— Есть много способов что-то сделать для Шелли, — успокоила сына Рея. — Начать можно хоть с Питера Бенчли. — Она сжала Фрицика покрепче, потом высвободилась из цеплявшихся за нее рук.
«Старбакс»
27 июля, вторник
Поскольку на Мейпл-стрит телефоны работали плохо, Арло по дороге из больницы отвел детей в «Старбакс». Купил всем по булочке с кленовым сиропом, потом позвонил старому другу — владельцу дома на Голливудских холмах Дэнни Лассону, который с губной гармошкой. Оказалось, что номер у того за пятнадцать лет не изменился.
Дэнни снял трубку после второго гудка — будто и не было долгой разлуки.
— Арло! — рявкнул он. — Солнце мое, как житуха? — Ну… Щеки у Арло вспыхнули. Он стоял у стойки с сахаром и сливками и все-таки говорил шепотом, чтобы не слышали дети, хотя какой-то мужик, который уже всыпал невесть сколько сахара себе в обезжиренное латте, так и вытянул шею.
— Я завязал.
— Да? Это я слышал. Подписан на твою жену в «Фейсбуке». Детки у вас такие сладкие! Я когда про них говорю, так их сладкими и называю.
— Чего?
— Да я все время про тебя говорю, старина. Мы ж оба из «Мести за Фреда Сэвиджа»!
Арло засунул булочку в рот целиком. После чего не смог говорить. Булочка оказалась страшно сухая. Мужик пятидесяти с гаком слушал и делал вид, что не слушает. Отставил сахарницу, занялся корицей. Трусил ее помаленьку.
— Как дела-то? — осведомился Дэнни, весь такой довольный и голливудский. — Чем могу помочь?
Арло выпалил, продолжая жевать, так что голос прозвучал глухо:
— Я тут подумываю продать «Грэмми». Но сперва решил тебе позвонить. Из уважения.
Мужик принялся помешивать свое латте — оно уже, небось, в желе превратилось. Он пялился на Арло, пытаясь сообразить, кто это такой.
— Да ты что! — воспротивился Дэнни. — Не смей!
Арло отошел подальше от мужика с латте, да и от своих детей тоже. В уголок. Там и остался, разговаривал со стеной, как скверный мальчишка из «Ведьмы из Блэр».
— Знаю, что не круто. Но деваться некуда. Вот, решил тебе сказать, прежде чем выставить на продажу.
— Тебя «Анонимные алкоголики» так довели?
— Нет. Дурные привычки бывают разные. С алкоголем у меня никогда проблем не было. Не так уж я его люблю. Короче, про «Грэмми». Понятное дело, я извиняюсь.
— А, я и забыл! В смысле, «Анонимные наркоманы», не алкоголики. Ты там состоишь? Это они тебя довели? — поинтересовался Дэнни, вежливо и озабоченно — у него появился новый акцент, как у тех богатеев, которых Арло видел только по телевизору. Дэнни что, всегда так говорил? А где простецкий городской выговор, который был у них всех?
— Ладно, не парься. Прости, что побеспокоил. Так я могу продать «Грэмми» или нет?
— Можешь продать. Но вряд ли много заработаешь.
Глаза обожгло слезами. Он вжался головой в угол, чувствуя на себе взгляды посетителей, в том числе и собственных детей.
— Спасибо. Ты мне очень помог.
— Погоди. Я тут в студии. Дай-ка выйду, — сказал Дэнни.
Арло ждал, прижимаясь лбом к прохладной штукатурке. Один раз оглянулся, выяснил, что дети на самом деле на него не смотрят. Заняты игрой, кто кого ловчее хлопнет по ладони, — Ларри в ней большой мастер. Мужик с латте уселся за столик. Копается в телефоне, но между делом поглядывает на Арло — возможно, ищет о нем информацию.
— Так, — снова включился Дэнни, — уже лучше. Как ты там?
— Ну, сам знаешь. Бывало и хуже. Бывало лучше. — Голос у Арло дрожал. С тех пор, как он завязал с наркотиками, все вокруг казалось хрупким, новым и страшным — да таким и было.
— Расскажешь подробнее? — спросил Дэнни — в голосе сквозила непрошибаемая самоуверенность.
