Лежали еще многие девочки на многих кроватях – но не разобрать в полутьме. Хотя синяя лампочка светила без передышки.
Толстая санитарка сидела у раскрытой двери.
– Клава, иди белье считать! – позвали из коридора.
– Да не могу я! Видишь, за надзорную посадили, – откликнулась санитарка.
Еще одна тезка. Такие совпадения не бывают спроста. Это Госпожа Божа подает знак, что не оставила Клаву-первую, Клаву настоящую, Калю Дэви свою. Не оставила и не оставит, потому что ничтожны перед Нею-Ними любые запоры и стены.
Мати, Доча и Святая Душа снова склонились над нею, и Клава заснула уставшая и успокоенная.
Утром накормили, натянули снова постылое трико и предъявили врачу. Мужику. Ближе к деду, вроде Владимира Петровича.
– Значит, Клава к нам приехала, – выразил полное свое удовольствие. – А как Клаву величать полностью?
– Рок-святая Каля Дэви.
– Отлично. А псевдонима нет ли в запасе, когда нужно от поклонников отдохнуть, скрыться? На самом-то деле Каля Дэви, конечно же, а для своих домашнее прозвище: какая-нибудь Клава Картошкина, а?
Смешной. И Додик тоже спрашивал – для бумажки. Дались им всем бумажки-промокашки!
Но что купило Клаву – угадал ведь почти. Овощем назвал. Наверное, это Госпожа Божа знак подает.
– Капустина.
– Прекрасно! Клава Капустина – акробатка, потому что на мостик встает красиво, я слышал, да?
– Я не встаю. Меня саму изгибает.
– Что – изгибает?
Сказать – не сказать?
– Госпожа Божа изгибает.
– Отлично. Лично удостаивает вниманием. Персонально.
Посмеялся над Госпожой Божей. Злой он, хотя и прикидывается.
Клава молчала. Уперлась.
– Так что же? Госпожа Божа разговаривает с тобой? Голос ты ее слышишь?
Клава молчала.
– Ну хорошо. Оставим пока дела небесные. Со здоровьишком-то как? Кашель? Живот?
– Нормально.
– Рад снова услышать знакомый голос. Не жалуешься, значит?
– Нет.
– Ну, давай тогда посмотрим.
Ну, вот и раздел наконец. Всегда этим кончается.
Но доктор щупал совершенно равнодушно. Точно куклу вертел.
– Да, здоровьем Бог не обидел.
– Госпожа Божа, – возразила машинально.
– Тем более. Иди отдыхай. Еще у нас будет время поговорить. О том, чего твоя Божа с тобой творит.
Время впереди – оно не обрадовало.
Ну, а пока можно было снова улечься и спустить эти трико дерюжные. И не думать. Пусть Госпожа Божа думает. Любит и думает. Думает и любит.
А пока Клава спит – зато время все равно идет.
– … Капустина!
Госпожа Божа любит и не оставит.
– Ты ведь Капустина?! Нашла время спать. Брат к тебе с сестричкой.
Чуть было не отреклась спросонья: «Нет у меня никакого брата!» У Капустиной и не было никогда. Зато у сестры Калерии, у Кали Дэви.
Села на кровати.
Молодая подошла, размалеванная. Тут тоже сестры называются.
– Слава Богу, проспалась. Ты ведь не лежачая, режима нет? Ну и иди в столовую. В надзорку посторонних не положено.
С соседней койки приподнялась бритая головка.
– Эй, новенькая. Учти: передачи – на всех! А то темную сделаем!
Молчала-молчала, а тут Клава ей нужна сделалась.
Неверки вокруг – с дыханием заразным. Испытует Госпожа Божа: из корабля выкинула в самый Вавилон!
Клава по всей форме натянула трико, накинула халат синий, казенный (похожий мелькал на Ирке – вспомнила не к добру), и пошла, куда показали.
За столиком с клеенкой сидел – ну конечно же, сидел Витёк, Витёк, Витёк!
А рядом девчонка какая-то. Тоже беленькая, между прочим. И вырядилась в красное – от штанов до шляпы – шлюха. На шляпе еще и клумба – ромашки-лютики помятые. Неверка, наверняка.
Так Витёк беленьких любит, что и сюда привел, не постыдился.
– Здравствуй, сестренка!
Встал и расцеловал в щеки совсем ненатурально, шепнув:
– Я твой брат Капустин тоже. И Катя Капустина.
Отстранил и сразу громко:
– Уже лучше! Хорошо тебя тут полечат! Уже лечат! Недельку полежишь или две – выйдешь, как новенькая! Или сколько скажут. Главное, докторов слушайся! Доктора лучше знают, чего тебе надо! Вот тут принес тебе, что любишь. Сразу не съедай, а то лопнешь. Я же не смогу каждый день приходить. Может, через неделю только. Чтобы до следующего раза дотянуть. Откусывай и вспоминай брата. Откусывай и вспоминай брата.
Сестра та самая больничная и не уходила далеко: покрутилась для виду и обратно. Халат капроновый, через который всё нижнее не просвечивает, но почти. Куда честнее накидка серебряная, которую у Клавы отняли за неприличие. Не там неприличие ищут!
– Сестричка, я тут сестренке принес кой-чего. Масло, сказали, можно, ряженку. А можно в холодильник положить, чтобы ей назавтра и дальше?
Начальница в халате просвечивающем распорядилась, обрадовалась:
– Ряженку пусть сегодня съест, а масло – можно в холодильник. Фамилию только надпишите.
– Надпишу, да на ней же и так видно – Капустина.
