— Хочешь, я тебе завтра подарок куплю? — спросил Вова, наблюдая, как я двигаюсь под песню из фильма «Девять с половиной недель». Я решил, что обязательно привезу этот фильм своему отцу.
— Мне нужен от тебя только один подарок, дорогой! — сказал я.
Вова захохотал.
— Вот этот? — ухмыльнулся он, расстегивая ремень на брюках.
— Этот. — Я стал помогать ему. Я снял с него брюки, рубашку и даже носки.
— Я люблю тебя, Вова, — сказал я.
— Будешь здесь жить! — решил Вова, целуя меня в губы. — Ты такая сладкая!
— Я буду о тебе заботиться. Я люблю тебя. Я всю жизнь мечтала только о тебе, — говорил я очень тихим голосом.
Вова поднял с пола брюки и достал из кармана маленький бумажный пакетик. Вскрыл его и подмигнул мне.
— Ну-ка помоги!
Потом я спросил Вову:
— А как же мы будем размножаться, если ты пользуешься презервативом?
— Пока не будем, — нахмурился Вова — И ты давай, не расстраивай меня. Про размножаться ни слова!
Я заплакал.
— Я же люблю тебя! Я бы хотела родить тебе маленького мальчика, мы бы отдали его на футбол, и он бы вырос таким же красивым, как Аршавин.
— В футбол… — задумался Вова и тут же шпал орать: — Дура! Ты что, думаешь, я такой идиот?! Ты думаешь, я не знаю вас, дур?! Вам только того и надо — забеременеть, а потом из меня деньги выкачивать! Думаешь, ты одна такая?
Я перестал плакать и протянул ему бокал шампанского. Усевшись на пол, я разминал ему ступни ног. Вова от удовольствия шевелил большими пальцами.
— Но ты ведь всегда мечтал, чтобы появилась юная, чистая девушка необыкновенной красоты и полюбила тебя таким, какой ты есть. И ничего от тебя не хотела. А ты бы сам задаривал её подарками. А она бы делала тебе массаж. И на всё — на всё всегда была бы готова, — сказал я, ласково улыбаясь.
— Давай не портить вечер… — сказал Вова.
— Я бы ещё хотела сделать тебе массаж головы, — попросил я.
— Ну, ладно, — проворчал Вова и откинулся на подушку. — Тебя охрана потом проводит.
Когда он заснул, на обратной стороне какого-то факса я написал красной помадой: «Я буду любить тебя всегда». И нарисовал сердце со стрелой. И смайлик.
Я положил листок на соседнюю подушку и пошёл в гостиницу.
На улице было темно. В небе светили звёзды.
Людей на дороге не было, только автомобили проносились мимо на большой по принятым на Земле меркам скорости.
Администратор спросила, не нужно ли мне чего и устраивает ли меня номер.
— Всё нормально, спасибо, — сказал я.
— Мы камин обычно зимой топим, но если захотите, то и сейчас.
— Нет-нет, не стоит. Всё нормально.
— Ваш товарищ тоже вернулся. Он у себя.
«Девиц не водит, — подумала администратор, — и вообще странные. Зубы не чистят, щётки, что я положила, как лежали новые, так и лежат. И полотенцами не пользуются. Может, не моются? И главное — ни одной девицы… Странно… Может, позвонить… А что-скажу? Девок не водят и зубы не чистят? Ну да, так и скажу… Позвоню!»
Млей в своём номере брал анализ шариков. Результаты были вполне удовлетворительны. На всякий случай, как и положено в экстренных ситуациях, Млей повторил анализ. Результат подтвердился.
Ситуация была действительно экстренной. Млей встретился с Натальей Петровной в городе. Она заехала за ним в гостиницу на своей машине.
— Ты как к японской кухне относишься? — спросила Наталья Петровна.
— Ты забыла? Я же худею! — сказал Млей.
— Так на японской все и худеют! — заявила Наталья Петровна.
Они приехали в гостиницу «Славянская» и заняли столик у прохода.
Наталья Петровна заказала роллы «Калифорния», унаги, угря на рисе, салат авокадо с креветками, кайсо, прозрачную лапшу и два графинчика саке.
— Я пить не буду, — сказал Млей.
— Будешь. Ты не за рулём. А подружку в трудный момент поддержать — святое дело. Ты в Бога веришь? — Она разлила саке по маленьким рюмочкам.
— Я не буду пить. У меня встреча важная, — сказал Млей.
— Ладно. Твоё здоровье. И за то, чтобы эти козлы все… — Она неожиданно моргнула, и две слезинки скатились по ее напудренному лицу.
Официантка уставила весь стол едой.
— Мой даже не звонит. — Наталья Петровна заглянула в глаза подруге. — Представляешь?! Я ему эсэмэску послала: если нужны твои вещи, скажи. Думала, ответит что-нибудь, так нет… Даже чуть-чуть не выпьешь?
— Нет, — сказал Млей. — Переживаешь?
