На самом деле я оказалась здесь лишь по той причине, что у мистера Даймонда накопилось много корреспонденции и он попросил меня помочь, учитывая, что сейчас он занят сценарием другого фильма, который намерен снимать в Голливуде. Сегодня мы с ним все утро разбирали почту, и теперь я должна отпечатать письма. Вообще-то не думаю, что его новый проект будет доведен до конца. В последнее время мы с ним часто беседовали, и мне известно, что время от времени он пытается написать сценарий в одиночку либо с напарником, но не с мистером Уайлдером, однако все и всегда заканчивается тем, что он снова работает со своим другом Билли. Эти двое не разлей вода, и вряд ли кто-нибудь из них сможет сотрудничать с другим соавтором.
В предыдущем письме из Мюнхена я написала, что мистер Даймонд пребывает в плохом настроении, но с тех пор, как мы перебрались во Францию, он заметно повеселел. Вдобавок жена приехала его навестить, хотя и ненадолго, сейчас она здесь, в Шербуре, и кажется, с ней он чувствует себя много лучше и спокойнее. Одри, жена мистера Уайлдера, тоже здесь, но и она скоро улетит обратно в Штаты.
В нашей киногруппе пополнение — новый актер, очень красивый парень по имени Стивен Коллинз. Ему предстоит сыграть мистера Холдена в молодости, и действительно, внешнее сходство между ними разительное. Мистер Коллинз сыграет в сцене, в которой он и Федора беседуют, сидя в машине на пляже, после того как они вместе провели ночь. По сценарию пляж находится в Санта-Монике, и признаться, мне трудно представить, как это будет выглядеть на экране, ведь Нормандия ничуть не похожа на Калифорнию, но все, кажется, абсолютно уверены, что справятся с этой задачкой, — наверное, это и называется магией кино. Согласна, пляжи во всем мире мало чем отличаются друг от друга, но солнце всюду светит по-разному. Здесь солнце европейское, не американское. Однако сцена сама по себе (а я ее прочла) совершенно замечательная. Много трогательных моментов, как и в сценарии в целом, и на месте мистера Даймонда я была бы довольна, но его неведомо почему одолевают сомнения. Полагаю, у него просто такой характер. А теперь, мама, мне пора возвращаться к работе. Вот уж никогда не думала, что стану ассистенткой сценариста, но это лишь доказывает, что жизнь полна сюрпризов. Всего лишь недели через три или четыре мое нынешнее странное, фантастическое времяпрепровождение закончится и я отправлюсь обратно в Афины. Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что эта мысль меня немного пугает, хотя как будет здорово увидеться с тобой и папой. Но боюсь, возвращаться к обычной жизни мне будет нелегко.
Лучше пока об этом не задумываться. С любовью к вам обоим,
всегда ваша
Калли
* * *
В тот день в Шербуре, когда я печатала заявку на индивидуальный кинопроект Ици, в моем номере зазвонил телефон. В трубке раздался женский голос с американским акцентом, и узнала я его не сразу, не потому что никогда не слыхала голоса Одри, но потому что звонка от нее я ожидала меньше всего на свете.
— Калиста, дорогая, — сказала Одри, — мы с Барбарой собираемся покататься на машине, пока мальчики работают. И были бы рады, если бы вы составили нам компанию.
Я ответила, что с удовольствием поехала бы с ними, но в данный момент я загружена работой.
— Ой, фу! Вы в курсе, какая сегодня погода? Великолепная. Середина лета, и мы не где-нибудь, а во Франции, и ни к чему вам корпеть над какой-то дурацкой заявкой, сидя в обшарпанном отеле. Давайте спускайтесь, мы ждем вас в холле.
Я поняла, что сопротивляться бесполезно. Десять минут спустя на автомобиле Ици мы выехали из города. Мы с Барбарой сидели сзади, Одри впереди, рядом с шофером.
С полчаса мы ехали в гору, а затем, оставив позади шоссе и дома на обочине, свернули на дорогу, петлявшую вдоль побережья. Шофер хорошо знал местность и понимал, куда следует доставить его пассажирок. Наконец он затормозил у зеленой полянки.
— Вон по той тропе можно дойти до пляжа, — сказал он. — Минут за пятнадцать доберетесь.
