Я чувствовала такую усталость после событий этого дня, что, как только моя голова коснулась подушки, я сразу же уснула крепким сном.
Мне казалось, что прошло всего несколько минут, когда зазвонил телефон. Я неохотно проснулась. Зная, что звонят мне, я устало протянула руку, чтобы снять трубку.
— Вашему отцу стало хуже, — сказала старшая медсестра. — Вам лучше приехать.
Я торопливо натянула теплый спортивный костюм и кроссовки, а затем пошла предупредить друзей. Они уже были на ногах, и муж подруги прогревал машину. Они знали, что звонок в предрассветные утренние часы мог означать только одно.
По пути в больницу мы молчали. Я знала, что скоро все закончится, и испытывала смешанные чувства. Скоро последний из давших мне жизнь людей будет мертв, а смерть родителей всегда наводит на мысли о бренности собственного существования. Когда в жизни не остается никого, кто видел вас ребенком, появляется ощущение уязвимости. Я знала, что вместе с отцом умрут и ответы на вопросы, которые я всегда боялась задать.
В палате нас встретила зловещая тишина, та, что несколько минут витает в воздухе, когда душа покидает тело.
Мой отец умер в одиночестве.
Короткое путешествие из психиатрического отделения в главное здание прошло в полной тишине. Антуанетта, сжавшись на краешке пластикового сиденья, всю дорогу смотрела в окно. Она вся дрожала, но скорее от страха, чем от холода.
Машина остановилась, двери открылись, и Антуанетта увидела медбрата и почувствовала, как ее берут за руку.
— Антуанетта, мы приехали, — услышала она и молча вылезла из машины.
Ее взяли под руки и повели в главное здание. Массивные двери тяжело отворились, впуская их в мрачный серый коридор с плотным спертым воздухом. Они пошли по коридорам, монотонность которых нарушали лишь темные деревянные двери, которые вели в охраняемые палаты для женщин.
Казалось, что с тех самых пор, как вместо нищих здесь нашли приют душевнобольные, не было никаких попыток привести в порядок это здание. Никто не пытался смягчить его аскетизм: не было ни горшков с цветами, ни картин на стенах. Ничто не оживляло эти длинные коридоры, тянувшиеся ярд за ярдом. Они были все такими же темными и зловещими, как и в Викторианскую эпоху. И теперь лишь слабый звук их шагов нарушал жуткую тишину этого спящего здания. Антуанетта почти ничего не слышала. Она считала двери, которые вели в женские палаты, пока они не дошли до палаты F3A.
Как только один из ее охранников легонько постучал в дверь, она тут же распахнулась. Дежурная медсестра явно ждала их. Она ввела Антуанетту внутрь, и дверь захлопнулась. Услышав, как ключ повернулся в замке, Антуанетта поняла, что этот металлический щелчок означает для нее заточение и конец свободы.
События сменялись с такой быстротой, что Антуанетта не успела до конца осознать, что произошло, и лишь молча смотрела на темные стены, маленькие окна с решетками и холодный бетонный пол. Медсестра мягко дотронулась до ее руки, указав следовать за собой, и быстро повела Антуанетту в общую спальню.
Следуя за медсестрой, Антуанетта сжимала в руках свои вещи и чувствовала, как усиливается ее страх. Медсестра не пыталась ее успокоить, даже если и заметила это. Для нее Антуанетта была лишь очередной пациенткой, которую привезли поздно вечером, и ей надо было как можно скорее уложить ее в кровать.
— Не шуми. Все уже спят, — сказала медсестра, когда они вошли в комнату с тусклыми лампами, слабый свет которых отбрасывал тени на спящих женщин.
Возле узких кроватей не было штор, создающих видимость уединения, и у пациенток не возникало иллюзии, что у каждой своя отдельная комната. Вместо этого кровати стояли почти вплотную, отделенные друг от друга лишь маленькими металлическими шкафчиками.
Медсестра подошла к одной из кроватей, накрытой серым одеялом.
— Это твое место, — сказала она. — Я положу твой чемодан под кровать. Ты можешь разобрать свои вещи утром, а пока просто достань ночную рубашку.
Антуанетта чувствовала, как ее кожа покрывается мурашками. Она быстро сняла с себя одежду и надела пижаму. Когда она закончила, медсестра отвела ее в ванную комнату. Антуанетта увидела большие белые ванны, около каждой стоял маленький деревянный стульчик. У одной стены, покрытой кафелем, находились душевые кабинки без шторок и висели черные шланги, похожие на спящих змей. Она слышала о шлангах и том, как медсестры пользуются ими: раздетых женщин загоняли в открытые душевые и обливали холодной водой. Такой душ убивал сразу двух зайцев: усмирял непослушных и позволял быстро вымыть их всех сразу.
