— Не совсем. Я дремала в кресле. А потом встала, и она была уже здесь. Пока я моргала глазами, она исчезла.
— Может, это была джинния?
— Возможно. А может, кто-то еще, прикинувшийся джиннией. Я не знаю, как выглядит джинния.
— А я уже начинаю представлять их себе.
— Ты думаешь, она наблюдает за нами из темноты?
— Да.
— И когда мы занимаемся любовью, вот как сейчас?
— Да. Она прячется в темноте и подсматривает. По меня это больше не волнует.
— Ох-х-х… Когда ты так целуешь мой живот… Ты не мог бы повторить? Когда ты входишь в меня, джинния не может забраться внутрь. Я боюсь, что она войдет в меня.
— А ты не боишься, когда я вхожу?
— Нет. Но боюсь, что в меня войдет любовь. Я боюсь полюбить тебя, Том.
— А любовь — это джинния?
— Да, скорее всего. Любовь — это джинния, притаившаяся в темноте и выжидающая момента, чтобы забраться в меня.
— Нет, джинны приходят, когда уходит любовь.
— Да, ты прав. Любовь устает от себя самой, надоедает сама себе. Она устремляется дальше. Но, уходя, она оставляет ужасную пустоту, открытую кровавую рану. И джинны поселяются в образовавшемся пустом пространстве. Поэтому я и боюсь любви. Не заставляй меня любить тебя, Том. Не заставляй меня пережить это снова.
— Так что насчет Кейти? Почему вы не хотите поговорить о ней?
Тоби крепко ухватила быка за рога. Громко отхлебнув кофе, она поставила чашку, стукнув ею о блюдце. На второй сессии Том должен был сам приготовить кофе на кухне и получил нагоняй за то, что не принес вместе с кофе печенье.
— Имбирное печенье, дорогуша. Вы найдете его в буфете. Без него я не работник.
Помимо имбирного печенья, Том обнаружил на кухне Кристину. Она сидела за столом, длинные волосы свисали по обе стороны от стакана, наполненного водой.
— Привет! — жизнерадостно приветствовал ее Том.
Она не шелохнулась и даже головы не повернула в знак того, что слышала его. Вернувшись в комнату, где проходила первая беседа с Тоби, Том увидел, что она переставила стулья. Два стула были поставлены друг против друга, а третий сбоку.
— А зачем третий стул? — спросил он небрежным тоном.
Тоби пожала плечами:
— Может, понадобится кому-нибудь, а может, и нет. Так что там с Кейти?
— А что с ней?
Тоби положила свою розовую ладонь ему на руку:
— Вы же понимаете: это вам принесет облегчение. Это не пустяк, это очень важно.
— Да, понимаю.
— Так расскажите мне о ней.
— Что рассказать?
— То, что вас мучает, дорогуша, что вас мучает.
У Тома был растерянный вид.
Тоби устало вздохнула:
— Вот потому я и не хочу больше иметь дела с мужчинами. Все вы слишком тупы. Зачем мне тратить впустую свои силы? Чтобы вы притворялись, что не имеете представления, о чем я толкую? Только для Шерон могу я делать это. О'кей. Пусть будет, как вы хотите. Давайте начнем с похорон. Что вы можете мне рассказать?
— Ее кремировали. Все как обычно — довольно быстро. Был какой-то священник, которого она даже не знала. Стандартная служба. Вот и все. Занавес опускается, вкатывайте следующего.
— Похоже, вас это расстроило.
— Но что еще можно было сделать?
«А действительно — что?» — подумал Том. Смерть вовлекает вас в обязательный ритуал, который либо идет как надо, либо оставляет у вас чувство крайнего неудовлетворения. Что его выбило из колеи на похоронах Кейти, так это профессиональная безупречность церемонии, скрупулезное исполнение всех ее деталей. Было что-то чуть ли не пугающее в том, как ловко священник подключился к делу. Прямо запущенная в работу динамо-машина с плотно пригнанными шестернями, вырабатывающая заученные слова, которые заслоняют от тебя все самое главное, наподобие старого испытанного занавеса. Такое чувство, что ты присутствовал при повешении, но все, что видел, — это открывшийся под виселицей люк. Затем тебя увели прочь и запихнули в автомобиль. Тебя окружило молчание. Все лишнее устранили, и никого это не трогало. И ничего не решало. Как будто посмотрел фильм о похоронах. Еще и дождь зарядил, прости господи. Потом, прежде чем разъехаться по домам, все подходили и произносили неловкие слова утешения, а у тебя оставалось чувство, что где-то в петле еще висит тело, которое бьется в конвульсиях и судорогах.
— А как умерла ваша жена?
— На нее упало дерево.
— Довольно необычная смерть.
— Она вела машину. Дул ураганный ветер. Не так уж редко случается в Англии осенью. Ветер повалил много деревьев. Одно из них упало прямо на ее машину, когда она ехала домой из церкви.
