— Покажи мне свои картины, – попросила Лиана.
— Пойдем, – поднялся Ивар. – Здесь, правда, жалкая их часть, остальное безвозвратно утеряно, раздарено, продано, висит на кухнях каких-нибудь жлобов с золотыми цепочками толщиной в палец. Ничего не поделаешь, есть-то что-то надо.
Они поднялись по лестнице в мансарду. Там, в отличие от комнаты, царил страшный беспорядок.
— Муки творчества, – улыбнулся Ивар и обвел рукой вокруг. – Смотри.
Лиана переходила от одной картины к другой, их было действительно не так уж много, все они выполнены были в одной манере, и Лиана поняла, что художник, по большому счету, использует только две краски: белила и синюю. Со всех картин сочилась грустная и нежная тоска, тоской были пропитаны глаза людей, тусклый свет голубой падающей лампы, крылья причудливых взлетающих птиц. В самом углу висела единственная картина, выполненная зеленым. Лиана подошла поближе и замерла. Это был портрет девушки с огромными, серьезно смотрящими глазами, без улыбки, с длинными прямыми волосами, чуть угадывался бледный, едва намеченный рот, что придавало лицу выражение безграничной тоски. А вокруг лица была трава. Трава и только что распустившиеся листья.
Лиана резко повернулась к Ивару:
— Эта девушка очень похожа на меня…
Ивар долго, пристально смотрел на нее, потом негромко произнес:
— Я назвал ее Алисой.
И Лиана вздрогнула, потому что еще до того, как он его произнес, она уже знала это имя.
«…почему он решил ее с ним познакомить. Алиса очень волновалась, Михалыч слишком много рассказывал ей об этом человеке, говорил о том, как он им дорожит, и поскольку уже неделю не появлялся на репетициях, а тут еще рука, пока не подживут порезы – нечего и думать взять в руки гитару, волновался тоже. Алиса снова проверила холодильник, потом прошла в комнату и села рядом с Михалычем у телевизора.
— Они точно придут? – в который раз спросила она.
— Обещали – значит, должны быть, – убежденно ответил Михалыч.
— Я боюсь, – сказала она. – Сам подумай, ну кто я тебе такая? У меня – муж, в общем, положеньице, надо сказать, то еще.
— Я тебя люблю, – просто сказал он и положил свою ладонь на ее руку. – Ничего не бойся. Ким поймет.
— Да, – с сомнением произнесла она. – А про руку что ты ему говорить будешь?
— С рукой уже хуже, – согласился Михалыч. – Ладно, выкручусь как-нибудь, не в первый раз. Давай перевяжем, опять повязка сползла.
Алиса осторожно размотала бинт на его левой руке. В некоторых местах он прилип, и пришлось мочить и отдирать. Михалыч морщился, но молчал. Показалась рука, исполосованная куском зеркала. «АЛИСА» – кричали красные кровавые буквы.
— Дурак, – в который раз сказала она.
— Дурак, – согласился Михалыч. – Пить надо меньше.
Алиса забинтовала руку, стараясь прижимать бинт не слишком плотно.
— Все, – произнесла она.
Михалыч наклонился и поцеловал ее ладонь:
— Выходи за меня замуж.
Алиса грустно улыбнулась и покачала головой:
— Мы же договорились…
Раздался звонок. Алиса вздрогнула, и что-то внутри нее словно оборвалось. Она отчаянно трусила. Михалыч открыл дверь, и вошел Ким со своей девушкой. На его лице была написана мрачная решимость.
— Привет, Кимыч, – сказал Михалыч и повернулся к Алисе. – Знакомьтесь, это – мой лучший друг и самый замечательный во всем городе гитарист, он немного диковат, но это пройдет, пугаться не стоит.
— Иди ты, – смущенно отозвался Ким. – Дай спокойно раздеться.
— Это – Нина, – между тем продолжал Михалыч, потом приобнял Алису. – А это – моя любимая девушка Алиса.
— Вешайте в шкаф, – сказала Алиса, выбираясь из-под его руки, и открыла дверцу. – Сюда.
Гости разделись и прошли в комнату.
— Что у тебя с рукой? – мрачно спросил Ким, заметив торчащий из-под рубахи бинт.
— Да так, – отмахнулся Михалыч. – Шальная пуля.
— Дурак, – констатировал Ким и еще больше помрачнел.
— Я ему говорила об этом, – сказала Алиса.
— Да брось ты, Кимыч, все нормально, – примирительно произнес Михалыч, явно чувствуя себя не в своей тарелке. – Пошли на кухню.
Ким молча направился за ним следом, Алиса ощущала сильный внутренний дискомфорт, потому что являлась прямой причиной порезов на руке Михалыча, и, следовательно, мрачного состояния его друга.
В кухне все уселись за стол, Алиса достала нехитрую закуску, вытащила из холодильника бутылку водки.
— Мы принесли, – остановила ее Нина и достала из сумки еще одну.
