Министерство внутренних дел
Управление по делам иностранцев
Олд-Бейли, 10
Лондон
Глубокоуважаемый м-р Клэйтон-Хилл,
Я уже сообщал вам ранее об интересе, который проявляет «Сэнктьюэри Интернэшнл» к делу доктора Адама Кельно, находящегося сейчас в Брикстонской тюрьме. Наша организация, как правило, с большим подозрением относится к любым запросам о выдаче политических заключенных в коммунистические страны. Совершенно очевидно, что доктор Кельно — жертва политического преследования.
При ближайшем рассмотрении мы пришли к заключению, что обвинения, предъявленные доктору Кельно, представляются абсолютно необоснованными. Показания против него исходят исключительно от польских коммунистов или людей коммунистической ориентации.
Ни в одном случае никто из них не утверждает, что лично был свидетелем каких-бы то ни было проступков доктора Кельно. Их показания основаны на самых сомнительных слухах, которые никакой суд на Западе не признал бы доказательствами. Более того, польское правительство не смогло предъявить ни одного человека, который был бы жертвой предполагаемой жестокости доктора Кельно.
По нашему мнению, Польша не представила сколько-нибудь достаточного обоснования своих обвинений. Лица, которые могут свидетельствовать о мужественном поведении доктора Кельне в лагере «Ядвига», не имеют возможности приехать в Польшу, и этот человек ни при каких обстоятельствах не может рассчитывать на беспристрастный суд. Его выдача будет равносильна политическому убийству.
Во имя британского чувства справедливости «Сэнктьюэри Интернэшнл» ходатайствует об освобождении этого ни в чем не повинного человека.
С уважением, Роберт Хайсмит
«Хоббинс, Ньютон и Смидди»,
адвокаты
Чансери-Лейн, 32Б
Лондон
Заместителю государственного секретаря
Министерство внутренних дел
Управление по делам иностранцев
Олд-Бейли, 10
Лондон
Тема: Доктор Адам Кельно
Глубокоуважаемый м-р Клэйтон-Хилл,
По делу доктора Адама Кельно я имею удовольствие дополнительно представить Вам еще двадцать показаний бывших заключенных лагеря «Ядвига» в защиту нашего клиента.
Мы благодарны за предоставленную Вами отсрочку, которая позволила нам собрать более сотни показаний. Однако доктор Кельно вот уже более шести месяцев находится в тюрьме, хотя обоснованных обвинений против него нет.
Мы будем Вам признательны, если Вы сообщите, удовлетворяют ли Вас теперь собранные и представленные нами доказательства и можете ли Вы дать распоряжение об освобождении доктора Кельне, или же нам придется пойти на дальнейшие усилия и затраты.
Позвольте обратить Ваше внимание на постановление почетного трибунала, состоящего из представителей всех организаций «Свободной Польши», которое не только снимает с доктора Кельно все обвинения, но и объявляет его героем.
С уважением, Фирма «Хоббинс, Ньютон и Смидди»
В палате общин Роберт Хайсмит заручился поддержкой нескольких ее членов и давил на Министерство внутренних дел, добиваясь освобождения Кельно. Все громче звучали разговоры о том, что происходит явная несправедливость.
Однако Польша не менее громко выражала свое возмущение тем, что гнусный военный преступник еще не предан суду и находится под защитой Великобритании. С их точки зрения, это внутреннее дело Польши, и существующий договор обязывает Англию выдать его для предания суду.
В тот самый момент, когда казалось, что «Сэнктьюэри Интернэшнл» вот-вот удастся добиться перелома в ходе дела, польский следователь Натан Гольдмарк, находившийся в Англии и добивавшийся выдачи Кельно, разыскал еще одного неожиданного свидетеля.
Оксфорд, с его сотнями шпилей и башен, становился все ближе. Пассажиры начали доставать сумки с багажных полок, а сотрудник польской тайной полиции Натан Гольдмарк не отрывался от окна вагона.
По дороге из Лондона он прочитал, что Оксфорд возник еще в XII веке и за прошедшие столетия превратился в нынешнюю мозаику из тридцати одного колледжа с множеством соборов, больниц и разнообразных научных учреждений, разбросанных по извилистым улочкам, с протекающей через него необыкновенно романтичной речкой, с готической роскошью кессонных потолков и дышащими стариной четырехугольными двориками, с университетскими канцлерами и мастерами — главами колледжей, с преподавателями, студентами и хоровыми капеллами. История таких колледжей, как Магдалинский, Пембрукский и Олд-Соулз, насчитывала сотни лет, Наффилдского и Святой Екатерины — всего лишь десятки. И все это сопровождалось перечнем бессмертных имен, олицетворявших величие самой Англии.
