Ознакомительная версия.
Но буря оттягивалась. Спасский перестал метать громы и молнии. Он начал улыбаться, и это не предвещало ничего хорошего. Митька здорово струхнул, он теперь ни сном, ни духом не знал, что будет дальше, потому что от городского можно было ожидать всего, чего угодно.
— Деньги придётся вернуть, — сказал Андрей.
— Ты чё — рехнулся? Это же статья! Меня посадят к чёртовой матери! Ты этого хочешь? — с расширенными от ужаса глазами произнёс Митька.
— Андрюха, постой! Зачем так жёстко? Ну лохонулся парень, ну своровал немного, но больше ведь не будет. Не будешь же Митька? — воскликнул Брынза, чувствуя за собой вину.
— Не буду! Вот вам крест! Я же для общего блага, для всех старался!
— Если не будешь, тогда ехать надо тем более. Если пойдёшь в отказ, я отправлюсь один, чтобы твоя якобы экономия не обернулась для нас в будущем серьёзными потерями. Ничто не проходит бесследно. Честную игру надо вести, иначе свалится на нас всех какая-нибудь гадость в самое неподходящее время, а ты и не задумаешься над тем, что она шлейфом за нами тянулась, на хвосте сидела, ждала момента, чтобы шарахнуть нас по голове как можно больнее. И запомни на всю жизнь, что честную игру мы ведём только для самих себя, и тогда можно не бояться ударов в спину со стороны судьбы.
— Это гон, бред сивой кобылы, — сказал Забелин.
— Это суровая правда. Не зависимо от того, хотим мы её признавать или нет, она существует. Давай, Митька, грязные деньги, и я поехал. Для меня они уже не представляют никакой ценности, но я восстановлю её.
— Ладно! Я с тобой, пропади всё пропадом, — крикнул Митька, увидев, что Андрей быстрым шагом направился на улицу.
— Определился? — спросил Спасский.
— Окончательно и бесповоротно, хотя знаю, что ты меня под конкретный монастырь подведёшь.
— Значит, так, — сказал Спасский, вернувшись в комнату. — Если есть желание, можете все поехать с нами, но перед этим пообещайте мне, что останетесь сторонними наблюдателями, как бы ни развёртывались события.
Парни дали согласие.
***
На своём веку центральный рынок видел всякое, но принимать под своей крышей раскаявшихся воров ему не приходилось. Четыре парня внимательно следили за пальцем Белова, который указывал то на одного, то на другого продавца, мило ворковавших с клиентами и явно не догадывавшихся о том, что к вечеру у них выплывет недостача.
— Может не надо? — спросил Белов.
— Надо, Митя, надо, — отрезал Андрей. — Сейчас мы будем отмывать деньги. — Он с задором похлопал Митьку по плечу и заразительно рассмеялся, чтобы снять напряжение у своих товарищей. — Ну ты даёшь! Бомбануть такое количество людей, снять такой урожай с прожжённых торгашей, — это какой же талант надо иметь? Я бы, чес слово, не смог… Но и не пытался бы правда.
— Чё ты веселишься? Нашёл время для смеха. Что я бабе скажу, если вдруг вас схватят? — спросил Санька, побелев как полотно.
— Скажешь, что брату твоему деревня наскучила, и он рванул домой. Дня три, четыре можно будет проболтаться где угодно, пока всё не откроется… Да, кстати. Зарезервируйте-ка на нас с Митькой два VIP-места в клубе. Я так ждал этого дня. И ещё. Если что, то Митька на неделю поехал ко мне погостить. Мать его может не поверить. В этом случае съезжайте на Володю, он вывезет… Вроде всё.
— Ну чё — пошли? — уныло произнёс Белов.
— Да, пора. Гильотина ждёт своих жертв.
За прилавком стояла женщина лет сорока. Увидев в подошедших парнях потенциальных покупателей, она превратилась в само благодушие.
— Сколько здесь взял? — спросил Андрей.
— Три кильки в томатном соусе и две тушёнки, — ответил Белов.
— Что-то не так, мальчики? — осмелилась спросить продавщица.
— Да… Мы — воры, — отрешённо ответил Андрей, пробежавшись глазами по ценникам, а теперь пытаясь сосчитать сумму, на которую было украдено.
— Не поняла.
— Что ж тут непонятного? Мы у вас недавно пять консерв стащили. Возьмите восемьдесят семь рублей, сдачи не надо, — сказал Андрей, подав продавщице сотню. — Да, дешёвые у Вас консервы. Стыдно, Митька, стыдно.
— От производителя, — прошептала удивлённая продавщица, проводив взглядом парней.
— А здесь сколько брал? — спросил Андрей, остановившись у очередного прилавка.
— Штук пять или восемь, — ответил Митька
— "СЭС", — опустилось всё внутри у молоденького парня, совсем недавно открывшего своё дело, а потому решившего скупить просроченные консервы по бросовой цене для быстрой раскрутки.
— Значит, округляем до десяти, — заявил Андрей.
— Возьмите, пожалуйста. Я не знаю, как правильно это делается, но вы же мне расскажете, — срывающимся голосом произнёс парень и протянул две сотни. — Это мой дневной заработок. Больше нет.
Митька не понял, за кого их приняли, но в роль всё-таки вошёл:
— Давай, давай. И больше так не делай, а то придём ещё. Развелись тут, понимаешь. Народ обманывают. Давай-ка прикрывай свою кантору. Не рынок, а балаган какой-то.
