Его зовут Пран Натх Раздан. Пран Натх Раздан не думает о смерти. Базары могут опустеть, коридоры Томасонского госпиталя — принимать все новые десятки трупов — все это не будет иметь к нему никакого отношения. Ему пятнадцать, и мир его уютно очерчен стенами родного дома. Будучи единственным сыном выдающегося судебного адвоката пандита[18] Амара Натха Раздана, он со временем унаследует состояние из многих сотен тысяч рупий и в будущем станет владельцем крыши, на которой сейчас лежит, равно как и многих других двориков и садов, прохладных комнат с высокими потолками, комнат для прислуги и суперсовременного туалета в европейском стиле. Далее, за пределами дома, есть у его отца и другие дома, пара деревенек, фирма по производству обувной ваксы в Лахнау и доля в шелкопрядильном концерне. Когда бы он ни задумался о будущем, оно выглядит многообещающим.
Вздохнув, он смотрит на шатер из шелковой пижамы. Многообещающе. Ему приятно, что его все любят. Отец не хочет слышать о нем ни одного дурного слова. Слуги улыбаются, когда тащат наверх воду для его ванны. Когда тетки приезжают погостить, они так и норовят ущипнуть его за щеку и воркуют, как взволнованные голуби. Пран Натх! Такой красивый! Такой бледный! Совершенный кашмирец! Разве нет?
Пран Натх и впрямь хорош собой. Его волосы отливают медью. В глазах есть капля зелени. У него высокие и выступающие скулы, и на них, как на дорогом барабане, натянута кожа. Не коричневая и даже не пшеничная, а белая. Кожа Прана Натха — источник гордости для всех родных. Ее белизна совершенна. Это не тот отвратительный блеклый цвет с синими кляксами, который бывает у ангрези[19] только-что-с-корабля, а идеальный молочный тон, подобный мрамору, из которого ремесленники высекают затейливые перекрытия, там, у Таджганджа. Кашмирцы с гор всегда были светлокожими, но у Прана Натха — исключительный цвет лица. Это, кудахчут тетки, свидетельство превосходной фамильной крови.
А кровь имеет первостепенное значение. Разданы, как кашмирские пандиты, принадлежат к одной из высших и наиболее привилегированных каст Хиндустана. Пандиты известны по всей стране благодаря своей интеллигентности и культуре. Их часто приглашают на службу государственными министрами, и говорят, что именно кашмирский пандит положил на бумагу первые Веды. Семейный гуру Разданов может прочесть на память их многовековую родословную, начавшуюся раньше, чем мусульмане заполнили собой горную долину и пандитам пришлось уйти оттуда и поселиться на равнинах. Кровь, придающая жесткость бугру под пижамой Прана Натха, — кровь высшего качества.
Пран Натх на крыше не один. Чоли[20] на девочке-служанке задралась, оголяя полосу гладкой темной плоти и линию позвоночника. Она потеет, эта девочка, ее кожа блестит на солнце. Она держит метлу в руках и глубоко вдыхает запах сырого лука, наплывающий из спальни господина. Под застиранным хлопковым сари угадывается изгиб ягодиц, из-за которого Пран развязал пижаму. Боже, как ему хочется… поймать ее и завалить на подушки. Конечно, поднимется шум, но отец сможет все уладить. В конце концов, она всего лишь служанка. А он…
Гита не подозревает об опасности. Ее взгляд прикован к обезьянке, и думает она о том, что было бы, если бы обезьянка вдруг заговорила. А что, если ее прислал принц, чтобы присмотреть за Гитой? И она внезапно вырастет до невероятных размеров, посадит Гиту на мохнатое плечо и унесет во дворец, где будет свадьба с певцами и танцорами? Если принца нет, пусть обезьянка превратится в хорошенького мальчика, который приходит убираться к толстому аптекарю-бании. Если она не умеет менять обличья, тогда наверняка это говорящая обезьянка, которая сможет предсказать ей будущее. Ну а если обезьянка — не предсказательница, тогда она сделает еще что-нибудь, чтобы отвлечь Гиту от болей в спине, просто поможет ей, вместо того чтобы сидеть вот так, почесывая огненно-красный зад и раскатывая взад-вперед губы над отвратительными зубами. Гита выпрямляется и вытирает лоб рукой. Впереди еще столько работы.
Это что касается девочки Гиты. Что касается обезьяны, та не намерена менять обличье. Основной интерес у нее вызывает крепкий луковый запах, щекочущий ноздри. Лук съедобен. Обезьяна сидит на осыпающейся стене и искоса смотрит на тень за открытой дверью, пытаясь определить, опасна ли она.
