Он сотни раз слышал от своих клиентов про измену. Он мог читать курс лекций: как выжить после того, как вы узнали про измену. Мог написать книжку про психологию развода. Он доподлинно знал, как мучительно все будет потом, как навек принятые вечером решения рассыпятся в прах утром, как невозможно быть интеллигентным человеком, когда боль разрушает сердце, как будет ее хотеться, а – нельзя. Он знал, что поражен в самый центр своей мужской сущности. Ему предпочли другого мужика… Убить бы…
И все-таки мы, так хорошо и давно знавшие Косулина, были удивлены. Он так и не ответил жене. Не ответил матери, звонившей трижды. Выпил на желтом диване две чашки гостеприимного Агниного кофе, посидел с часок в Интернете. И провернул трюк, который проворачивал всегда, когда не было другого выхода. Стал сам себе психотерапевтом.
– Что ты чувствуешь? Что ты хочешь сделать прямо сейчас? – спросил Косулин-психолог.
– Хочу притащить ее домой, оттаскать за волосы, трахнуть без всяких сантиментов, а потом выгнать на мороз голой, – признался Косулин-клиент.
– Хм, похоже, ты очень злишься…
– Я в жуткой ярости: еще немного, и меня накроет! Не хочу загонять это внутрь…
– Представь ее лицо. Как именно ты хочешь причинить ей боль?
– Не знаю… за волосы оттаскать, как блядь деревенскую. По жопе надавать, как маленькой.
– Не стоит. Она уже взрослая женщина. По жопе? Решил все слить в секс?
– Да уж… В этой истории много секса. В моих фантазиях они просто не вылезают из постели, трахаются и трахаются… как спятившие кролики.
– Завидуешь?
– Признаю, хоть и стыдно.
– Что с твоей злостью?
– Теперь страшно стало. Я не знаю, что делать. Такой расклад не входил в мои планы! Я собирался жить с ней долго и счастливо и умереть в один день. Это так неожиданно… Почему сейчас?
– Не знаю, почему. Разбираться надо. Ты же профи, мужик. Сейчас у тебя стадия шока, твои действия неадекватны и разрушительны. Нужен какой-то выход, пауза…
– Пауза? Хорошая идея! Может, сбежать, сбежать к черту?
– Так, дорогой, все реально: виза у тебя есть, отпуск взять за свой счет и сбежать куда глаза глядят, на несколько дней хотя бы. Подумать толком.
Идея сбежать так воодушевила Косулина, что он загадал поехать туда, куда удастся купить ближайший и недорогой билет. Выпала Прага. 199 евро, вылет в три часа ночи, сегодня. То что надо! У него вагон времени. Главное, не испугаться и не потерять контроль. К черту – он его уже потерял.
Даже весело и молодо! В конце концов, он почти свободный мужчина, хоть и несчастный. Измена развязывает руки и все остальное тоже.
Агния, светлая боттичеллиевская Венера, выпорхнула из душа. Она соблазняла его. Да и он был не против. Но это будет нечестно, стыдно и очень глупо. Не сейчас.
Агния внимательно выслушала «план Барбаросса»: укрыться, улететь, сообщить дочке, что все ок – папочка рулит, мамочка отдыхает. В Праге погулять, продумать все варианты: возвращать или отпускать, предлагать семейную психотерапию или устроить настоящую мужскую разборку с эффектной потерей человеческого достоинства и риском уголовного преследования? Сейчас главное: не стать жертвой. Запутать, навязать свою игру, не терпеть этих убийственных для брака «мне надо подумать, а пока мы поживем вместе и прощально круто потрахаемся». Сбежать из Москвы! Как Кутузов, сдав врагу квартиру и детей на время.
Агния план поддержала, даже подумала: «Может, вдвоем?» – но Косулин не предложил, а она интеллигентно промолчала. Только сварила еще кофе с кардамоном.
Косулин побрился. Начистил перышки в дорогу, написал с агниевского телефона понятное объяснительное письмо дочери. Как настоящий шпион, просил понаблюдать за обстановкой (на войне все средства хороши). Потом поставил блок на входящие номера жены и тещи, написал матери эсэмэску с просьбой помочь с Илюшей, пока он уедет в срочную командировку. (Война войной, а папой он быть не перестал.) И тоже заблокировал ее номер. Чтоб с ума не сводила.
Дальше дело техники: купил билет, написал на работе заявление, подписал его у начальства (скорбное лицо – по семейным обстоятельствам – нет, никто не умер, слава богу), занял у Шостаковича денег и пару чистых маек (домой нельзя, даже если майки очень нужны), вернулся на желтый диван (еще и поспать успеет до самолета), и все. Ровно в 3.00 – вон из Москвы.
