Ильза Айхингер - Великая надежда

Хищной птицей кружил мальчишка вокруг лотка. Недоверчиво косился на слепого. А тот стоял себе с таким видом, словно он вовсе не единственный слепой посреди большого перекрестка. Мальчишка размышлял, как бы его отсюда спровадить. Слепой насмехался над ним, слепой превращал все его зычные крики в тихие мольбы о помощи, у слепого не было на это никакого права.

«Вечерний выпуск!»

«Вечерний выпуск!»

Мимо бешено мчались машины, стекла автомобильных фар были синего цвета. То одна, то другая машина тормозила, стекло в окне опускалось, и нужно было забросить внутрь газету. И пока мальчишка прикидывал, сколько времени у него займет перевести слепого на другую сторону, Эллен пошла через дорогу, не дожидаясь сигнала. Она шла нетвердыми шагами и глядя прямо перед собой. Под мышкой она несла папку для рисования, шапочку она надвинула на самые брови.

Машины остановились, с визгом затормозили трамваи. Полицейский на перекрестке сердито махнул рукой.

Между тем Эллен уже причалила к каменному островку. Как морская вода, нахлынул на нее возмущенный крик водителей.

— Эй, послушайте, — сказал мальчишка слепому, — тут один человек переведет вас на другую сторону!

Слепой выпрямился и стал хватать руками темноту. Эллен почувствовала, как его пальцы легли ей на плечо. Когда полицейский добрался до мальчишки на островке, она уже исчезла вместе со слепым в сутолоке, нырнула в запуганный, затемненный город.

— Куда вас отвести?

— Переведи через дорогу.

— Мы уже перешли!

— Не может быть! — сказал слепой. — Ведь это же большой перекресток?

— Может, вы имели в виду другое место, — осторожно заметила Эллен.

— Другое? — повторил слепой. — Нет, вряд ли. Но может, ты сама имела в виду другое место?

— Нет, — гневно крикнула Эллен. Она остановилась, сбросила его руку и пугливо посмотрела на него снизу вверх.

— Пройдем еще чуть-чуть! — попросил слепой.

— Мне надо к консулу, — сказала Эллен и вновь взяла его за руку, — а это в другую сторону.

— К какому консулу?

— Который отвечает за моря и океаны. И за ветер, и за акул!

— Ах, к этому! — сказал слепой. — Тогда ты можешь спокойно идти дальше со мной!

Они свернули в длинную, угрюмую улицу. Дорога шла в гору. Справа стояли тихие дома, чужие посольства, из-за которых не видать было ее посольства. Они шли вдоль стены. Трость слепого гулко и монотонно стучала по мостовой. Листья падали, как герольды безмолвия. Слепой прибавил шагу. Эллен бежала рядом с ним короткими, торопливыми шажками.

— Что тебе надо от консула? — спросил слепой.

— Хочу спросить, что означает моя виза.

— Какая виза?

— Я ее сама подписала, — неуверенно объяснила Эллен, — а вокруг всюду цветы.

— Вот оно как, — уважительно отозвался слепой. — Значит, виза настоящая.

— А теперь я хочу, чтобы ее утвердили, — сказала Эллен.

— Разве ты не сама ее подписала?

— Сама.

— Тогда зачем консулу ее утверждать?

— Не знаю, — сказала Эллен, — по я хочу к маме.

— А где твоя мама?

— На другом берегу. За океаном.

— Ты что, пешком туда пойдешь? — спросил слепой.

— Вот вы как! — Эллен задрожала от гнева. — Вы насмехаетесь! — Ей, точно так же как мальчишке-газетчику, вдруг показалось, что слепой вовсе не слепой, что его пустые глаза сияют над стеной. Она повернулась и побежала по улице в обратную сторону, сжимая под мышкой папку для рисования.

— Не бросай меня! — крикнул слепой. — Не бросай меня! — Он стоял со своей тростью посреди улицы. Его фигура тяжело и устало выделялась на фоне прохладного неба.

— Я вас не понимаю, — задыхаясь, крикнула Эллен, вернувшись к нему. — Моя мама на той стороне, и я хочу к ней. Ничто меня не удержит!

— Война, — сказал слепой, — теперь пассажирские пароходы редкость.

— Пассажирские пароходы редкость, — в отчаянии пробормотала Эллен и крепче ухватилась за его руку, — по один-то для меня найдется! — Она умоляюще таращилась в мокрый, сумрачный воздух. — Хоть один-то для меня найдется!

Там, где кончалась улица, начиналось небо. Две башни вынырнули, как пограничные будки на выходе из посольства.

