Новые и новые импульсы – стрелы посланий – картинки – идут в черноту космоса.
Пауза.
Нет ответа. Чернота звездного неба.
Большинство проблем, связанных с реабилитацией участников ликвидации Чернобыльской аварии, лежит вне пределов традиционных задач медицины.
Амиразян С.А. и др. Основные подходы к оценке трудоспособности ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС.
Упругой походкой, в футболке с развернутыми парусами на груди, в мягких вельветовых джинсах и кроссовках, Сергей целенаправленно, энергично движется по мостовой, бодро заходит в фойе своего института…
…и останавливается, остолбенев!
На столе со свекольно-красной скатертью и цветами – опять его фото! Опять перетянуто траурной лентой…
Сергей зашвыривает черную ленту в мусорку.
Быстро, целенаправленно идет по коридору.
Тамара Игоревна выходит из кабинета, замечает Сергея – ее глаза лезут на лоб! Оправляется, сглатывает, переводит дыхание и – к нему.
ТАМАРА ИГОРЕВНА: О, Сергей Владимирович! Как хорошо, что вы снова… (Давится, сглатывает.) Снова среди нас… здоровы! А мы тут вас как раз наметили (торжественным шепотом) в кандидаты в члены партии…
СЕРГЕЙ (не останавливаясь): Вычеркните из кандидатов…
У Тамары Игоревны глаза от удивления снова на лбу… Оправляется, сглатывает, переводит дыхание. Семенит за Сергеем, догоняет сбоку…
ТАМАРА ИГОРЕВНА: А мы еще вот думали вас в резерв молодых руководителей…
СЕРГЕЙ (не останавливаясь): Вычеркните из резерва…
У Тамары Игоревны глаза от удивления – на лбу. Оправляется, сглатывает, переводит дыхание. Семенит за Сергеем, догоняет…
ТАМАРА ИГОРЕВНА: Мы тут еще разговаривали недавно… Вас в льготную очередь на квартиру…
СЕРГЕЙ (не останавливаясь): Вычеркните из очереди… (Резко останавливается.) Мне кажется, вы от меня что-то хотите.
ТАМАРА ИГОРЕВНА (по инерции пролетает вперед, тормозит, разворачивается – скисает): Нам нужен еще один человек на прополку огурцов. Срочно. Разнарядка…
СЕРГЕЙ: Вычеркните из огурцов. (Продолжает движение вперед.)
ТАМАРА ИГОРЕВНА (смотрит вслед, шипит): Чернобылем прикрывается!
Сергей открывает свою лабораторию.
Рядом из канцелярии выходит Люба.
СЕРГЕЙ: Привет, Люба.
ЛЮБА: Э-э… (Глотает.) О-о… (Глотает.) А-а… Я-а… (Трясясь, пятится назад в дверь.)
Сергей ступает следом за ней в дверь канцелярии.
Люба забивается как можно дальше – за сейф, в угол.
СЕРГЕЙ: Примите мои соболезнования.
ЛЮБА (глаза выпученные): А-а… и-а… я… а-а… мы… думали… (Берет длинную линейку и, пугливо трясясь, пытаясь выдать это за шутливое кокетство, – тычет линейкой в грудь Сергея; линейка выгибается дугой.)
СЕРГЕЙ: Я жив. (Линейка с треском ломается.) Даже справка есть.
ЛЮБА: Ты… э-э… не-е… Говорили, ты… э-э…
СЕРГЕЙ: Хронический покойник?
ЛЮБА: Не-е… ну да-а… ты как-то хронически… э-э… Вроде…
СЕРГЕЙ (поднимает обломки линейки): Хронически живой? Говорят, это со временем само проходит.
ЛЮБА: А, вспомнила… (Еще дрожа, достает из сейфа конверт.)
Сергей, удивившись, берет… Люба сразу же отдергивает руку.
СЕРГЕЙ: Это еще что?
ЛЮБА: Да… Оттуда… Ты же просил…
СЕРГЕЙ (смотрит на конверт): А-а, «закладная»! С родной военной части! Я и забыл! А обо мне помнят! Вот что такое «вечная память героям»…
ЛЮБА (изумленно): Да там благодар… То есть я не открывала, конечно… (Густо краснеет.)
СЕРГЕЙ (не слушает, торжественно): Люба! Ты настоящий друг! (Делает шаг – поцеловать ее в щечку…)
Испуганная Люба втискивается в угол, в самый его низ, на корзину для мусора… которая под ней с треском ломается.
СЕРГЕЙ: Ну, тогда в следующий раз! (Посылает Любе в угол воздушный поцелуй и выходит.)
Люба – вмиг, как пружина, – к телефонному аппарату.
