– Папа, я отвезу тебя домой… Пора кончать эту экскурсию по забегаловкам…
На этих словах старый Эрвин остановил руку, посмотрел на сына. В глазах его – тоска одиночества.
– Закажи еще…
– Пошли, папа. По дороге заедем к парикмахеру.
– Зачем?
– Ты зарос…
– Бог с ним, с парикмахером. Посиди со мной… Френсис, посиди…
В глазах старика тоска. Старый Эрвин поднял пустой стакан, показал его официанту, который смотрит на сидящих под дождем двух мужчин и маленькую девочку и думает, почему они не идут в помещение.
– Где у них тут писают?
Эрвин встал, потом сел – передумал идти.
– А я тебе рассказывал о Ленине, который писать не мог?
Пегги все это время сидела, подставив лицо дождю. Услышав слова деда, она вдруг ожила и сказала:
– А младший Эмерсон писает на высоту один метр девяносто сантиметров…
Мужчины удивленно уставились на девочку:
– Откуда ты это знаешь?
– Летом мальчишки состязались, кто выше писает, а я мерила линейкой… у школьной стены…
Френсис, опешивший, слушает дочь. Эрвин смеется:
– Метр девяносто… здорово…
– А Саймон и Мак-Грегор…
– Замолчи, Пегги.
Пегги обиделась и ушла к небольшому болотцу с лягушками.
– По восемь часов в день играет на виолончели, а что в голове… – возмущается Фрэнсис. – Пошли, ехать пора… «Эмерсон писает на метр девяносто…» Черт! Пошли, папа.
– Но мне не принесли заказ…
Льет дождь. Из окон машины Фрэнсиса видны калифорнийские холмы, заросшие виноградниками бензоколонки, телеграфные столбы, коровы, дети.
Старый Эрвин сонно смотрит на мир за окнами машины. Какой-то мальчик у светофора отдал ему честь и громко крикнул:
– Здравствуйте, мистер Макенрой!
– Кто это? – спрашивает Пеги.
– Не знаю. С кем-то меня спутал…
Эрвин снова стал уходить в сон. Пегги не сидится на заднем сиденье. Толкает деда:
– Ты же хотел рассказать про того, который не мог пи́сать…
Эрвин молчит – виски окончательно его завоевало. Девочка положила руки ему на плечи, тихонько потянула за уши. Эрвин проснулся.
– Потом мы помирились с Робсоном, – продолжает Эрвин.
– Что ты все Робсон, Робсон…
– Он был великий американский бас. Только вот коммунистов любил сильно… И они его любили, а Ленин был мой друг… Не тот, который революцию делал… моего Ленина звали Федор Федорович…
– Папа, все эти Ленины, Робсоны… Кому они нужны?.. Кто их помнит?..
– Дедушка помнит и мне рассказывает, как Ленин не мог писать, – обиделась Пеги. – Давай, Эрвин!
– Кто-то пустил по городу слух, что Ленин заболел странной болезнью: не может писать. А знаешь, что такое сплетня в маленьком городе? Один сказал другому, и пошло… На улице, в театре все к нему подходят, участливо спрашивают: «Как же так – ешь, пьешь, а пи́сать не можешь?»
Ленин озверел…
На театральной сцене декорация завода. Дымят фанерные трубы. На ящике стоит Ленин, перед ним толпа рабочих. Ленин произносит речь:
– Нас обвиняют в том, что при коммунизме нет свободы, что это диктатура одного человека…
Раздается голос из толпы:
– Это ложь! Рабочие завода с вами, товарищ Ленин!
– Спасибо, товарищи!
Ленин указывает рукой вперед, в будущее, и на несколько секунд превращается в памятник. Дым от труб заполняет пространство сцены, которая заливается красным светом. Ленин сходит с ящиков, подходит к машине, стоящей на авансцене. Из толпы рабочих выбегает женщина – это террористка Фаина Каплан. Она достает револьвер и стреляет в вождя мировой революции. Ленин падает. Его подхватывают рабочие, укладывают на заднее сиденье машины. Закрывается занавес. Шофер машины поворачивается к Ленину:
– Федор, как называется твоя болезнь?
Ленин открыл глаза – выходит из образа раненого вождя.
– Вы что, охренели все?! Кто тебе сказал, что я не могу писать?..
– В театре все говорят – не можешь… Марта уверяла, что…
Ленин выталкивает из машины шофера, тащит его за кулисы.
– Я тебе сейчас покажу…
По коридору идет Марта, актриса, играющая террористку. Ленин хватает ее за руку и тащит вместе с шофером в туалет театра. У писсуара Ленин останавливается и льет струю. Одной рукой он держит шофера, другой – Марту.