— Митя, верни деньги, — делая акцент на каждом слове, произнёс Андрей. — По-хорошему.
— Хорошо. И запомни, — как там тебя?
— Игорь, — ответил продавец.
— Так вот, Игорёк. Мы мзду не берём, нам за державу обидно, — сказал Митька и аж прям растрогался от того, какие они со Спасом молодцы, что выставили какую-то государственную службу в самом порядочном свете. — Ты парень вот что. Мы тебе сейчас спонсорскую помощь окажем. Субсидию, короче, малому предпринимательству дадим. То есть — тебе. Помни добро, крохобор, а то в следующий раз мы тебе грешков-то не скостим.
Парни пошли дальше. Митьку стала забавлять опасная игра, а Андрей был всё также сосредоточен, так как цель, которую он преследовал, не имела почти ничего общего с тем, чем они сейчас занимались на рынке. Он по своему обыкновению вперёд глядел, на многие и многие годы вперёд. Он должен стать своим среди обнищавших, не верящих ни в Бога, ни в чёрта деревенских: в горе, в радости, везде. И сейчас он ни деньги возвращал, а показывал своим друзьям, что даже ради них не поступится своими принципами, что даже готов пострадать за несовершённое им злодеяние, но с дороги не сойдёт. Парни, по его мысли, должны оценить подобное поведение и всем рассказать, что Спасский их любит, но смотреть на проступки спокойно не станет — всем сестрам по серьгам раздаст, даже если его самого это погубит. Ни в мелочах, ни в крупных делах они потом не посмеют усомниться в нём. На рынке он оставлял своеобразные зарубки на их совместном стволе жизни.
— "Говорящее прозвище должно стать брэндом, стандартом качества", — думал Андрей и не находил в этой мысли ничего эгоистичного.
— Что хотели, мальчики?.. Полный ассортимент. Выбирайте, что на вас глядит, — сказала озорная продавщица.
— Возьмите деньги за украденный товар, — произнёс Андрей.
— Берите, берите. Не стесняйтесь, — поддакнул Митька.
— Это кода вы уже успели? — на удивление сразу поверила продавщица.
— Наш пострел везде поспел. Простите, если сможете, — сказал Андрей и отошёл от прилавка, сгорая от стыда.
Митька потупил глаза.
— Может, просто забыли заплатить? Всякое в жизни бывает, — подбодрила Белова продавщица, почему-то почувствовав себя виноватой, увидев, как сразу потускнел и замялся перед ней парень, который ещё несколько минут назад смотрел на неё забиякой.
— Да мы… Да я. Гад я, в общем, — промямлил Митька и позорно сиганул в толпу, проклиная себя за то, что согласился поехать на рынок.
— Кому мы ещё долги не отдали? — спросил Андрей, когда отыскал в толпе растерянного друга.
— Вон тем, — показал он. — Спас, может не надо напрямую бабло отдавать? Подсунем втихаря и сделаем ноги. Не нравится мне всё это.
— Хочешь заднюю скорость включить?.. До конца — так до конца!
— Сам не знаешь, чего добиваешься! — с раздражением произнёс Белов и буром пошёл к прилавку.
Два азербайджанца, размахивая руками, на тарабарском языке что-то доказывали друг другу, когда в привычную для русского уха перебранку вмешался Митька:
— Что опять не поделили, чёрные? — грозно начал он. — Всю страну оккупировали! Удружил, Андрюха. Перед этими свиньями извиняться. Что притихли, свиноты? Не любите, когда с вами вот так. — Белов сорвался на крик. — Эй, Спас! Где ты там, чёрт тебя подери? Подползай сюда, я ведь этих ублюдков тоже!.. Ха-ха!
Бронебойный удар в переносицу отнёс Белова метра на три от того места, где он произнёс свои последние слова.
— Наших бьют! — закричал Митька и был услышан.
Два огромных мужика, разделывающих по близости мясо, подошли к истекающему кровью парню.
— Эти тебя? — спросил один из них, махнув рукой в сторону рассвирепевшего азербайджанца.
— Они, суки! — ответил Митька и, зажав пальцем одну ноздрю, высморкался кровью.
— Давно я на них зуб точил, щас мы их разделаем, — злобно прошипел второй мясник.
Его маленькие глазки, отнесённые один от другого, казалось, на два километра, едва были заметны под нависающей скалой лба. Его облик представлял собой если не свирепую решимость, то непроходимую тупость точно. В каменном веке он наверняка бы стал вождём, потому что топором владел отменно. Более того — топор ему шёл, как идёт какой-нибудь женщине со вкусом подобранное платье. Работа мясником не искоренила в нём звериных инстинктов, а развила их до превосходной степени. Он не просто разрубал туши, он любил их разрубать, а, значит, правильно выбрал профессию и находился на своём месте. Уверенной длинной рукой он направлял топор в говяжью или свиную массу и умилялся по-своему, щедро улыбаясь правой половиной лица, когда железо после лёгкого (как казалось со стороны) размаха, входило в нужную область. В общем, своим существованием мясник с центрального рынка опровергал бытующее среди всезнаек-учёных мнение о том, что питекантропы вымерли в доисторическую эпоху. Они, слава Богу, всё ещё живут среди нас, хотя и не располагают к себе; и их надо беречь так же, как образчик редкой породы бережётся в хранилище музея.
Ознакомительная версия.
