказал Туини.
— Что ж, тогда присаживайтесь. Куда — сами решайте.
Отойдя от двери, она сняла плащ. На это у нее найдется время; это ерунда. Сама она уселась на плетеный стул. Бет и Туини, быстро переглянувшись, сели на кровать, не касаясь друг друга, но очень близко.
— Как вам моя хатка? — спросила Мэри Энн.
— Жуть, — ответил Туини.
— Да, согласна.
— А почему ты уехала от Филлис? — спросил Туини. — Что там у вас случилось?
— Кленовые венки осточертели.
— Квартирка, которую тебе снял Джо, вроде бы вполне сносная. Мы ее только секунду и видели, конечно. Вы начали там красить, но не закончили. Дверь была открыта… ты, должно быть, только съехала.
— Сегодня утром, — сказала.
— Вот как. — Бет поджала губы. — Понятно.
— Что тебе понятно?
— Я так и думала. Тогда, в первый раз, ты была права.
— Какой раз? — устало спросила Мэри Энн.
— Когда ты отказалась у него работать. Ты боялась, что что-то произойдет, не так ли?
Она кивнула.
— Я могла бы тебя предупредить, — сказала Бет, водя взглядом по комнате.
— Так что ж не предупредила? — язвительно спросила Мэри Энн. — Как я тебя ни выспрашивала, ты только и распиналась о том, какая у него замечательная коллекция пластинок да какая он яркая личность.
— Будь лапочкой, сходи вниз, принеси нам пива, — сказала Бет Туини.
Туини поднялся с крайне недовольным видом.
— Мы пришли, чтоб обсудить дознание.
Бет выудила из сумочки и сунула ему в руку пятидолларовую купюру.
— Иди и не бухти. Продуктовый на углу.
Сердито ворча, Туини вышел из комнаты. Слышно было, как пол в коридоре отзывается на его шаги мерной, затухающей дрожью.
Пауза затянулась; Бет и Мэри Энн сидели, молча глядя друг на друга. Наконец Бет закурила сигарету, откинулась и спросила:
— А на твой размер лифчики вообще бывают?
— Нет, — сказала Мэри Энн, — ничего не поделаешь. Я слишком тощая.
— Не глупи. Не пройдет и пары лет, как все изменится.
— Правда?
— Конечно. Когда-то и со мной так было, и со всеми остальными. Потом это проходит, а в итоге ты набираешь больше веса, чем можешь на себе носить, — как я.
— Выгладишь ты нормально, — сказала Мэри Энн.
— В сорок восьмом я выглядела получше.
— Это тогда и произошло?
— Это было в Вашингтоне. В студеную зиму. Мне было двадцать четыре года, немногим старше тебя. Так что ты не первая.
— Он рассказывал, — призналась Мэри Энн, — про будку на берегу канала.
Блондинка заметно напряглась.
— Неужели?
— Почему ты поехала с ним? Ты его любила?
— Нет, — отвечала Бет.
— Тогда я не понимаю.
— Он меня склеил, — сказала Бет, — как и тебя. Так что давай признаем очевидное: кое-что общее у нас есть.
— Спасибо, — сказала Мэри Энн.
— Хочешь подробностей? Можем сравнить показания.
— Вперед, — сказала она.
— Может, это тебя чему-то научит.
Бет затушила сигарету.
— Не знаю, на какую удочку он поймал тебя. Должно быть, на работу. Но в те времена у Джо еще не было магазина пластинок; он работал в издательском бизнесе.
— «Эллисон и Хирш».
— Он тебе и это рассказал? В те времена я… но ты ведь слышала одну. Мою песню.
— «Где мы, бывало, сиживали», — с отвращением произнесла Мэри Энн.
— Ну, собственно, больше рассказывать особо нечего. Я хотела их издать. Однажды Джо появился в моей квартире. Я была на кухне и красила стул — я отлично помню. Он не торопился; мы выпили, поболтали. Говорили об искусстве, музыке, все такое.
— Ближе к делу.
— Он взглянул на мои песни. Но издать их он не мог. Сказал, что еще недостаточно воды утекло.
— Что это значит?
— Сначала и я не поняла. А потом увидела, как он на меня смотрит. Ты понимаешь, что я имею в виду.
— Да, — ответила Мэри Энн.