– Нате, смотрите, всем покажу…
Вечером в театральном буфете Ленин пьет пиво. Рядом буфетчица Клара наполняет кружки. Вдруг буфетчица произносит:
– Я знаю доктора, гонит мочу травами. Я тоже неделю не могла. Он мне очень помог…
Ленин молча слушает буфетчицу, выпил кружку, взял другую…
Вечером в театре идет спектакль. На сцене вокзальная площадь перед Финским вокзалом в Петрограде. Гудят паровозы. Рабочие приветствуют Ленина, прибывшего из Германии делать русскую революцию. Ленин взбирается на броневик.
Прошло три месяца. Всюду, где бы он ни появлялся, все участливо расспрашивали его о болезни. Вопросы эти свели Ленина с ума. Не мог же он каждого тащить в туалет и демонстрировать свое умение писать.
Однажды он выпил девять кружек пива, и пьяный Ленин стоит на броневике. Все ждут его знаменитую речь. Ленин расстегивает ширинку брюк:
– Смотрите все!!!
И Ленин стал лить струю. Девять кружек пива мощным лошадиным потоком выплеснулись на пол сцены.
Рабочие, готовые идти на свержение царизма, отбежали от броневика и с недоумением смотрят на неприличное поведение великого вождя.
Ленина арестовали. Он отсидел девять лет. Год за каждую кружку пива. Вернулся в Зубы, в театре уже не играл. Я с ним дружил. Однажды он спас тебе жизнь, Френсис…
Маленький пикап Американского Красного Креста едет по улицам города Зубы. В пикапе сидят Эрвин, Стивен, Джером. На площади играет духовой оркестр. Уличные фотографы предлагают сфотографироваться с белым медведем. Американцы сходят с пикапа, фотографируются. На стуле сидит аккордеонист. Вокруг группа молодых девушек в фетровых шляпках, с бусами из фальшивого жемчуга, они очень недвусмысленно пританцовывают в такт аккордеону.
– Сцапаем птичек? – предлагает Стивен.
– Сцапаем, – соглашается Джером.
– Я пас, – говорит Эрвин, – вот машина, вот ключи, я пошел…
Забрав из пикапа бумажный пакет, Эрвин пошел, провожаемый взглядами друзей.
– Что ты все время сбегаешь от местных птичек, мальчик? Ты, случайно, не того? А?!!
Джером изобразил безвольно раскачивающуюся руку, намекая на другую часть тела.
– Жопа ты…
В подъезде дома Анны Шагал тускло горит одинокая лампочка. Лифт поднимает Эрвина на третий этаж. Он звонит в дверь. За дверью – тишина. Эрвин собрался было вернуться в лифт, как услышал голос:
– Кто?
– Откройте! Я Эрвин.
– Не знаю такого, – отвечает голос.
– Я пришел ванну чинить!
Дверь приоткрылась. Выглянула пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. Эрвин раскрыл пакет так, чтобы женщина увидела, как он достает новый медный вентиль и несколько мелких сантехнических деталей.
– Я – сантехник Эрвин.
– Ну заходи. Хотя нет. Не похож ты на сантехника.
Дверь захлопнулась.
– Мне нужна Анна Шагал… или Ленин… Федор Федорович, – кричит Эрвин.
Чуть помедлив, голос ответил из-за двери:
– Анна уехала, а Федора ищи в пивной.
– Куда уехала?
– Мне не докладывала, собрала чемоданы и уехала…
В пивной стоит гомон пьяных голосов, пенятся кружки, подставляемые под струю пивного крана. Всеобщее братство толстых, худых, краснолицых и бледных обожателей пива. Эрвин оглядел зал. Подошел к женщине, наполняющей кружки:
– Не видели Ленина?
Женщина не удивилась, быстро ответила:
– Здесь он. Ищи там…
Эрвин пошел по направлению, указанному женщиной. Ленин помогал сгружать с грузовика бочки с пивом. Увидев Эрвина, Ленин улыбнулся:
– А, американец!
– Здравствуй. Где Анна?
– Девочка уехала в Хиву, к родственникам…
Они протискиваются сквозь плотные ряды завсегдатаев, подходят к столу, где тут же потеснились и для них нашлись пара кружек и гора красных вареных раков.
– Зачем уехала?
– Голос потеряла. Утром пошла к врачу-ларингологу, тот сказал – мускул сведен судорогой. Надо много спать, не говорить, голос может вернуться. Она собрала чемоданы и поехала в Хиву.
– Адрес знаешь?
– Ты нормальный? Один раз увидел девочку на сцене, теперь в Хиву за ней поедешь? Она же тебя знать не знает!
– Я нормальный. Дай мне ее адрес.
– Хива… Вот и весь адрес.
– Но там есть улица, дом…
– Там пустыня… Верблюды… вороны… Пей и ешь раков.
Средняя Азия. Маленькая железнодорожная станция. Все пространство покрыто серым песком. Очень красиво, как на среднеазиатских полотнах Фалька: деревья серые, грузовики серые, верблюды серые, только мечеть синяя.
Приближается громада поезда «Москва – Ташкент». Человек с нежно-розовым лицом, раскосыми глазами, в военной форме с погонами НКВД, быстро идет к вагону номер три. Запрыгивает на подножку. Входит в вагон.