Рядом с душевыми находились раковины, а у противоположной стены — туалетные кабинки. Антуанетта с беспокойством смотрела на их дверцы, и, когда вошла в кабинку, ее страх подтвердился: дверцы почти не скрывали ее, оставляя видимыми ноги до колен и, когда она стояла, голову. Не было никакой возможности поплотнее закрыть дверцу, так как не было ни щеколд, ни замков. Антуанетта поняла, что даже самая интимная часть ее жизни будет на виду.
Забравшись в постель, она начала наконец осознавать, куда попала. Ее охватило паническое чувство тревоги, ладони стали влажными, и она сжала руками одеяло, чтобы успокоиться. Ее переполняло удушающее чувство заброшенности и ненужности. Необходимо сообщить ее родителям о том, что с ней случилось, думала Антуанетта. Они не позволят, чтобы ее оставили здесь. Даже если они не любят ее, не могут же они так сильно ее ненавидеть. Одни и те же мысли носились по кругу в ее голове, и она никак не могла уснуть.
В темноте она видела нечеткие контуры спящих женщин, слышала их глубокое дыхание и детские стоны, когда они метались во сне. С одной постели доносился скрежет зубов, с другой — храп, перемежающийся бормотанием. Антуанетта лежала с широко открытыми глазами, думая о том, что принесет ей наступающий день.
Утром, услышав шум прибывающего персонала, Антуанетта встала, взяла свою одежду и пошла в ванную комнату. Она хотела сделать все свои утренние дела до того, как встанут остальные. Она чувствовала, что это ее единственный шанс уединиться. Торопливо вымывшись, она надела ту же самую одежду, в какой была вчера, и вернулась в спальню.
Зная, что медсестры не любят заправлять кровати за физически здоровыми людьми, она быстро застелила свою постель, села на краешек и стала ждать указаний. Ей не пришлось долго ждать — вскоре за ней пришла медсестра.
— Старшая сестра просила привести тебя, — коротко сказала она без всяких объяснений. — Она ждет тебя.
Всего несколько ярдов отделяли спальню от кабинета старшей сестры. Они прошли через большую комнату, где пациентки находились в дневное время. Комната была холодной, с простой деревянной мебелью и решетками на окнах, но Антуанетта едва обратила на это внимание. Все, что она заметила, это большую звенящую связку ключей, которая висела на поясе медсестры, и шум от непрекращающегося безутешного бормотания пациенток. Позже она не только увидела пустоту окружающей обстановки, но и почувствовала безнадежность и отчаяние, которыми была пронизана атмосфера.
Войдя в маленькую комнатку, служившую кабинетом старшей сестре, Антуанетта заметила, что сквозь внутренние окна хорошо просматривается вся палата и, сидя за столом, можно непрерывно наблюдать за тем, что в ней происходит. Старшая сестра, миниатюрная темноволосая женщина, спокойно приподнялась из-за стола, приветливо глядя на Антуанетту.
— Здравствуй, ты, должно быть, Антуанетта, — мягко сказала она. — Пожалуйста, садись.
Антуанетта была удивлена. Она ожидала, как минимум, некоторой доли суровости. Добрая улыбка и открытое, приветливое лицо старшей сестры озадачили ее.
Сестра неторопливо указала на поднос, на котором стояли чайник и две чашки:
— Ты пьешь чай с молоком и сахаром?
Антуанетта кивнула, не в состоянии вымолвить ни слова, и молча наблюдала, как наполняются обе чашки и сестра протягивает одну из них ей. Пробормотав «Спасибо», Антуанетта взяла чашку обеими руками, согревая ладони. Она в нерешительности ждала, пока сестра заговорит. Пришло время узнать свою судьбу.
После короткой паузы, сестра серьезно спросила:
— Антуанетта, что ты знаешь об этой палате? — И, не дожидаясь ответа, продолжила: — Это место сильно отличается от того, где ты была раньше. Здесь пациенток колят транквилизаторами, если они плохо ведут себя. У нас очень мало персонала, и иначе мы бы не справились. Понимаешь, что я имею в виду?
Антуанетта понимала. Она почувствовала предупреждение, умело скрытое и мило преподнесенное, но промолчала.
Старшая сестра открыла коричневую папку, одиноко лежавшую на ее столе, и Антуанетта поняла, что в ней — ее история болезни.
— Здесь, когда жещины становятся неуправляемыми, им назначают курс электрошоковой терапии. — Сестра устало вздохнула. — Мы ухаживаем за ними, как только можем. К нашим пациенткам почти никто не приходит — им достаточно одной шокотерапии. Но в твоем случае я договорилась насчет психиатра, с которым ты будешь встречаться каждую неделю. Из этих записей следует, что ты пошла на контакт с одной из докторов психиатрического отделения, но, к сожалению, она не работает с пациентами главного здания. Из твоей истории болезни я также вижу, что ты не хотела общаться с психиатром, который тестировал тебя. Ну, этот психиатр, которого я нашла для тебя, тоже мужчина, если тебя смущало именно это, но мне кажется, он тебе понравится.
