– Само собой, – ответил генерал. – Верный друг, верный и послушный, всегда с тобой. С ним никто не сравнится.
– А если вы найдете бездомного пса, возьмете вы его в дом?
– Не оставлять же собаку на улице погибать от голода. Комнат у меня полно. Сами посмотрите: казармы что надо.
Каррингтон поздравлял себя с удачным спектаклем. Кое-что подтереть, заменить «пса» на Кухмистера – пара пустяков. Генерал вряд ли будет скандалить: кто откажется предстать перед миллионами зрителей в качестве благодетеля?
По дороге в Лондон Каррингтон натаскивал Кухмистера.
– Помните, смотреть прямо в камеру и просто отвечать на вопросы.
Кухмистер в темноте кивнул.
– Я спрошу: «Когда вы стали привратником?», а вы ответите: «В 1928 году». И все. Точка. Понятно?
– Да.
– Потом я скажу: «Вы стали старшим привратником Покерхауса в 1945 году?» – и вы скажете: «Да».
– Да.
– Потом я продолжу: «Значит, вы отдали колледжу сорок пять лет?» – и вы скажете: «Да» Ясно?
– Да.
– Потом я скажу: «А теперь вас уволили?» – и вы скажете: «Да». Я скажу: «Вы представляете, за что вас уволили?» А вы что ответите?
– Нет, – сказал Кухмистер.
Каррингтон был удовлетворен. Кухмистер оказался послушен, как собаки, которых нахваливал генерал. Журналист успокоился. Все пройдет гладко.
Они добрались до студии, Каррингтон оставил Кухмистера в подвале в обществе ассистента и скрылся в лифте. Кухмистер подозрительно осмотрелся кругом. Комната походила на бомбоубежище.
– Присаживайтесь, мистер Кухмистер, – предложил ассистент.
Кухмистер присел на пластмассовый диванчик, снял котелок, а молодой человек тем временем открыл стенной шкаф и выкатил оттуда какой-то ящик. Кухмистер недоверчиво покосился на него.
– Это что такое? – осведомился он.
– Портативный бар. Выпивка взбодрит вас. – Молодой человек отпер ящик.
– А-а, – безучастно протянул Кухмистер.
– Что вы предпочитаете? Виски, джин?
– Ничего.
– Да что вы! – прочирикал юнец. – Потрясающе! Отказаться выпить перед прямым эфиром. Все пьют.
– Пейте сами. А я лучше покурю. – Кухмистер принялся неторопливо набивать трубку.
Юноша растерянно взглянул на бар.
– Значит, не будете? Выпивка, знаете ли, помогает.
– Потом выпью. – Кухмистер закурил.
Ассистент убрал бар обратно в шкаф.
– Вы в первый раз? – Он, очевидно, пытался разговорить Кухмистера.
Тот кивнул. Так они и сидели молча, пока не явился Каррингтон. В комнате было не продохнуть от едкого дыма, перепуганный ассистентик забился в угол.
– Не захотел выпить, – шепнул он Каррингтону. – Ничего не говорит, сидит и курит эту мерзость.
Каррингтон слегка встревожился. Чего доброго, привратник завянет где-нибудь посреди интервью.
– Как настроение? – спросил журналист.
– Лучше не бывает. Но компания мне не понравилась. – Кухмистер сердито покосился на молодого человека. – Голубой, – пояснил он в коридоре по дороге к лифту.
Каррингтон пожал плечами. Кухмистер смущал его. Привратнику недоставало подобострастия, свойственного чуть ли не всем трепещущим жертвам журналиста. С перепугу они становились как шелковые, и Каррингтон наслаждался чувством превосходства, какого ни разу не испытывал за пределами искусственного мирка студии. Сейчас – не то. Этак он сам увянет в середине передачи. Каррингтон ввел Кухмистера в ярко освещенное помещение, усадил на стул и побежал в буфет глотнуть виски. Вернулся он вовремя – Кухмистер рычал на молоденькую гримершу, чтобы она не распускала руки.
Каррингтон занял свое место, ослепительно улыбнулся привратнику.
– Постарайтесь не пинать микрофон.
Кухмистер пообещал. На них нацелились объективы камер. Входили и выходили какие-то люди. В соседней комнате с затемненным окном возились у кронштейна режиссер и техники. Программа «Каррингтон в Кембридже» вышла в эфир. Девять двадцать пять. Лучшее эфирное время. Миллионы зрителей приникли к экранам.
***
В Покерхаусе отобедали. Сегодня, – для разнообразия, обошлось без словесных пикировок. За столом, как ни странно, сохранялась доброжелательная атмосфера. Даже Ректор и сидевший по правую руку от него Декан воздерживались от грызни. Казалось, члены Совета, заключили перемирие.