Арло вдруг вспомнил, как они тогда записывали этот альбом. Дэнни несколько месяцев обхаживал агента из «Юнайтед талант». Писал электронные письма, даже выведал номер его телефона, отправлял эсэмэски. Так что совершенно неслучайно тип этот тогда заявился на их первое выступление в мюзик-холле Уильямсбурга и совершенно целенаправленно привел с собой друга из «Вирджин рекорде». Дэнни — его родители держали ресторан в Верхнем Вест-Сайде, а сам он окончил частную школу «Реджис» (и Арло только сейчас понял: он тогда имитировал простецкий выговор, чтобы уличные пацаны Арло и Чет не парились) — был просто виртуозом самопиара.
— Дело не в наркотиках. Просто так жизнь сложилась. Сейчас, наверное, не время об этом говорить. Мы вон сколько не виделись. Я не такой козел, чтобы просто звонить тебе с бухты-барахты и жаловаться на судьбу.
Молчание. Арло не мог выдавить из себя ни слова.
— Ты прав. Не говори ничего. Но дело вот в чем. Я не против, чтобы ты продал «Грэмми», не думай. Проблема в самой организации. Они тебе выдали награду, но продавать ее ты не имеешь права. Могут штраф выкатить.
— A-а… Атебе не надо? В форме частной продажи?
Еще одна долгая пауза. Мужик с латте, похоже, нашел, что искал, потому что телефон его заиграл «Все Кеннеди в реке». Кто-то, может, подумает, что для Арло это было редкостью, но на деле нет. Все, кто сообразил, кто он такой, с удовольствием это проделывали. И не всегда с добрыми намерениями. Очень многие белые мужчины средних лет в свое время играли на гитаре в школьных рок-группах. Многие из них были убеждены, что их лишили заслуженной славы.
— Не хочу я ее покупать. Ничего личного.
Арло кивнул в телефон, и тут ему пришло в голову, что, когда тебе говорят: «Ничего личного», на деле все в точности наоборот.
— Мне, наверное, нужно извиниться. Я вас тогда здорово подвел. Каждый день об этом думаю. Что себе навредил — это ладно. А вот что группа из-за этого распалась — уже хуже. Я знаю, сколько ты пахал, чтобы нас продвинуть. И никогда тебя за это не благодарил.
Арло слышал, что на той стороне кто-то еще подошел к телефону. Возможно, кто-то из коллег-музыкантов.
— Я вообще об этом не думаю, — сказал Дэнни.
— А-а.
— В смысле, а что, группы подолгу остаются вместе? Мы отлично поработали. И заработали неплохо. Моя нынешняя жизнь — следствие «Всех Кеннеди в реке». Без той «Грэмми» с нашими именами меня никогда бы не взяли сюда писать музыку.
— Это здорово.
— Я очень жалею, что промолчал тогда. Ты просто слетел с катушек. Знаю, что виноват твой отец.
Но я поверить не мог, что человек способен подсадить собственного сына на наркотики, чтобы украсть его деньги. Хреновым он оказался менеджером. Оглядываюсь назад и очень жалею, что промолчал.
— Да ладно.
— Не ладно. Я должен был хоть что-то сказать.
— Я сам во всем виноват. Все испортил.
— Я так не считаю. У нас-то с Четом все путем.
Мы остались в профессии. А ведь музыку написал ты.
— То есть ты на меня не в обиде?
— Был в обиде. А теперь нет. Слушай, мне тут звукооператор рожи строит. Нужно идти.
Они договорились созвониться снова — и это то ли произойдет, то ли нет. Потом разъединились. После чего Арло понял, что весь дрожит. От облегчения и чего-то еще. Его давно терзал страшный стыд — так сильно, что слушать собственную музыку было все равно что втыкать иголки под кожу. Но вот он извинился перед Дэнни, и слегка отпустило.
Бежим отсюда, птичка, —
Глядишь, свезет.
Песня закончилась, Арло вспомнил, почему она пришлась по душе столь многим. В ней звучит ностальгия по тому, чего никогда не было, и это терзает душу. Все ностальгируют по минуте славы, которая им так и не досталась.
«Все Кеннеди в реке» смолкла. Мужик с латте смотрел на него — в глазах читалось узнавание. Арло кивнул, будто бы говоря: «Да, я он и есть».
Лицо мужика с латте перекосилось от ярости. Он ткнул в Арло телефоном.
— Я тебя знаю, — объявил он.
Как и всегда при возникновении угрозы, руки у Арло сжались в кулаки. Мужик с латте встал из-за стола и начал пятиться, подняв телефон повыше, будто оружие. Теперь на него смотрели все: бариста, другие посетители, Джулия и Ларри.
