Они спустились вниз, к подножию Анаварзы, на берег Джейхана. Мустафа зарядил ружье.
— Возьми, Хасан, — сказал он, — возьми и прицелься вон в тот белый камень. Посмотрим, сможешь ли ты попасть в него.
До чего ж Хасан был рад и красивой одежде, и новым башмакам, и этому замечательному ружью! Никогда не ожидал он от своих дядьев подобной щедрости. Все они смотрели на его мать как на врага. Если б могли, вовсе не глядели бы ей в лицо. Бабушка — та даже имени ее не произносила.
Хасан вскинул ружье, прицелился. Рядом с белым камнем взметнулось белое облачко. Дядя протянул ему второй патрон, и третий, и четвертый. До тех пор, пока Хасан не попал в камень. Тогда дядя снял с пояса подсумок, протянул Хасану.
— Возьми, — сказал, — теперь ты и сам можешь охотиться. Тебе надо много тренироваться. Стреляй побольше, чтобы набить руку. Только так и можно стать хорошим стрелком.
Стрелять из такого ружья было одно удовольствие. Тут и там взвивались среди камней струйки пыли. Эхо выстрелов долго металось среди скал Анаварзы.
— Не жалей пуль, — сказал дядя. — Я велел хозяину магазина в Козане, чтобы он давал тебе патронов сколько захочешь. Если у него кончатся, ты мне скажи, велю еще достать. Станешь хорошим охотником, настреляешь фазанов — мне принеси. Станешь метким стрелком, набьешь диких голубей, синих пастушков — не забудь меня угостить. Ладно? Станешь хорошим охотником, добудешь зайца — дяде своему гостинчик пришли.
До чего же понравились мальчику и сверкающее ружье, и шитый шелком и серебром подсумок!
Целыми днями полевали они — и на волка ходили, и на шакала. Фазанов брали, уток. Стреляли по диким лошадкам, вздымающимся на дыбы, по оленям с огромными рогами-крюками, по газелям, у которых что ни прыжок — полет. Весело, беспечно охотился Хасан.
Как-то вернулись домой поздним вечером. Все в мальчишке пело от счастья. Бросился к матери, обхватил руками. Мамочка! Как здорово! Он и думать забыл о бабушкиных словах и слезах. И мать улыбалась. Она рада была, что дядья заинтересовались малышом. Но почему, почему, ах, почему на самом донышке ее сердца притаилась тревога? Отчего тревога эта против воли охватывает все ее существо? Мальчик заглянул матери в глаза, догадываясь кое о чем, жалость всколыхнулась в нем. Опять прижался к ней всем телом, поцеловал.
— Мустафа, пожалуйста, очень прошу, отужинайте с нами, — сказала Эсме.
Тот ничего не ответил, лишь мотнул головой. Ушел.
— О чем говорил с тобой дядя? — спросила мать.
— Ни о чем.
— А бабушка?
— Ни о чем, — ответил сын и отвел взгляд.
Он взял с собой в постель ружье и подсумок, заснул, не выпуская их из рук. А едва рассвело, убежал в скалы Анаварзы. И опять с утра до вечера раздавались выстрелы. Вскоре вся деревня знала, что Хасан учится стрелять.
Через пятнадцать дней мальчик притащил домой крупную зайчиху. Мать сготовила вкусную еду, пригласила деверей отметить первую охотничью удачу сына. Дядья с женами и детьми пришли на обед, только бабка не соизволила явиться. А несколько дней спустя дядя Ибрагим подарил Хасану арабского жеребца-трехлетка. Мальчик сразу же прикипел сердцем к жеребцу. Бог ты мой, какое это счастье — иметь собственного коня! Несколько ночей не мог заснуть.
Вдали, вздымая клубы пыли, проносились грузовики. Серое облако над дорогой не успевало оседать. В полях тарахтели тракторы. Поденщики-хлопкоробы сидели перед своими шатрами, перебирая коробочки хлопка. Высоченные белоснежные горы хлопковой ваты раскинулись по всей равнине. Длинношеие аисты, пощелкивая красными клювами, неуклюже прогуливались среди побуревшего жнивья.
Хасан брел по берегу реки. Отрывистые мысли, путаясь, роились в его голове. А может быть, то были и не мысли вовсе, а смутные мечты. Он следил, как поспешно одна за другой уносятся в сторону фиолетовых гор Тороса[5] призрачные тени облаков. Вода у берегов текла лениво, застаивалась, покрывалась пылью, соломинками. За лето Хасан вытянулся, шея у него стала длинной и тонкой, почернела от загара и, как у стариков, усеялась морщинками. Со стороны могло показаться, что он разговаривает сам с собой. Будто во сне.
Вроде бы он слышал это от кого-то — от крестьянина ли, от бабушки, от старухи Залы, от одного из дядьев, от Элиф? Да, наверное, слышал. Он ведь редко прислушивается к словам взрослых. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Ну их, со всеми их разговорами! События, одно за другим, с головокружительной быстротой проносились мимо. До первых вечерних звезд вся деревня возбужденно тараторила, а он не хотел, да слушал. Вот как оно было.