— Вот, собственно, и все. Он сказал что-то, мол, лучше не в квартире; что в нескольких милях от города у него есть хижина и там нам никто не будет мешать.
— Он использовал работу, чтобы соблазнять женщин?
— Джо Шиллинг, — сказала Бет, — исключительно добрый, мыслящий человек. Мне он нравится. Но я не обманываюсь. У него есть слабость: он очень любит женщин.
На это Мэри Энн задумчиво произнесла:
— Значит, ты легла с ним в постель, чтобы он опубликовал твои песни?
Бет зарделась:
— Ну, можно и так сказать. Однако я…
— Дэнни был фотографом, так ведь? Я помню ту ночь… ты прыгала по квартире голая, а он тебя все время щелкал. Я так и не поняла, что происходит; мне это казалось бредом. Ты же позировала для него, верно?
— Я была профессиональной моделью, — сказала Бет; щеки ее горели. — Я же тебе объяснила. Я была артисткой.
Вдруг Мэри Энн произнесла:
— Туини это в самый раз.
— Что ты имеешь в виду?
— Я только что поняла, что ты такое, — без эмоций, просто констатируя факт, сказала Мэри Энн. — Ты шлюха.
Бет встала. Она побледнела, и маленькие морщинки, словно трещинки, разошлись от ее глаз и сбежались ко рту.
— А сама-то ты кто? Залезла в койку, чтобы с работы не поперли, — и ты, значит, не шлюха?
— Нет, — сказала она, — все было совсем не так.
Она знала, что все было по-другому.
— И тут ты вдруг решила стать разборчивой, эдакой привередой, — быстро продолжала Бет, — чего ради? Только потому, что он старше? Взгляни на вещи трезво — за тобой красиво, по-европейски ухаживают. Твой любовник отлично знает свое дело. О чем еще мечтать; тебе просто повезло.
Погруженная в свои мысли, Мэри Энн едва ее слышала.
— Боже правый, да ты сама, как весь этот мусор — все эти песенки типа «Белого Рождества». Вот потеха-то. Бедный Туини, ну надо же.
— О чем это ты? — сказала Бет. — Не желаешь ли мне разъяснить? Мне кажется, я этого заслуживаю.
— Господи, — продолжала Мэри Энн, — так и есть. Так оно и есть. «Где мы, бывало, сиживали», «Рождественские санки»… Боже мой, да ты — сентиментальная шлюха.
— Понятно, — проговорила Бет, — что ж, возможно с твоей точки зрения, с позиции циничного подростка…
Тут она умолкла; дверь открылась, и над ними нависла массивная фигура Карлтона Туини. Он принес три банки «Золотого сияния» и открывалку.
— Так быстро? — оживленно спросила она.
— Пиво теплое, — буркнул Туини.
— Я неважно себя чувствую, — сказала Бет, взяла свою сумку и направилась к двери. — Ничего серьезного, просто голова раскалывается. Пойдем, Карлтон. Прошу тебя, отвези меня домой.
— Но мы же… — начал он.
Бет открыла дверь и вышла в коридор. Уже оттуда, не оборачиваясь, она сказала:
— Это, безусловно, самый грязный дом, в котором я бывала за свою жизнь.
Сказав это, она ушла. После секунды колебаний Туини оставил банки и пошел за ней. Дверь закрылась, и Мэри Энн осталась одна.
Она огляделась, чтобы найти плащ. Подождала, пока Бет и Туини уйдут наверняка, бросила ключ в сумочку, захлопнула дверь и пошла по коридору.
На крыльце сидели две чернокожие толстухи; они пили вино и читали журнал про кино. Обогнув их, Мэри Энн спустилась по ступенькам и влилась в поток прохожих.
Волна музыки обрушилась на нее; симфонический оркестр бушевал и гремел. Она застыла в дверях, потом спустилась по двум низким ступенькам, глядя на свои ноги и одновременно рассматривая рисунок на полу. Потом вдруг увидела прилавок и поразилась этому; даже рот открыла от удивления. Неужели она прошла так далеко? Подняв голову, она увидела Джо Шиллинга, расположившегося за прилавком. Он обсуждал пластинки с молодым человеком, похожим на студента. Ближе ко входу Макс Фигер подметал пол шваброй; значит, она проскочила мимо него.