В самолете никого, охотников лететь в Рождество немного. Два часа турбулентности, и измученный Косулин, так и не избавившийся от самолетных фобий, вываливается в пражскую лубочную ночь.
Вдыхает полной грудью европейский воздух – все-таки он другой, и дело не только в очищенном бензине. Воздух детства, безмятежности, иллюзии уверенности в будущем. Так случилось, что Косулин жил с родителями в Праге, недолго, года два, но в возрасте «большого перехода», так что Прага – главный свидетель его взросления.
Сейчас кажется: Прага всегда знала, что он станет психологом, услужливо показывая самые занимательные тайны человеческой души. Он целый год пытался разгадать эти тайны, рассматривая люстры из черепов, алхимические лаборатории, музеи пыток. Разделял холодное одиночество католических соборов, сиживал на еврейском кладбище, древнем-предревнем, похожем на поле огромных кристаллов, выросших на могилах забытых евреев.
Ему все казалось, что он вот-вот разгадает тайну и стряхнет с Праги ее открыточность, туристическую маску, заставит признаться в страшных средневековых тайнах и верованиях. Во что верили люди, которые здесь жили? В красивые дома? В дизайн из черепов? Что за темный страшный Христос направлял течение их жизни и смерти? Во всем ему чудилась магия, лишь слегка прикрытая немудреной буржуазной жизнью.
Сейчас, сидя на Парижской в любимом кафе и наслаждаясь единственным в природе черным сладким пивом, вспоминал себя. Пиво с детства напоминало Байкал и всегда честно вознаграждало косулинские ожидания. Оно не менялось.
Эх, Европа… А ведь ты мог тут жить. И жена у тебя была бы другая, может, и не русская, а какая-нибудь шведка или француженка. Высокая блондинка с веснушчатым сильным телом или изящная смешная девочка-женщина. И дети плохо говорили бы по-русски. И был бы у тебя уютный кабинет в старом фрейдистском стиле, кушетка – нет, не кожаная, а мягкая, теплая, бархатная… да-да – зеленая и бархатная. Или не кабинет, а клиника, частная психиатрическая больница с собственным розарием и небольшим уютным производством чего-нибудь такого европейского – непременно экологичного и натурального.
Нет, ты выбрал другую историю – русскую. Где родился, там и сгодился. Как это несовременно звучит в мире, где национальность выглядит устаревшей условностью.
Косулин родился в Советском Союзе, был пионером, живущим безопасной, закрытой от мира жестокого капитализма жизнью. Оба родителя работали в научно-исследовательских институтах, там же работали их друзья и, как долго казалось Косулину, добрая половина страны. И никто не считал это глупостью и детским взглядом на жизнь. Это было модно.
Самое забавное, что много у кого был вполне себе частный бизнес, как правило семейный: кто уроки давал, кто цветы выращивал, кто самогонку гнал. Вполне по-европейски. Потом стало совсем интересно – свобода, революция, ветер перемен, открытые чистые советские души. А девяностые? Это же время чистого адреналина, как было молодо, весело, еще не накрыто сверху буржуазной офисной скукой. А в Европе что? События исторического масштаба – крушение Берлинской стены, становление Евросоюза – казались лишь отголоском событий реальных, происходящих на любимых просторах неласковой Родины.
В целом, уже после сорока, Косулин осознавал себя человеком полностью советским, так и не сумевшим предать клятву пионера. Еще бы – давал на Красной площади, прямо напротив таинственного Мавзолея, где лежало и до сих пор лежит что-то, именуемое Лениным. Договоры с мертвыми не нарушить так просто. Поэтому и работал в больнице, любил и защищал родину, которая с великого момента клятвы маленького Косулина перед Мавзолеем все время грозила суицидом.
Суицид Косулин не любил и не уважал, а потому смирился с отсутствием мечты – бархатной зеленой кушетки.
Сидел, глотая жадно пражский «Байкал», вспоминал, украдкой рассматривая себя в зеркале: отяжелел за последние годы, давно забросил любимое плаванье. А глаза… Как будто он уже сотню лет продержался, все повидал, ко всему готов. Сможешь ли ты начать все заново? Новая семья, новый дом, новый ты и другая женщина рядом. Какая? Молодая, но с ними скучно, я все это уже прожил… Буду чувствовать себя старым. Что я ей могу дать? Кроме алиментов бывшей жене. Ровесница? Разведенная, с чужими детьми. Или холостячка, не привыкшая жить с другим. А он так привык, так пророс в это совместное бытие. Что ты наделала, Лида… В советские времена был штраф за развод, он бы ее оштрафовал лет на десять! Пусть уходит, только станет на десять лет старше. Было бы справедливо…
