Ознакомительная версия.
А потом детство кончилось, дед умер, отец незаметно растворился в пространстве, Миша вырос, пришел к маме и сказал: я хочу поступать в военное.
Момент оказался не самый удачный: мама как раз поняла, что, пока ее супруг появлялся в доме редко, всем было хорошо, а с тех пор, как не появляется вообще, — стало еще лучше. Это открытие ее сильно воодушевило и в целом придало оптимизма. Мама готова была решать проблемы по мере поступления. Вот, явилась как раз проблема. Щас мы ее — сплеча.
Как воспитанный человек, мама сначала попросила Мишу объяснить, зачем ему военное училище. Потом ласково посоветовала не делать глупостей — ради нее хотя бы. А когда сочла, что дискуссия несколько затянулась, достала телефонную книжку и показала Мише несколько знакомых имен.
— Ты забыл, кажется, кто мой отец, — сказала она. — Я просто им позвоню и по-хорошему все объясню. Они не откажут хотя бы ради памяти твоего деда. Это тебе шуточки, а они-то помнят, как папа был в мирное время дважды ранен. Я не хочу тебя хоронить. Я позвоню, и они сделают так, что ты не поступишь никуда. Даже если сумеешь подать документы, тебя завалят на вступительных. Это будет унизительно для нас обоих, и ты потеряешь время… Но я так решила. Прости, сынок, но ты у меня один. Простишь?
Миша что-то невнятное промычал — в смысле «незабудунепрощу» и ушел на улицу. Выпил пива, разбил костяшки о чью-то голову, выпил еще пива, чудом сам не получил в пятак, выпил портвейна, наблевал в песочницу — в общем, провел время с толком и пользой. Очнулся он, когда понял, что сосед, такой же оболтус-старшеклассник, плачется ему в жилетку: хочет поступать в военное, а родители уперлись рогом… Дом ведомственный, проблемы у всех одинаковые. Только у соседа отец дослужился до подполковника — и видеть сына офицером не хочет, потому что «сейчас не армия, а жопа, я-то в ней до упора досижу, мне деваться некуда, а ты чего в жопе забыл?».
Назавтра, кое-как успокоив организм крепким чаем и заклеив руку пластырем, Миша достал из заначки телефонную книжку деда — с теми же знакомыми громкими именами. Сам того не зная, он в это утро ступил на стезю, которая заведет его очень далеко. Говоря профессионально, он раздобыл «контакты» и набрался смелости их «поднять».
Смелости понадобилось о-го-го сколько, но Миша себя заставил. Он видел проблему, и ему нужно было знать, как ее решать. Не знаешь как — найди того, кто объяснит. Тоже еще один системный шаг к будущей профессии, о чем он пока не подозревал.
Тихо обалдевая от собственной наглости, Миша вызвонил двоих очень занятых людей в погонах — и напросился зайти на пять минут.
— Ничего себе история! — сказал ему первый. — Парень, раз ты твердо решил чего-то добиться, никто тебя не остановит. Но… Видишь ли, если Татьяна позвонит, я окажусь в глупом положении. Потому что я и ее отлично понимаю!
— Не валяй дурака, — сказал второй. — Нам нужны порядочные ребята вроде тебя, но у них должен быть крепкий тыл. Их должны отпускать в армию если не с большой охотой, то уж точно без истерик и шантажа. Ничего, что я так прямо?.. Я Таньку еще во-от такой помню, другая бы поплакала и успокоилась, а эта не остановится ни перед чем, раз ей вступило в голову… Не знаю, может, ты готов сейчас с ней разругаться насмерть, это по молодости легко. Но поверь моему опыту, мужику нужны две вещи — Родина и мама. Родина — чтобы ее любить, а мама — чтобы тебя любили. Иначе и держаться в жизни не за что…
Вот этот, второй, его и убедил. Миша плюнул и стал готовиться на юридический. Доиграть за прадеда его неудавшуюся гражданскую судьбу.
Как нарочно, именно на юридическом Мишу поджидала засада — его и Ваню, двух здоровых спортивных парней, «двинутых» на военном деле и потому тусовавшихся вместе еще с абитуры. За ними долго наблюдали, а потом однажды подошли и позвали «зайти поговорить». Собеседование обернулось так, что Миша заскрипел зубами — обоих пригласили работать в антитеррор. Ваня думал над предложением целый день, просто для солидности и вообще на всякий случай. А Миша вежливо отказался. Соблазн был велик, но тогда у него появилась бы от матери тайна, а он не хотел врать и притворяться. Миша успел с мамой подружиться, наладить взаимопонимание, и это было очень важно. У него близких, кроме мамы, считай, и не осталось. Ему надо было кого-то любить помимо Родины.