Эта тень — горничная Анджали, которая пытается остаться незамеченной. Какая удача, что она пришла. Что-то подсказало ей, какая-то тяжесть в висках, что сегодня надо бы последить за дочкой. Полюбуйтесь только на этого грязного мальчишку! Она читает его мысли. Ну нет! Если хотя бы волосок упадет с головы маленькой Гиты, парень за это поплатится. И это не пустая угроза. Горничная Анджали знает кое-что о Пране Натхе Раздане. Она знает гораздо больше, чем он сам. Одно его прикосновение к девочке, и она все расскажет. И тогда…
Анджали выросла на краю пустыни, в доме ростовщика. Будучи на несколько лет старше его дочери, она стала ее служанкой, как только научилась заплетать волосы и обращаться с утюгом. Она видела, как молодая госпожа отошла от мира, и ухаживала за ней все то время, пока та безразлично лежала в кровати. Слуги поговаривали, что сумасшествие Амриты священно и приоткрывает завесу над иллюзорной природой мира. Некоторые женщины старались притронуться к ее одежде, когда приносили чай. Но Анджали была не из таких. Девушка путала ее. Пытаясь заставить Амриту выпить глоток воды или съесть пригоршню дала[21], она держалась как можно дальше от кровати, чтобы злые духи не перепрыгнули на нее с одержимого тела. Узнав, что ей предстоит сопровождать Амриту по пути в Агру, Анджали первым делом отправилась к хироманту, который велел ей остерегаться воды.
Возможно, этот совет ее спас. После наводнения выжили только она и двое носильщиков — по крайней мере, так они думали. В поисках других уцелевших они бродили по оврагу, пока не обнаружили разбойничью пещеру, возле которой сидела Амрита, одетая в рубашку-хаки и шорты. Тело англичанина они вытащили из грязи несколькими милями южнее. Нетрудно было догадаться, что произошло.
Амрита бормотала невнятные слова о деревьях и о воде. Анджали закутала ее в сари и привела в порядок, непрерывно твердя заговоры, чтобы оградиться от дурного глаза. В кармане рубашки нашелся непонятный документ с фотографией мертвого англичанина. Она сунула бумагу в свои юбки. Когда они наконец достигли Агры в вагоне третьего класса, Анджали, не теряя времени, рассказала шокирующую новость слугам нового господина. Ей было все ясно: девушка осквернила себя. Конечно же, ее отошлют прочь.
Пока что Амриту заперли в комнате наверху. Сам дядя совещался с братьями и кузенами. Затем один из них призвал Анджали и подарил ей серебряный браслет, украшение для носа и тяжелые серьги. Анджали поняла, что нужно держать язык за зубами. Родные нашли Амрите мужа и не потерпят никаких препятствий для брака. Если бы кто-нибудь спросил ее, Анджали сказала бы, что у этой пары плохая судьба. Она часто видела девушку обнаженной. Она хорошо изучила ее тело. У нее было родимое пятно на животе, прямо посередине, под грудью. Понятно, к чему это, шептала она садовнику-мали[22]. Невеста умрет молодой.
Женихом оказался очень серьезный молодой человек по имени Амар Натх, который недавно начал юридическую практику и был членом различных обществ, проповедовавших о пользе гигиены, традиций, чистоты культуры, а также обществ в защиту коров и ратовавших за соблюдение религиозных обычаев. Недавно он опубликовал статью в «Пионере»[23] по вопросам утраты кастовости из-за заграничных путешествий, резко критикуя саму идею ухода с индийской почвы.
Во время учебы у Амара Натха оставалось слишком мало времени на то, чтобы приобрести простейшие жизненные навыки. При первой встрече со своей невестой он выдавил из себя несколько слов, а затем уставился на собственные ботинки и смотрел на них до тех пор, пока спутники невесты не попросили прервать чаепитие. Амрита не сказала ничего. На ее лице играла тень странной, улыбки. Она была очень красива, и это помогло делу. Амар Натх был послушным сыном, а его пожилые родители беспокоились о том, что сын не проявляет интереса ни к чему, кроме книг и незыблемости национальных устоев. Они приняли объяснения ее дяди, и процесс сватовства продолжался как положено.
Благоприятный час был определен, и церемония совершена должным образом. Жрец правильно прочел мантры, улыбка невесты, пока ее украшали драгоценностями, была скромной и застенчивой. Сласти были розданы невероятному числу родственников, жених выглядел более или менее эффектно, когда прибыл во главе свадебной процессии. Одна только вещь категорически не понравилась Анджали: сапфиры в ожерелье невесты. Сапфиры — коварные камни, способные как отразить, так и усилить вредоносные лучи Сатурна.