— Водки много не бывает, – улыбнулся Михалыч и бросил тревожный взгляд на Кима, который мрачно курил, сидя в углу. «Он занял мое место», – невпопад подумала Алиса, доставая рюмки. В кухне повисло напряженное молчание.
— Ну, что, выпьем? – неестественно весело предложил Михалыч, справедливо полагая, что водка в таких случаях – лучшее лекарство.
— Я с тобой вообще разговаривать не хочу, – сказал Ким.
— Да перестань ты, ну сколько можно бычить, – снова отмахнулся Михалыч. – Все же в порядке. Ну, перебрал я немного, с кем не бывает!
— А если бы… – начал было Ким, но махнул рукой. – Да что с тобой говорить!
— Хватит вам уже, – вмешалась Нина. – Потом будете отношения выяснять.
— Точно, – подхватил Михалыч. – Берите рюмки.
После третьего тоста Ким расслабился и перестал мрачнеть. За столом сразу стало легче дышать, внутри Алисы ослабло напряжение, в котором она пребывала весь сегодняшний день, и она смогла спокойно рассмотреть пару, находящуюся у нее в гостях.
Ким был так же высок, как и Михалыч, но более плотен и крепок. Светлые прямые волосы опускались на плечи, небольшие голубые глаза казались защитным экраном, сквозь который невозможно было разглядеть хоть что-нибудь. Крупный нос, тонкая верхняя губа и достаточно толстая нижняя придавали его лицу выражение вечного недовольства. В целом лицо выглядело абсолютно бесстрастным, было заметно, что обладатель его очень лихо наловчился прятать от окружающих свои мысли и эмоции.
Нина была ростом с Алису («Стандартный женский рост, рост Венеры», – любила шутить та). Обесцвеченные волосы, невыразительное лицо, поражающее в первую очередь неправильностью черт. Слишком маленькие, глубоко посаженные глаза, большой, немного искривленный нос, тонкие губы и достаточно волевой подбородок. «Да, не красавица…» – сочувствующе подумала Алиса, отметив про себя, что фигура, в отличие от лица, у Нины безупречна.
Разговор за столом стал более непринужденным, сказывалось количество выпитой водки, потом Михалыч взял в руки гитару. Ким и Нина подпевали, они знали слова всех песен, как люди, которые давно и хорошо знакомы, Алиса слушала и смотрела, ей было немного завидно: это был свой мир, в который она только что попала, и который ей ужасно нравился.
Открыли вторую бутылку. Гитару взял Ким. Всю компанию охватило безудержное веселье, Михалыч подстукивал на столе, потом взялся за вилки, Алиса с Ниной смеялись, от первого напряжения не осталось и следа. Когда Ким улыбался, глаза его становились светлее, и бесстрастная маска на несколько секунд исчезала, прячась где-то в уголках губ. В нем угадывалась сила, и Алиса, которую всегда притягивали сильные люди, продолжала исподволь наблюдать за ним. Она слишком хорошо разбиралась в людях, чтобы не суметь объяснить себе несколько долгих пристальных взглядов, брошенных на нее Кимом, в те мгновения, когда ему казалось, что на него никто не смотрит. «Зацепила», – подумала она, и все выпили еще по одной.
Михалыч слишком давно и хорошо знал своего друга, чтобы тоже все понять. Он усмехнулся про себя и закурил. Часа в четыре ночи в стенку застучали соседи; компания расхохоталась, но чуть приглушила голоса, правда, на очень короткое время.
Часам к шести, наконец, решили, что не худо бы и поспать, и, пожелав друг другу всяческих благ, разошлись по разным комнатам. Михалыч поставил пластинку, обнял Алису, и все одновременно провалились в сон.
Утром проводили гостей, Михалыч клятвенно обещал появиться сегодня на репетиции и водку больше не пить.
— Буду меньше, – покаянно пошутил он, и Ким поднял огромный кулак – я тебе покажу меньше!
Алиса дала Нине свой телефон – звони, когда захочешь – и закрыла дверь.
Они смотрели телевизор, но мысли Алисы были очень далеко. «А почему бы и нет, в конце концов?» – подумала она и повернулась к Михалычу:
— Возьми меня на репетицию. Очень хочется.
— Поехали, – легко согласился Михалыч.
Алиса зашла в подвал, увидела Кима, и внутри нее что-то оборвалось. Какая-то волна накатила снизу и заставила все тело затрястись мелкой дрожью. Она разделась, опустилась на стул, так, чтобы ей было видно всех, закурила сигарету и стала молча смотреть. Михалыч сыграл новую песню, и они принялись разбирать ее, но репетиция не получалась, Ким нервничал и срывал зло на Михалыче, изредка бросая взгляды на сидящую в углу Алису, явно не понимая, что же с ним такое происходит. Михалыч взрывался и матерился, так же моментально остывал и пробовал снова по-хорошему, но ничего не получалось, слишком напряженной была атмосфера в подвале. Басист ничего не понимал, в паузах беззвучно касался струн и улыбался, Алиса много курила и не собиралась никуда уходить.
