Если бы я умела свистеть, я бы присвистнула. И это говорит мне не соседский алкаш Вася, а образованный, рафинированный, пахнущий дорогим парфюмом мужчина?! К тому же француз!
— И ты считаешь, что мне этого достаточно?
— А чего тебе недостает?
Странно объяснять очевидное. Очень странно. Но я попытаюсь:
— Я люблю, когда мне дарят цветы.
— «Цветы…» — издевательским тоном передразнил он.
— Да, цветы. И еще когда меня приглашают в ресто…
— …раны, — закончил он за меня (снова с издевкой).
— Да. И когда не хватают с первого свидания за грудь.
И тут Жерар разозлился.
— Значит, ты — дура, — констатировал решительно и безапелляционно.
Я задохнулась от обиды:
— Почему так грубо?
Он подошел ко мне и погладил по голове:
— Ой, как грубо!
Наклонившись, чмокнул в нос:
— Ой-ой, как грубо…
Сама не заметила, как снова очутилась в его объятиях.
Но снова решительно и принципиально высвободилась.
— Послушай, — примирительно сказал он, — через три часа я улетаю в Алматы, у нас очень мало времени.
То есть он давал мне последний шанс. А я — может, и впрямь дура? — ну никак не спешила им воспользоваться.
И нудным голосом зачем-то стала объяснять ему, почему никогда не вступаю в интимную связь с мужчиной на первом же свидании. Рассказывать о своем дурацком (по его представлению), просто-таки ханжеском воспитании. О комплексах, привитых мне бывшим мужем. И о Женьке, которого я, как полчаса назад выяснилось, все еще люблю…
Он выслушал терпеливо, ни разу не перебив. Затем вздохнул, посмотрел на часы и попросил дать ему почитать мою последнюю статью. Внимательно прочитал. Попросил почитать остальные. Я вытащила подшивку газет за последний год, и он углубился в чтение.
Спустя полчаса Жерар констатировал:
— Хорошо. Ты хорошо умеешь задавать вопросы.
Затем оделся, поправил перед зеркалом прическу и попросил проводить его до лифта.
— Значит, так, — ровно сказал мне он уже в «предбаннике», — я улетаю в Алматы. Через неделю возвращаюсь. Ты меня встречаешь в аэропорту.
— Минуточку, — встрепенулась я. — Я тебя нигде не встречаю!
— ОК, — тем же тоном продолжил он, — через неделю я возвращаюсь из Алматы, еду мимо твоего дома, прихожу к тебе…
— И ко мне ты не приходишь, — упрямо произнесла я.
— ОК. Я позвоню тебе из Алматы! Оревуар!
И, впрыгнув в лифт, исчез из моей жизни.
00.30.
Голубой телевизионный экран. Юная девушка обворожительно улыбается в камеру. Рядом с ней — зеленое яблоко. Голос за кадром гипнотически вкрадчиво разъясняет, что если яблоко не мазать ежедневно французским увлажняющим кремом «Ой-лав-ю-лэй», оно скукожится от недостатка влаги и иссохнет. Весь процесс иссушения показан с поразительной убедительностью и быстротой.
А девушке — хоть бы хны! Она ведь использует этот чудесный крем и потому в отличие от яблока продолжает хорошеть и улыбаться в камеру.
«Как не повезло яблоку — как повезло вам!» — подводит итог вкрадчивый голос за кадром.
Тупо смотрю в телевизионный экран и впервые чувствую себя этим вот самым яблоком.
И завидую, мучительно завидую девушке, оказавшейся настолько мудрой и предусмотрительной.
…Вздрагиваю от телефонного звонка.
Звонит Галка.
Как всегда, вовремя.
— Ну, и где наш француз? — вопрошает она с легким вызовом в голосе.
— Только что ушел, — автоматически отвечаю я.
— Вы встречались? Без меня?! Вот гады! Мы же собирались вместе! Вот так всегда! Подруга называется! Могла бы и предупредить! Я бы тут же подскочила!.. Эх ты…
— Успокойся, Галка, сегодня тебе повезло больше.
И как не повезло яблоку…
Зачем, зачем я пошла на эту вечеринку? Не смогла устоять перед соблазном? Надеялась познакомиться с очередным кавалером?
Слаба, каюсь. В вечном ожидании и вечных поисках проходит жизнь моя.
Ищу и жду. Жду и ищу.
Да где же искать? Все приличные мужчины давно пристроены, и не сковырнешь их с насиженных мест. Это ж какая силища нужна! Или терпение. Или попросту беспринципность. Я так считаю. Потому что девиз «Жена — не стена. Отодвинем» воплощают в жизнь только самые беспринципные представительницы моего пола (в дальнейшем именуемые хищницами). Эти-то ничем не гнушаются. Святого для них не существует в принципе — семья не является для них препятствием.