– Я сообщил о программе влиятельным членам Общества выпускников Покерхауса, – сказал Декан Ректору.
– Замечательно, – ответил сэр Богдер. – Я благодарю вас от имени всех членов Совета колледжа.
Декан подавил смешок.
– Что мог, то сделал. Это же для блага колледжа. Дай Бог, после передачи фонд восстановления получит два-три солидных взноса.
– Каррингтон приятный парень и необычайно чуткий для... – Ректор хотел было сказать «для выпускника Покерхауса», но воздержался.
– "Берти-кокетка!" – вспомнив, как его называли, проревел Капеллан.
– Похоже, он переменился, – возразил сэр Богдер.
– Его купали в фонтане, – покачал головой Капеллан.
И только это зловещее замечание нарушило мирный покой трапезы.
После кофе и сигар члены Совета попросили Артура принести еще бренди и засели в профессорской, поглядывая на цветной телевизор, специально принесенный для такого случая. В девять часов телевизор включили, посмотрели «Новости», приехал приглашенный Деканом сэр Кошкарт. Теперь все, кто принимал участие в программе, собрались в комнате. Все, кроме Кухмистера, который ждал своего часа в студии и чуть заметно улыбался, отчего его суровая физиономия приобретала более благостное выражение.
Передача началась с кадров парка и капеллы Кингз-колледжа, сопровождаемых гимном гребцов Итона. Зазвучал голос Каррингтона:
– "Кембридж – один из крупнейших университетов мира, научный и культурный центр. Здесь получили образование величайшие английские поэты. Мильтон учился в Крайст-колледже". – На экране интерьер комнаты Мильтона. – «Вордсворт и Теннисон, Байрон и Кольридж – все они закончили Кембридж». – Замелькали кадры – колледжи Джонз, Джизус, наконец камера остановилась на сидящей фигуре Теннисона в капелле Тринити-колледжа. – «Ньютон, открывший закон всемирного тяготения... – Статуя Ньютона на экране, – и Резерфорд – отец атомной бомбы». – На экране стыдливо показался уголок лаборатории Кавендиша.
– Что это он так галопом по Европам? Скачет через целые эпохи, – удивился Декан.
– Какое отношение гимн гребцов Итона имеет к Кингз-колледжу? – спросил сэр Кошкарт.
Каррингтон заливался соловьем:
– "Кембридж – английская Венеция". – Кадры – мостик Вздохов, плоскодонки, вид Грантчестера, студенты выходят из аудитории в Милл-лейн. – «Но сегодня мы посетим уникальный колледж, уникальный даже для такого старинного университета, как Кембриджский».
Ректор подвинулся поближе и уставился на герб колледжа, красовавшийся на башне над главными воротами. Члены Совета заерзали на стульях. Они трепетали, точно девушки, которым предстоит лишиться невинности. Каррингтон призвал телезрителей задуматься над пережитком прошлого, которым является колледж, чьим питомцем он некогда был. В голосе Корнелиуса больше не было патоки, он явно готовил аудиторию к зрелищу поразительному и шокирующему. Он давал понять, что Покерхаус не просто колледж, что кризис, который здесь назрел, весьма показателен, что это символ выбора, перед которым стоит страна. В профессорской члены Совета изумленно воззрились на экран, даже сэр Богдер вздрогнул: «пережиток прошлого», «кризис» – он не ожидал такой резкости. Панорама колледжа, старый двор, переходы и вдруг – пленка, закрывавшая строительные леса на башне. Члены Совета ахнули.
– Что заставило блестящего молодого ученого покончить с собой столь странным способом и вдобавок погубить пожилую женщину? – вопрошал Каррингтон и приступил к описанию гибели Пупсера таким тоном, словно говорил зрителям: «Мужайтесь, я же предупреждал».
– Что за чертовщина! – закричал сэр Кошкарт. – Что замыслил этот ублюдок?!
Декан закрыл глаза, а сэр Богдер залпом осушил рюмку бренди.
– Мы спросили мнение многоуважаемого Декана, – продолжал Каррингтон.
Декан открыл глаза и узрел собственную физиономию.
– Головы сегодняшних молодых людей забиты анархической чепухой. Они вообразили, что насилием и неистовством можно исправить мир, – услышал он свои слова.
– Ничего подобного! О Пупсере и речи не было!
Каррингтон на экране позволил себе не согласиться с Деканом:
– Так вы считаете, что самоубийство мистера Пупсера – акт саморазрушительного нигилизма и умственного перенапряжения?
– Покерхаус всегда был гребным колледжем. В прошлом мы пытались достичь равновесия между спортивными и научными занятиями, – ответил теледекан.
– Он же меня не о том спрашивал! Он выдергивает мои слова из контекста! – бесновался прототип.
– Вы не рассматриваете это как помешательство на сексуальной почве? – перебил Каррингтон.