Ваня, отработав несколько лет «неаттестованным сотрудником», стал офицером. Миша, случайно зайдя на телевидение, вдруг застрял там. А дальше все сплелось и перепуталось, чтобы выстроиться наконец в систему.
Юношеская увлеченность военным делом превратилась у Миши сначала в очень серьезное хобби, а потом — в образ жизни. Он достаточно «нахватался» смолоду, чтобы эти базовые навыки имело смысл развивать. Было желание — и были возможности. И Миша уже целенаправленно просил знакомых, чтобы ему преподавали конкретные вещи. Его всегда занимала «инженерка», и нашлись друзья, которые специализировались по военно-инженерной подготовке. Просил, чтобы дали серьезную «стрелковку», — да не вопрос. В двухтысячных годах это все было уже легко организовать. Нашлось множество учебно-практических пособий, которые можно потрогать и даже поковырять — и ему позволяли. Кое-что со словами: ты же, дурень, любопытный, ты все равно полезешь, ну так если полезешь, то делай хотя бы по уму…
А он и правда был любопытен. В первую очередь любопытен к людям — почему они такие, что в них особенного, как влияет на них профессия и так далее. И, конечно, чему можно у них научиться. Из этой тяги к знаниям выросла чудесная Мишина черта — оказалось, что он умеет легко заводить знакомства и, главное, без малейшего напряжения их поддерживать. Для него не существовало «нужных людей», это всегда были паритетные отношения.
Что характерно, у него, кроме Вани, не осталось друзей своего возраста. Весь остальной круг общения был старше — кто на пять лет, кто на семь, а кто и на пятнадцать. Мише так казалось гораздо интереснее. А чтобы в такой компании не теряться, он и себя волей-неволей подтягивал к ее уровню. Из-за постоянного взгляда «вверх и вперед», учебы на чужих ошибках и заимствования жизненного опыта Миша внутренне сам себя перерос. В двадцать с небольшим он знал достаточно для тридцатилетнего.
Естественно, все, что накопилось, он при первой же возможности пустил в работу. И угадал, да еще как угадал. Нашел-таки свое место.
«В телевизор» он пришел мальчиком на побегушках, администратором на площадке. Заводная, даже азартная работа для парня, из которого поперли организаторские способности. Прояви себя — не пожалеешь. Миша за несколько лет честно прошел все ступени. Начинал с простого: «Значит, утром ты должен приехать забрать аппаратуру, а потом проследить, чтобы вовремя привезли обед, или просто съездить в магазин и купить этот обед для людей». А закончил организацией тяжелых и специфичных съемок, с которыми не каждый справится: администратор Клименко оказался редким и нужным специалистом по контактам с силовыми ведомствами. Кого только оттуда не посылали, а Миша — приходил и убалтывал. А поскольку он ни разу при этом силовиков не подставил, его просили заходить еще. Координация с милицией, с военными, с ФСБ — это был его конек. Миша говорил с ними на одном языке. И не только говорил. Образно выражаясь, он был настроен с силовиками на одну волну — хотя бы в силу своего круга общения.
Сначала на него, конечно, смотрели недоверчиво (что за странный тип, вроде гражданский, а по-нашему мыслит и все верно понимает), но со временем отношения наладились.
У него появились тайны от мамы — Миша начал ездить в командировки туда, где стреляют, — но это уже не имело значения. Однажды он привез с Кавказа осколочную царапину, и снимала ему шов в Москве прелестная молодая женщина. Шов заинтересовал ее как врача (не иначе, самостоятельно на коленке зашивали), а пациент — чисто по-человечески (и охота вам голову под пули подставлять ради телевидения…). Миша объяснил, что он не свою подставляет, а больше чужие бережет. Так и познакомились.
К неполным тридцати годам Миша стал в своей области почти всемогущ, хотя и не подозревал об этом. Он мотался по съемкам, и впереди него бежала репутация — посыл, с которым ему давали все новые и новые «контакты»: этот парень не подставит. Ведь чего боятся силовики при общении с журналистско-киношной братией? Подлянки. Сейчас ты поможешь репортеру, а потом он тебя полным кретином выставит. Либо просто сдаст, либо такой сюжет забацает — хоть застрелись… А Клименко — компетентный и почти свой, потому что насчет него звонили свои люди.
По-настоящему своим Миша не станет никогда, но он и не со стороны «этих». Он приходит и говорит: здрасте, вам звонили, мне нужно то-то, чтобы снять то-то, давайте посмотрим, что мы можем придумать с вами вместе… И складывается впечатление, будто на самом деле он играет на стороне силовиков. А так и есть. Возможна ситуация, когда он придет со словами «мне надо договориться об этом и об этом», а потом вздохнет и скажет: мужики, если по-честному, — не соглашайтесь, найдите способ отбрехаться.
Ознакомительная версия.