Наметила жертву — возжелала — план захвата запланировала — все на кон поставила — вцепилась мертвой хваткой — и давай кругами да зигзагами обхаживать. Да голосом сирены обольстительной насвистывать. Да взглядами чарующими, полными восхищения одаривать. Да нежностями-ласками беспредельными, какими даже самые лучшие жены не владеют, обволакивать…
А коль не поддается жертва — ату его, загнать любыми методами! Не ведется если на сладкие речи да жаркие объятия, не отлипает никак от очага родимого, тогда последнее, самое опасное, но проверенное веками средство (на которое, правда не всякая отважится, а лишь самая хищная хищница) — подлить, подсыпать, приворожить… Ну, после этого он точно уж никуда не денется! Ляжет смирненько рядышком и — затихнет. И ни-ку-да больше не дернется.
Случается, правда, что такой, послушный и присмиревший, он после окажется и не нужен вовсе. Либо сама в нем разочаруется: поймет, что обманулась — не ту добычу высмотрела, что при пристальном ознакомлении оказался далеко не столь хорош, как привиделось сослепу, в порыве поиска. Но — поздно уже: намертво к тебе припаян и отлипать не собирается.
Мало кто заранее об этом задумывается, правда. Хищницами ведь движет одно-единственное желание: «Хочу!» И точка.
…О чем это я? Разобрало, ох, разобрало! Накипело прямо-таки.
Зачем я взяла трубку?
Думала поспать подольше хотя бы в субботу, телефон подушкой даже накрыла — на всякий случай.
Хотя, конечно, это такой же самообман, как и в случае с будильником в школьные годы. Помню, слишком тяжко было в осеннее-зимний период подниматься в полседьмого, и я специально переводила часы на десять минут вперед, чтобы не было соблазна поваляться «ну еще пять минут» в постели. Услышав звонок и взглянув на часы — мгновенно вскочить, в ускоренном темпе засобираться, а потом, судорожно всовывая тело в ненавистно-омерзительную школьную форму, «вдруг» обнаружить, что десять именно этих золотых запасных минут у меня имеется! И — перевести дух.
Как будто бы не я сама, а кто-то другой, незнакомый заводил часы вчера вечером. Как будто утро начиналось с амнезии и я, охотно вздрагивая от резкого звонка, понятия якобы не имела, на какой именно час с минутами сама же поставила будильник. Но ведь действовало же!!!
Пряча телефон под подушку, я занималась примерно тем же.
Вместо того чтобы честно отключить его до полного своего назавтра пробуждения, я просто сверху укладывала подушку. Или даже — иногда — пару подушек…
Звонок тем субботним утром был таким резким, что и все пять подушек, уверена, не скрыли бы его воинственного воя. Категорически не хотелось просыпаться, но вечное «а вдруг что-то случилось?» заставило-таки побороть лень…
Звонила Мадам. Приглашала в гости.
Надо отдать должное — чувство благодарности ей не чуждо. Знала бы она, насколько не бескорыстно я лечила тогда ее пуделя!
Когда Анька попросила меня посмотреть собачку своего дяди, я не пошла — я полетела.
Ведь хозяином собачки был ОН — кумир моих девичьих грез. Сколько романтических писем было написано мною ему — ему, олицетворяющему истинно мужские благородство и величие. Он перевернул всю мою жизнь с того самого момента, когда я впервые прикоснулась к его искусству.
Я писала ему восторженно-длинные письма и… сжигала их, сознавая-ощущая-признавая собственное ничтожество. Я не пропустила ни одной телепередачи или творческого вечера с его участием! А фильмы его вообще знала наизусть…
Несколько лет подряд я даже пробовала поступать в разные театральные вузы. Не то чтобы чувствовала в себе какой-то талант — просто очень хотелось вращаться в пределах его орбиты.
Учась в медицинском училище и тайно от мамы, представляющей меня исключительно в накрахмаленном белом халате и спасающей людские жизни, я каждую весну бегала на прослушивания в ГИТИС, Щукинское и Щепкинское училища. Читала обязательные басню-стихотворение-прозу и готова была даже станцевать или спеть, но… до этого так ни разу и не дошло.
И все же больше всего я мечтала поступить во ВГИК, потому что ОН там время от времени преподавал, а когда-то прежде, я слышала, даже возглавлял кафедру. Я знала, что это утопические, просто идиотические мечты, ведь я реально оценивала и свои внешние данные, и свои артистические способности. Поскольку дальше моих вожделений они не струились, во ВГИК я не рискнула даже сунуться. К чему мне лишние подтверждения и без того многочисленных комплексов?..