– На масле – не видно, – засмеялась сестра.
Не масло, а ее надо в холодильник: чтобы не растаяла!
– Поняла? Будешь к сестре подходить и спрашивать… День побыла, а уже, вроде, лучше. Спокойнее. Видно, хорошо у вас лечат.
– У нас врачи хорошие. Даже студентов учат. И персонал старается. Как к своим детям, – совсем растопилась дура – бери и намазывай!
– Свои-то у вас, наверное, только в проекте. Но проект интересный получается. Присматривайте пока за сестренкой нашей, лады? И Катя тоже просит за сестричку.
– Да мы за всеми, – совсем покраснела, будто мужиков не видала. – Но, конечно. Я слышала, ее из какой-то ужасной секты привезли! Они там целыми ночами молились на коленях, такой ужас! Отойдет, девочка, отойдет.
– Девочка Клава. А это – Катя. Похожи, правда? Только Катю в секту не похищали. А вас как зовут?
– Альбина.
– А меня – Витей. Значит, договорились, Альбиночка? Вы нашу Клавку нам к следующему разу в лучшем виде представите.
– Договорились. Мы все. Ну и я, конечно. А вы когда зайдете?
– Собирался через неделю. Но теперь думаю, нельзя сестренку оставлять так надолго. Да и проекты вот всякие. Через два дня вырвусь уж.
– Через два дня еще не очень… Но и через два дня можно. Как заботливому брату. Чем родные чаще ходят – тем лучше.
– Вот и договорились: через два дня!
Клава влезла в разговор – по вдохновению внезапному:
– А можно, Витя мне в следующий раз костюмчик спортивный принесет? Здесь все девчонки ходят. Чего я буду – как бабка старая?
– Конечно, Клавочка. Принесете, Витя, да? Всякая женщина хочет быть красивой, даже уже в ее возрасте.
– Принесу. Хотя ей пока еще до некоторых далеко – в любом виде.
И осмотрел – как ощупал.
Альбина пошла – как полетела. Мало дурам таким надо. И чего хорошего Витёк в ней нашел?
– Ну еще посидим, поговорим по-родственному. Здорово тебя кинуло – сюда. Чего в приемнике не осталась?
Клава рот только раскрыла, а он сам и ответил:
– И правильно. Там вроде как предвариловка. Детские «Кресты». Колючка и охрана при входе. А здесь почти что воля. Правильно курс держишь, сестричка. При сложившихся резких обстоятельствах. Хорошо что не замели и нас вчера. Подъезжаем, а вокруг осада. Словно банду берут. Ну мы проездами и влево – будто нам по другому адресу совсем.
– А дочку эту привезли профессорскую? Ксану, да?
– С дочкой тоже – интересный расклад. Приезжаем в Рощино – так и так, за Татариновой папа срочно прислал, улетает на сходку в Канаду. «Почему же он не позвонил?» – директор спрашивает. Или завхоз. Главное, есть такая, значит, лагерь точно вычислили! Как какой-то академик когда-то целый материк высчитал: должен быть для равновесия, заявляет, потому что иначе Земля через полюсы перевернется! Поехали проверить – и вот тебе Америка! Поплыли. Или Австралия – забыл. Висит вместе противовеса и перевернуться Земле не дает. За что я науку уважаю. Гриша не хуже вычислил. «Потому что профессор, может, телефон потерял, говорю. Профессора всегда такие мелочи теряют – телефоны, дочек. Да и не поползет же большая дочка домой через узкий провод – а тут машина подана». Позвали эту дочку. Большая! «Ой, говорит, какая машина хорошая! Поехали скорей. Я давно хотела, чтобы он мне из Канады эскимосскую маску привез!» А директор или завхоз сомневается: «Расписку, говорит, оставьте с полным адресом и телефоном». Будто жалко. Мы же люди добрые. Едем, а она всё удивляется: «Какая машина, как едем классно. У папы все знакомые на „Жигулях“ ездят». А потом спрашивает: «А вы, наверное, и Додика знаете?» Я обрадовался, что наконец общий знакомый, а то и говорить не о чем. «Как же, вчера только виделись!» – «А я уже давно. Как у него дела?» – «Отлично, говорю. Во Дворце спорта, полные сборы снял, а теперь по Волге поедет, большой начёс будет!» Тут она и говорит: «Какой Дворец? Додик волоконной оптикой занимается!» Слова-то какие знает. И понеслась: «Да кто вы такие? Откуда вы папу знаете? Он мне говорил, чтобы с незнакомыми не ходила! Остановите, я назад поеду!» Кто ж знал, что столько Додиков на свете. «Сиди, говорю спокойно, доставим тебя прямо к папе». А она впереди со мной. Я, конечно, дверцы блокировал, но тоже лишнее, если за руки начнет дергать – можно нечаянно и со встречным не разъехаться. Ну, Гриша ей сзади: «Сиди, сказано! Обещали папу – будет папа!» Доехали. Мимо всех гаишников проезжал аккуратно, чтобы без вопросов. И до самого корабля почти. А тут такой аврал! Чего, думаю? На квартиру куда везти – лишнее это сейчас. Профессор завтра шум поднимет, через жену свою беглую на Зою выйдет – а у нее сейчас других проблем достаточно. Взял да и подкатил ее к дому. «Беги, говорю, к папе, и верь вперед хорошим людям!» А чего еще? Приехали бы на час раньше, накрыла бы облава, а девка бы и заявила: «Меня насильно привезли!» Да и на нас с Гришкой показала бы. Ваша Божа уберегла – не иначе.