ЛЮБА: Слушай, уже второй раз… Ни радиация – ни медицина… Да, хронически! ЖИВОЙ!
Сергей заходит с письмом в лабораторию.
Смотрит в угол, на мусорное ведро. Выбросить?
Поглядывает на стены… Повесить?
Сергей берет с полки спички, чиркает – и небрежно, так и не открыв, бросает конверт с подожженным углом в вытяжной шкаф, на керамическую подставку. Щелкает выключателем тяги, ее мотор, с визгом набрав обороты, начинает гудеть ровно. Пламя разгорается.
Сергей ходит рядом, собирая все необходимое для эксперимента, отблески пламени играют на его веселом лице. Щелкает тумблерами прибора, похожего на шкаф…
Конверт почернел, съежился, сгорел весь, – и в кольце пламени догорает листочек письма. Последними на бумаге исчезают, чернеют слова «…объявлена благодарность. Командир в/ч… Начальник штаба…».
Музей Советской армии. Под потолком зала – надпись:
МЕСТО ПОДВИГА – ЧЕРНОБЫЛЬ
А вся стена ниже покрыта полностью фото, документами… Это перенасыщенное месиво – какая-то безжизненная информационная труха! – тщетная попытка выразить Чернобыль «числом», количеством, – но не пониманием…
В глаз бросается «казенное» фото из личного дела Сергея.
Рядом, тоже под стеклом, – небольшой листок, вырванный из блокнота:
Командиру в/ч 45797
РАСПИСКА
Я, л-т Швайко, 15.08.86. поехал в разведку по маршруту «Кольцо вокруг АЭС» <несколько букв не видно из-за блеска>овольно.
Лейтенант Подпись Швайко 16.08.86.
На химическом лабораторном столе – колба с прозрачным раствором «№ 1», припавшая пылью. Сергей решительно вытирает ее, добавляет несколько капель прозрачного раствора из стеклянной трубочки-пипетки, и в колбе несколько секунд – пока, смешиваясь, реагируют две жидкости – висит ярко-красное «облако»… По цвету – точнехонько мякоть арбуза!
СЕРГЕЙ (счастливо): Как я раньше до этого не додумался! Несколько капель! И все! Как я не догадался!
В прозрачное стекло кюветы вливается раствор… Щелкает большой черный «клюв»-переключатель на панели прибора – в положение «РАБОТА»… Поднимаются стрелки измерительных приборов… Перо самописца начинает выписывать плавную линию, похожую на музыкальную гамму…
Сергей выполняет операции – умело, ловко движется между колбой, прибором, самописцем, – и ритмы движений – юноши, стрелок приборов, пера самописца – сливаются с ритмом музыки из поцарапанного радиоприемника на столе… Хит 1986 года – «You can win if you want!».
И юноша начинает танцевать. Необычные, грациозные, полные силы и гармонии движения – среди гармонии организованной, подвластной материи, которой он руководит в ходе своего (наконец-то!) удачного эксперимента…
А тем временем Элмс в кафе встречается с Оксаной. Проявив незаурядные журналистские способности, он таки разыскал ее. И она согласилась увидеться – почему бы и нет? Что, разве у нее кто-то есть?
Сергей работает.
Отлаженный ритм работы: перо самописца выписывает одну гармоничную линию за другой, как музыкальные гаммы, – и он еще не знает, в какую симфонию этот опус-эксперимент выльется, только предчувствует – и это волнует, пронзает, наполняет силой, радостью жизни… Добавляет капли – за стеклом на миг возникает яркий цвет сочного, спелого арбуза, – еще один раствор гаммы, где каждый следующий – чуть-чуть, «на капельку» (буквально), на ноту – отличный от другого… Совсем не думает о том, что нового, важного узнает он о вселенной за стеклом колбы, – потом, когда сведет все данные – кривые самописца, составы растворов, параметры прибора, как партии отдельных инструментов – в одну партитуру, а ее – в одну пронзительно-четкую диаграмму, в красивую статью, полезное изобретение – в понимание чего-то, чего до него еще никто не знал… И это предчувствие все более близкого достижения, гармонии, взлета и есть само наивысшая гармония, достижение, взлет – аккорд тела, духа, мира, ради которого и живешь… Сергей работает… Танцует…
Элмс, увлекшись разговором (неосторожно, а может, совсем не случайно), кладет руку на изгиб локтя Оксаны…
…У него студенистые, как у геккона, пальцы-присоски…
…Миг – и Оксана пружинисто, освобожденно шагает по тротуару.
Сергей стремительно выходит из лаборатории. Сталкивается с лаборантом в белом халате.
ЛАБОРАНТ (таращится): Ты опять жив?! (Глотает, выдавливает.) Как… здоровье?