— Она была в машине одна?
— Да.
— Да уж, не повезло так не повезло.
— Все мы в руках судьбы.
— А почему вы чувствуете себя так погано в связи с этим происшествием?
Том посмотрел на нее:
— Вы думаете, это легко пережить?
— Нет, не думаю, что это легко. Воспринимать такие вещи как взрослый человек и относиться к ним легко — совсем не одно и то же.
Том провалился в бездну молчания. Если он ждал, что Тоби вытащит его из нее, то ждал напрасно: она не собиралась этого делать. Так прошло минут пять, но в кричащем вакууме, где каждая секунда набухала и разрасталась, трудно было четко ориентироваться во времени. Наконец он поднял голову и увидел, что ее серые, как морская волна, глаза терпеливо смотрят на него.
— А? Что?
— Вы собирались объяснить мне, почему вы чувствуете себя так погано в связи с этим происшествием, несчастным случаем, катастрофой.
Открылась дверь и, не спрашивая разрешения, вошла Кристина. Так же молча она села на свободный стул. Том посмотрел на Тоби.
— У нас тут открытая система, дорогуша. Каждый помогает каждому. Иначе говоря, нет пациентов и нет врачей. Кристина и другие наши женщины обладают и опытом, и проницательностью, которые могут быть полезны.
Том тупо смотрел в пространство перед собой. Неужели он так низко пал, что Тоби считает эту сумасшедшую подходящим терапевтом для него?
— Достаточно низко, — сказала Кристина.
— Что? — опешил Том.
— Ты слышал.
— Я слышал, но я…
— А пошел ты!..
— Тише, тише, не надо так набрасываться на него, — успокаивающе произнесла Тоби.
— Это он набрасывается, а не я, — огрызнулась Кристина.
— Но я же не…
Кристина, не дав Тому договорить, отвернулась от него и обратилась к Тоби:
— Я стараюсь быть доброжелательной, Тоби, я правда стараюсь. Но послушайте, о чем он думает. Как можно быть доброжелательной при этом? Его ум где-то блуждает. К черту, если он хочет так себя вести, я пошла. — Она резко поднялась, опрокинув стул, и вышла из комнаты.
Когда дверь за ней закрылась, Том опять посмотрел на Тоби. Она поправляла прическу на затылке.
— Вы собирались объяснить мне, почему чувствуете себя так погано в связи с этим, — сказала она.
Что за чушь? Она повторила эту фразу слово в слово и точно с той же интонацией, с какой произнесла ее перед приходом Кристины. Том посмотрел на стул. Он стоял на своем месте на четырех ножках. Между тем он не видел, чтобы Тоби поднимала его.
— У вас растерянный вид, Том.
— О чем она говорила?
— Кто, дорогуша?
— Кристина. Почему ей надо быть доброжелательной?
— Вас занесло куда-то не туда, сладкий мой. Какое отношение имеет Кристина к нашему разговору?
— Так ведь она только что была тут… — (Тоби смотрела на него без всякого выражения.) — …И опрокинула стул.
— Никого тут не было, дорогуша. Ни Кристины, ни кого-нибудь еще, кроме нас.
Том уставился на нее, подозревая, что она его разыгрывает.
— Я сейчас приду, — сказал он и, поднявшись, вышел из комнаты и прошагал по коридору на кухню.
Кристина сидела на прежнем месте за столом, глядя прямо перед собой. На столе стоял нетронутый стакан воды.
— Вы заходили только что в комнату? — спросил Том. — Ответьте.
Кристина не шелохнулась. Том угрожающе наклонился к ее лицу. Она и глазом не моргнула. Затем ее губы оттянулись назад не то в улыбке, не то в оскале. Том пошел обратно.
— Теперь вы чем-то расстроены, — сказала Тоби. — Что вас расстроило?
— Да, черт побери! Я же видел — или думал, что вижу, — как вошла Кристина и села на этот стул. Она что-то говорила о том, что надо быть доброжелательной или не надо быть доброжелательной.
— Может быть, все дело вот в этих строках? — Тоби указала на прикрепленный к стене лист бумаги, на котором от руки было написано: «Будь доброжелателен ко всем, кого ты здесь встречаешь, потому что они дают тебе шанс поработать над собой».
Том только вздохнул.
— Значит, вы знакомы с Кристиной? Шерон очень успешно справляется с ней. Позвольте мне рассказать вам о ней немного. Она, как антенна радиостанции, улавливает в воздушных волнах самые разные мысли. Но, настраиваясь на ее волну, никогда не знаешь, на что наткнешься. Интерференция. Пиратские станции. Звонки в полицию. Ее наборный диск никогда не остается в покое, что бы мы ни делали. Нет, Том, Кристина не заходила к нам в комнату. Но кто-то другой заходил. И мы думаем, что знаем, кто это был.