Был прекрасный августовский день, высоко в небе пылало солнце. Ни ветра, ни бриза, и до самого горизонта море, ленивое, но сверкающее, серебристо-синее. Редкие весельные яхты плавали туда-сюда, а где-то вдали, во многих милях от нас, смутно вырисовывался паром, то ли удалявшийся, то ли приближавшийся. Было очень жарко, и я сняла ветровку, недоумевая, зачем я вообще ее с собой взяла. Втроем мы зашагали по тропе, и по пути мы почти никого не встретили.
— Итак, — спросила Одри, шагавшая в ногу со мной, — как вам понравился Мюнхен?
С удивлением я обнаружила, что оказалась зажатой между двумя женщинами, каждая шла бок о бок со мной и держала меня под руку. Я посмотрела на одну, на другую, но никто из них и бровью не повел, словно такой способ передвижения они находили абсолютно естественным.
— Мюнхен?.. Нормальный город, — ответила я. — Там интересно и весело, по-моему.
К концу моего пребывания в этом городе я попала в более богемный район Швабинг, где провела несколько приятных вечеров в клубе под названием «Швабингова семерка», выпивая и слушая разные группы вместе с людьми помоложе из нашей кинокоманды. У Одри, напротив, о Мюнхене сложилось иное мнение, чего и следовало ожидать.
— Весело?! — рассмеялась Одри. — Господи, да это самый скучный город в мире. Пока Билли торчал на студии целый день, мне ничего не оставалось, как ходить по магазинам, и единственные продукты, которые можно найти в их магазинах, — капуста, картошка и пятьсот разновидностей колбас. Вы не поверите, сколь многими способами их можно сервировать на тарелке. Знай я, что в съемочном расписании этого причудливого фильма значится целый месяц в Германии, — нашли где, тоже мне — клянусь, я бы отговорила его от съемок «Федоры».
— Будто тебе хоть раз удалось отговорить Билли от чего-либо, — фыркнула Барбара.
— Я бы все равно постаралась, черт возьми. И как только Ици умудряется оставаться спокойным, а?
— Ну не знаю… меня ведь на съемках по большей части не было. Об этом надо спрашивать Калисту.
Барбара покрепче стиснула мою руку, и тут я поняла истинную цель нашей загородной прогулки: ее придумали для того, чтобы Барбара смогла подробнее разузнать о физическом, моральном и эмоциональном состоянии своего мужа. А я была той, кто обладал наиболее полной информацией. Разве не я чаще и дольше остальных находилась рядом с Ици в Мюнхене.
— Вы же с ним постоянно виделись там, верно? Я даже слыхала, вы были прямо-таки неразлучны.
— М-м, я лишь… делала свою работу, — с некоторой настороженностью ответила я.
— Разумеется, дорогая. Но каковы ваши впечатления?
— Впечатления?
— Ну, к примеру, хорошо ли он питался? Ведь, глядя на него, кажется, что он похудел фунтов на пятнадцать по меньшей мере.
Ици всегда был тощим. На мой взгляд, с того вечера, когда я с ним познакомилась в «Бистро» год с лишним назад, он ничуть не изменился.
— Да, думаю, он хорошо питался. Мы с ним часто вместе готовили еду.
— Что ж, это радует, поскольку сам он и яйца сварить не сумеет. А что спина, она у него постоянно болела?
— Боль то возникала, то пропадала. Но мне кажется, что это просто напряжение сказывалось.
— Ага… вот оно что, — протянула Барбара. — Напряжение. Но что же его так напрягало? Прежде с ним ничего подобного не случалось, когда они работали над фильмом. Даже на «Шерлоке Холмсе», когда съемки были действительно напряженными.
Обдумав сказанное ею, я попыталась сформулировать максимально честный ответ:
— Я бы не стала утверждать, что мистер Даймонд… верит в этот фильм в той же степени, что и мистер Уайлдер.
— Это любопытно, — откликнулась Барбара. — Но почему? Ици как-то высказывался на эту тему? По существу, то есть?
— Раза два-три, — ответила я, — он говорил, что уму его непостижимо, почему мистер Уайлдер так загорелся идеей экранизировать именно эту книгу, именно эту повесть.