— Огромное спасибо, — вежливо сказал слепой, пожал Эллен руку и сел на церковные ступени. Он поставил шляпу между колен, как ни в чем не бывало извлек ржавую губную гармонику из кармана пиджака и начал играть. Служка уже не первый год разрешал слепому играть, благо играл он так тихо и неумело, что казалось просто, будто ветер стонет в ветвях.

— Как мне теперь найти посольство? — крикнула Эллен. — Как мне отсюда поскорее найти консула?

Но слепому опять не было до нее никакого дела. Он прижался головой к колонне, отрешенно дул в свою ржавую губную гармонику и ничего больше не отвечал. Снова зарядил дождик.

— Эй, вы! — сказала Эллен и дернула его за пальто. Она вырвала жестяную игрушку у него из рук и положила ему на колени. Она уселась рядом с ним на холодные ступени и громко заговорила, обращаясь к нему:

— Что вы себе думали, как я найду консула, что вы только себе думали? Кто перевезет меня через море, если пароходов больше не будет? Кто меня перевезет на другую сторону?

Она гневно всхлипнула и стукнула слепого кулаком, но он не шелохнулся. Эллен встала перед ним, ошеломленная и оробевшая, и уставилась ему прямо в лицо. Он был невозмутим, как ступени, которые вели наверх.

Эллен нерешительно вошла в безлюдную церковь, до последней секунды подумывая, не повернуть ли назад. Ее охватило смирение, ей ненавистны были ее собственные шаги, нарушавшие церковную тишину. Она стянула с головы шапочку, и вновь надела, и крепче сжала в руках папку для рисования. Сконфуженно принялась разглядывать изображения святых в боковых приделах. Какому из этих святых у нее хватит духу пожаловаться на слепого?

С темным взглядом, с крестом в воздетой худой руке, стоя на сияющей вершине, к которой плыли желтые, молящие о спасении лица, ждал Франциск Ксаверий.[2] Эллен остановилась и задрала голову, но заметила, что святой смотрел куда-то вдаль, мимо нее. Напрасно пыталась она привлечь его взгляд к себе. Старинный художник изобразил все правильно.

— Не знаю, почему я пошла прямо к тебе, — сказала она, но далось это ей нелегко. Она никогда не понимала тех, которые с удовольствием ходили в церковь и рассказывали об этом блаженствуя, как о великом наслаждении. Нет, никакое это было не наслаждение. Скорее мучение, которое влекло за собой другие мучения. Как будто протягиваешь палец кому-то, кто хочет отхватить всю руку и еще гораздо больше. А молиться? Без этого Эллен с удовольствием обошлась бы. В прошлом году она училась нырять вниз головой, и это было похоже. Нужно было подняться на высокий мостик, чтобы нырнуть в самую глубину. А еще надо было решиться на прыжок, смириться с тем, что Франциск Ксаверий на тебя не смотрит, и еще — забыть о себе.

Но сейчас все должно было решиться. Эллен по-прежнему не знала, зачем она со своей просьбой обращается именно к этому святому, о котором в старинной книге было написано, что он объехал много чужих стран, но умер, когда открылась его взору та страна, о которой он страстно мечтал.

Она изо всех сил попыталась все ему объяснить. — Моя мама на той стороне, но она не может за меня отвечать, никто за меня не отвечает. Если бы ты мог… — Эллен замялась. — Если бы ты мог внушить кому-нибудь, чтобы он за меня поручился! Я бы тебя тоже не разочаровала, лишь бы только мне выбраться на свободу!

Святой как будто удивился. Эллен заметила, что не сказала напрямик то, что имела в виду. С усилием она отодвинула в сторону то, что отделяло ее от нее самой.

— То есть я бы тебя в любом случае не разочаровала — даже если я здесь останусь, даже если я слезами обольюсь!

Святой вроде бы опять удивился, и ей пришлось сделать еще шаг.

— То есть я бы не стала обливаться слезами. Я бы все равно пыталась ни в чем тебя не упрекать, даже если я не попаду на свободу.

И опять ничего — только немое удивление Франциска Ксаверия, и последняя дверь подалась.

— То есть я хотела сказать, я не знаю, что мне нужно сделать, чтобы попасть на свободу.

На глаза у Эллен навернулись слезы, но она чуяла, что в этом разговоре слезы не помогут.

— Прошу тебя: что бы ни случилось, помогай мне верить в то, что есть такое место, где вокруг синева. Помоги мне пройти по воде, даже если я останусь здесь.

Разговор со святым был окончен. Все двери стояли нараспашку.

— Возьмите меня в игру!

— Дуй отсюда, поняла?

— Возьмите меня в игру!

— Катись!

— Возьмите меня в игру!

— Мы не играем.

— А что вы делаете?

— Ждем.

— Ждете? Чего?