Аббас пришел за Эсме. Уже не в первый раз. Из-за нее-то он и бежал из тюрьмы. Эсме просила его, умоляла: «Уходи, Аббас, уходи! Ты попал в тюрьму, теперь слишком поздно что-либо исправить. Уходи, Аббас!» А он все стоял и стоял и смотрел в глаза Эсме. А она — в его глаза. «Нас могут увидеть, Аббас, приходи лучше завтра», — сказала она. И тогда он ушел. А в руке у него был зажат новенький «маузер». Через всю грудь — патронташ. «Уходи в горы, Аббас», — сказала она. И он ушел в горы. От любви к ней он лишился рассудка, и она с ума сходила от любви к нему. Аббас ушел в горы, но Эсме за ним не последовала.
На другой день он явился опять. Спрятался в тени большого тутового дерева. И такой он стройный, гибкий и сильный, что и сказать нельзя! Все вокруг затопил синий лунный свет. Эсме вышла из дома. Халиль спал. «Уходи, — сказала она Аббасу. — У меня сын маленький. Пожалей меня. Да и себя тоже. Они и тебя, и меня убьют». Но Аббас не уходил. Все стоял и стоял под тутовым деревом, хоронясь от лунного света. «Умоляю тебя, уходи, они убьют нас», — просила Эсме. Аббас молчал.
Молодая женщина знала, что он убежал из тюрьмы, куда попал из-за нее. Не выдали ее за Аббаса. Он ранил троих. Двое легко отделались, а третий остался хромым. Аббасу вкатили большой срок, отправили в диярбакырскую тюрьму.
Халиль тоже влюбился в красавицу Эсме. Однажды ночью он вместе с шестью приятелями похитил девушку из отцовского дома. Скрутил ей руки за спиной, попытался взять силой. Она сопротивлялась. Лишь неделю спустя, опоив ее шербетом, смешанным с опиумом, добился своего. Когда Эсме пришла в себя, она поняла, что произошло. У нее кружилась голова, началась рвота. Шла кровь. Она сама себе опостылела. Халиль привез ее в свой дом, пригласил имама, и брачный союз был заключен. Халиль настоял и на гражданском бракосочетании в тот же день. Лишь после этого позвал врача, чтобы остановить кровь.
Целый год Эсме не говорила ни с Халилем, ни с жителями деревни. Трижды под покровом ночи убегала от мужа, и трижды ее догоняли и возвращали домой. Старуха свекровь то и дело повторяла: «Халиль, сын мой, эта блудница не принесет тебе счастья. Отошли ее восвояси. Смотри, навлечешь на себя беду!» Халиль знай себе посмеивается в ответ. «Халиль, сынок, попомни мои слова: насильно мил не будешь. Мать тебе добра желает. Из-за этой бабы проклятой один уже в тюрьме сидит. Гони ее из своего дома!»
Наконец Эсме заговорила. Казалось, она обо всем забыла, простила все обиды, как будто не она молчала целый год, не она была в постели холоднее льда. Рождение ребенка изменило ее. Только о малыше своем думала, никого в мире не замечала, кроме сыночка своего. Стала спокойна, весела, работяща. Деревенские полюбили ее. Она охотно всем помогала, ухаживала за больными. Если кому-нибудь в деревне нужна была помощь, ее и звать не приходилось — сама прибегала. А малыш ее, сыночек ненаглядный, рос, тянулся. Вот тут-то и объявился опять Аббас. Он бежал из тюрьмы.
Своей страстью к Эсме Аббас прославился на всю округу. Печальная история его любви была известна во всех подробностях. О ней слагали дестаны и песни, которые пелись даже в их деревне.
«Уходи, Аббас, — молила Эсме. — Уходи, если и впрямь любишь меня. Уходи и не появляйся больше, если твоя любовь настоящая».
До самого рассвета простоял Аббас под тутовым деревом, и Эсме — рядом с ним. С первыми лучами солнца он ушел. Эсме все стояла и смотрела ему вслед, даже на цыпочки приподнималась, пока не потеряла его из виду. Около месяца она не слышала о нем ничего, хотя каждую ночь ждала, ждала. Ах, только б еще разок увидеть его! И однажды, незадолго до рассвета, услышала знакомые шаги и оцепенела от страха. Вся дрожа, спустилась по лестнице. «Аббас, уходи! Заклинаю тебя, уходи! Иди в скалы, жди меня там. Я приду, найду тебя». Он, ни слова не обронив, повернулся и зашагал в сторону гор. А она следила за ним глазами. Едва рассвело, собрала узелок с едой и ушла туда, где он ждал ее. Никто из деревенских ничего не заметил.
Несколько месяцев Эсме ходила к Аббасу, они встречались в одной из пещер Анаварзы. Муж учуял неладное, выследил ее, но в пещере их не оказалось. Аббас издали увидел Халиля, хотел его убить, но Эсме не позволила.
Однажды жандармы оцепили скалы Анаварзы. День и ночь напролет отстреливался Аббас. Но жандармы все-таки схватили его, нацепили наручники и отправили в участок. По дороге Аббас обманул жандармов и ухитрился сбежать. Вновь он вернулся в скалы. Эсме знала, что возлюбленный придет, каждую ночь ждала. И он пришел, встал под тутовым деревом. Стоял не шевелясь, боясь лишний раз вздохнуть. Несколько раз Хасан тоже видел его темную тень. Эсме выходила к нему, и два силуэта сливались в один.