Натан Гольдмарк нашел стоянку такси и протянул водителю листок бумаги, на котором было написано: «Рэдклиффский медицинский центр». Когда они тронулись, обгоняя поток велосипедистов и беззаботно прогуливающихся студентов, он, несмотря на холод и моросящий дождь, опустил стекло. На древней стене, мимо которой они ехали, было написано красной краской: «Иисус был голубой!»
В стерильном святилище медицинского центра его провели по длинному коридору мимо десятков лабораторий в крохотный неубранный кабинет доктора Марка Тесслара, который уже ждал его. —
— Пойдемте ко мне домой, — предложил Тесслар. — Там нам будет удобнее разговаривать.
Квартира Тесслара находилась всего в нескольких километрах от центра Оксфорда, но уже за городом — в переоборудованном под жилье монастыре Уитэмского аббатства. С первых же минут знакомства доктор Марк Тесслар и Натан Гольдмарк узнали друг в друге членов единственного в своем роде клуба, объединявшему тех немногих из числа польских евреев, кто пережил гитлеровский Холокост. Тесслар прошел через варшавское гетто, Майданек и концлагерь «Ядвига», Гольдмарк — через Дахау и Освенцим. Глубокие морщины и впалые глаза красноречиво говорили об их прошлом.
— Как вы меня разыскали, Гольдмарк? — спросил Тесслар.
— Через доктора Марию Вискову. Она сказала мне, что вы работаете в Оксфорде.
При упоминании имени Висковой на напряженном костлявом лице Тесслара появилась улыбка.
— А, через Марию… Когда вы ее видели в последний раз?
— Неделю назад.
— Как у нее дела?
— Ну, устроена она неплохо, но, как и все мы, пока еще только пытается сориентироваться в жизни. Понять, что произошло.
— Когда мы освободились и вернулись в Варшаву, я уговаривал ее уехать из Польши. Это не место для евреев. Это кладбище. Огромное пустое пространство, пахнущее смертью.
— Но вы все еще польский гражданин, доктор Тесслар.
— Нет. Я не намерен возвращаться. Никогда.
— Это будет большая потеря для еврейского сообщества.
— Какого там сообщества? Этой горсточки призраков, раскапывающих горы пепла?
— Теперь все будет иначе.
— Разве? Тогда почему они организовали для евреев отдельную секцию коммунистической партии? Я вам скажу почему. Потому что поляки не желают признать свою вину и не могут позволить себе выпустить из Польши тех евреев, кто еще остался. Вот почему! Здесь у нас много евреев. Им здесь нравится. Мы настоящие поляки. А такие люди, как вы, выполняют за них грязную работу. Вам приходится сохранять в Польше еврейское сообщество, чтобы оправдать свое существование. Вас просто используют. Но в конце концов вы поймете, что коммунисты относятся к нам ничуть не лучше, чем националисты перед войной. Внутри этой страны все мы — еврейские свиньи.
— А Мария Вискова? Она всю жизнь была коммунисткой.
— Она тоже прозреет, и очень скоро.
Гольдмарку очень хотелось переменить тему разговора. Нахмурившись, он курил сигарету за сигаретой. Чем дольше говорил Тесслар, тем больше он нервничал.
Марк Тесслар, слегка хромая, взял у вошедшей экономки поднос, поставил его на стол и разлил чай.
— Моя поездка в Оксфорд связана с доктором Кельно, — сказал Гольдмарк.
Услышав это имя, Тесслар встрепенулся:
— А что там с Кельно?
Гольдмарк чуть усмехнулся: он прекрасно понимал важность того, что собирался сообщить.
— Вы давно с ним знакомы?
— С тридцатого года, когда мы были студентами.
— Когда вы видели его в последний раз?
— Когда он уезжал из лагеря «Ядвига». Я слышал, что после войны он появился в Варшаве, а потом скрылся.
— Что бы вы сказали, узнав, что он в Англии?
— На свободе?
— Не совсем. Его держат в Брикстонской тюрьме. Мы пытаемся добиться его выдачи Польше. Вы же знаете, как обстоит дело с польскими фашистами здесь, в Англии. Из него сделали знаменитость. Им удалось привлечь к нему внимание самых высоких кругов, и теперь англичане тянут время. Вы хорошо знали его в «Ядвиге»?