— Переживаю, — Наталья Петровна кивнула проходящему мимо мужчине в розовой майке. — Никак от него этого не ожидала! — Она снова выпила — Он меня предал! Понимаешь? Я всю жизнь на него потратила…
— Ты его в тренажёрный зал отправила…
— Да при чём тут тренажёрный зал?! Думаешь, мне нужны были эти мужики? Но как без них-то?
Зазвонил её телефон. Наманикюренным пальцем она сбросила звонок.
— Думаешь, это серьёзно? Думаешь, не вернётся? — спросила она Млея.
— Вернётся, — сказал Млей.
— Нет, — вздохнула Наталья Петровна, обмакивая суши в соевый соус — Супер-вкусно! — Она позвала официантку и заказала ещё мисо. — Обожаю острые унаги! — улыбнулась она, ловко жонглируя деревянными палочками.
— На что похоже? — спросил Млей.
— На счастье! — расхохоталась Наталья Петровна. — Знаешь, в девяностых, когда это ещё толком никто не ел, я своей свекрухе предложила выпить соевый соус вместо супа! Она меня тоже тогда спросила: «А на что похоже?» — а я говорю: «Попробуйте», — и она ка-а-ак маханёт! Чуть не убила меня тогда! — веселилась Наталья Петровна. — А она женщина с характером! Муся! — Наталья Петровна вдруг строго поглядела на Млея. — Ты какая-то грустная!
— Нет! — сказал Млей.
— Ну я же вижу! Сидишь — ни жива ни мертва! Попробуй угря! У тебя ничего не случилось?
— Ничего, — сказал Млей.
— А хочешь я расскажу, как мы познакомились? — Глаза Натальи Петровны блестели, она подлила себе соуса и размешала в нём зеленую пасту.
Он стоял за ней в очереди в институтской головой, а она чувствовала его дыхание и нарочно не двигалась вперёд, чтобы он вынужден был к ней обратиться.
— Представляешь? — рассказывала Наталья Петровна. — Он стоял и молчал! Робел! И тогда я сама к нему повернулась! Ты уверена, что не хочешь попробовать унаги? Ты просто сойдёшь с ума от счастья. Попробуй! — Она протянула Млею небольшой кусочек, зажатый двумя палочками.
Млей открыл рот.
— Хорошая девочка! — Похвалила Наталья Петровна и положила унаги на розовый язык подруги. — Ну?
Млею показалось, что он вышел в открытый космос без специального оборудования. Но страха не было. Даже наоборот. Млей снова открыл рот.
— Ты что, не уверен в показаниях? — спросил я Млея.
— Пpocтo перепроверил, — сказал Млей.
— Почему? Замечаешь сбой в системе?
— Нет. Я пробовал человеческую еду, — сказал Млей.
— Зачем? — спросил Я.
— Узнать, что такое вкус, — сказал Млей.
— Ты не можешь ставить под угрозу свое существование ради того, чтобы узнать, что такое вкус. К тому же в твоём мозгу интегрированы все абсолютные знания. Я знаю, что такое вкус. И ты тоже, — сказал я.
— Я не знал, что такое вкус унаги, — сказал Млей.
— Что показал анализ шариков? — спросил я.
— Норму.
— Хорошо. Это должно быть в твоём отчёте.
— Я знаю.
— Мне надо работать. — Я вышел и отправился в свой номер.
Горничная Галя долго стучалась, прежде чем зайти.
— Ой, извините, я думала, никого нет, — прошептала она, удивлённо разглядывая небольшой стол, накрытый на две персоны. За столом сидел я и открывал шампанское. С шипучим треском пробка взлетела к потолку и застряла в гардине.
— Ой, я достану! — Галя метнулась к занавеске, но я взял её за руку. И посадил за стол.
— А почему вы в пижаме? — прошептала Галя.
Я налил шампанского в бокалы. Кинул лёд.
— Одну минутку! — сказал я и вышел в спальню. Когда я вернулся, Галя увидела на мне чёрный смокинг с белой гвоздичкой в петлице.
— За вас! — сказал я, и мы чокнулись.
— Я вообще-то на работе, — улыбнулась Галя.
— Никто ничего не узнает. А потом — я так готовился, вы уж меня не расстраивайте, — сказал я.
— Не буду, — согласилась Галя.
Я сделал вид, что отпил шампанского, и положил Гале в тарелку немного чёрной икры и сёмги.
— Вы, наверное, икру у нас в room-service заказали? — спросила Галя. — Напрасно. Сказали бы мне, я бы вам с Дорогомиловского рынка привезла. Там из-под полы торгуют. Я и повару нашему привожу. Думаете, куда он деньги вот за вашу денет? В карман себе положит!
Галя допила шампанское.
— Вкусно? — спросил я.
— Очень, — разрумянилась Галя и глянула на дно бокала: кубик льда начал подтаивать, и золотое кольцо, которое я на нем сморозил, сверкало ярким слепящим светом.
